— Мне очень приятно, что вы так рады нашему возвращению, хотя для этой радости нет особенных причин. Я виноват в разрушении туне….

— Извините, — прервал его стюарт, — сейчас не время для долгих речей. Вас ждут снаружи!

Я наконец поняла, этот спектакль продуман от начала и до конца, и наш экспромт никому не интересен. Мы с Вилли не нужны керинчанам. Они просто выполняют приказы. От этих мыслей мне расхотелось выходить из самолёта.

— Алла, Вилли вас очень ждут! — повторил стюарт.

— Где коньки? — громко спросил меня Вилли.

Я залезла в нашу сумку, но почему-то ничего не смогла найти.

Мне казалось, что пассажиры еле сдерживают смех. Кто им дал право издеваться над нами? Неужели родина встречает нас так жестоко! Я аккуратно перерывала сумку, но коньков нигде не было. Они же большие! Или я их забыла в РиаРаджи?

Вилли не выдержал, вырвал у меня сумку и прямо при всех выбросил все ее содержимое на пол.

Кофты, зимние пальто, носки, — все вылетело как будто на сцену перед насмехающимися над нами пассажирами. Какой стыд! Как же глупо мы выглядим!

И почему никто не выходит из салона? Все летели с нами, чтобы посмеяться над неудачниками? Ну, спасибо Кэрн! Очень порадовали. Я с трудом сдерживала обиду.

Наконец из сумки выпали две пары коньков: белые и черные.

Какое счастье! Наши любимые коньки! Мы дома! Среди родных снежинок и сугробов.

Меня больше не интересовали насмешки пассажиров. Можно жить и в уединении, главное мы вернулись. Как только мы покинули родину два года назад, сердце защемило. И это неприятное чувство не покидало меня даже во время романтических вечеров с мужем, когда он целовал меня, пел романсы, говорил нежные слова. Но боль утраты где-то там вдалеке постоянно свербила меня. А сейчас она отпустила, исчезла, растворилась. Только здесь на родине я чувствовала лёгкость, радость, свободу! И что бы не случилось, я больше никогда не покину ее!

Пока я размышляла, Вилли ждал меня в коньках и в теплом черном пальто. Он помог мне надеть розовую шубу и белые коньки.

Пассажиры следили за каждым нашим движением. Мы вроде не великие артисты! И почему все сидят, а мы должны выходить первыми. А вот мы обидемся и останемся в самолёте!

— Не пойду! — заявила я, пришло время показать характер.

— Алла, ты не хочешь увидеть снежинки? — изумился Вилли, — чем вызвал взрыв смеха.

Это обидело меня ещё сильнее.

— Я выйду самая последняя! — заявила я тоном, не терпящим возражений.

Вилли никак не ожидал такого поведения. Он растерянно смотрел то на меня, то на пассажиров. Керинчане переглядывались.

Стюарт покраснел.

— Алла, вас никто не хотел обидеть! Пойдёмте! — уговаривал он, — вас ждут!

— Кто нас ждёт? — строго спросила его я и села. Мне мгновенно стало жарко, но я решила не сдаваться. Хватит игр! Мы виноваты, но я не позволю никому смеяться над нами.

— Я не могу сказать кто… это сюрприз!

— Тогда пусть этот кто-то войдёт прямо сюда!

В этот момент дверь салона распахнулась, и перед нами предстал президент Кернии.

Увидев его, керинчане затаили дыхание.

На нем не было коньков и теплого пальто. Только белая рубашка и лёгкие синие брюки со стрелками.

Он смотрел только на нас, словно больше никого не существовало. Какие добрые глаза! Как можно обижаться на него? Пусть делает нам любые сюрпризы. Главное пусть продолжает смотреть на нас этим волшебным чарующим взглядом, и тогда все наши невзгоды станут смешными.

— Пойдёмте! — тихо сказал он нам, — какое счастье, что вы снова дома!

Мы вышли из самолёта…

Я чуть не потеряла сознание от того, что увидела. Вместо ледяных снежинок повсюду летали птицы и сладко что-то напевали. Золотые бабочки кружились над нами. А на земле вместо белого покрывала росла разноцветная трава. А деревья….откуда у нас деревья? Деревья были покрыты крохотными голубыми листочками и розовыми цветами. Нет! Это не Керния! Мы сошли с ума! Или только я одна? Может это сон?

— Алла! — ласково ответил Кэрн, как будто прочитав мои мысли, — это не сон! Наша Керния немного изменилась! Вам нравится?

Вилли оглядывался вокруг, у него, похоже, не было слов. А у меня были!

— Где наши снежинки! — закричала я, — я так ждала их! Так мечтала!

Кэрн посмотрел на меня с такой нежностью, что мне стало стало стыдно за свое поведение. Если в Кернии по какой-то причине поменялся климат, то причем здесь он?

И зачем мне снежинки и холод, когда вокруг поют птицы, цветут цветы, наполняя мир, волшебными ароматами.

— Простите меня, Кэрн, — сказала я, немного покраснев, — вы не в ответе за погоду! И нам уж точно ничего не должны после того, что мы сделали….

— Нет, Алла, — перебил меня Кэрн, — в том, что ты видишь вокруг виноват именно я.

Мы изумлённо смотрели на Кэрна. А он только загадочно улыбался и ничего не объяснял нам.

Вдруг откуда-то из-за ствола золотого дерева появился Лутте. Как же давно мы не видели его смеющуюся физиономию.

— Ну, вот и прибыли герои моей поэмы. А то я уже совсем вас заждался.

Он хотел обнять меня, но увидев суровый взгляд Вилли, резко остановился.

— Как же я соскучился, — продолжал причитать Лутте, — без вас я разучился делать открытия! Вы не представляете, как много керинчанок пытались меня утешить, говорили мне: "Забудь их, не страдай! Они поймут, что не правы и вернутся. Но даже моя любимая Назидочка не справилась, она посмеялась над моей печалью. Представляете? Сказала, что если вы не вернётесь в Кернию, она ни одной слезинки не прольет! Я после этого не могу ее видеть! Она погубила мою душу, разорвала бедное сердце ученого на части!

Как же неприятно было все это слышать, но я держалась, чтобы не разрыдаться. Не очень то по-доброму нас встречает родина. Вилли вдруг побледнел, подошёл ближе к Кэрну, аккуратно опустился на колени, чтобы не упасть в коньках и тихо сказал:

— Накажите меня! Я преступник! Публично накажите, чтобы другим неповадно было делать, то что сделал я.

Кэрн ошарашенно смотрел на него. А я подошла к мужу и встала на колени рядом с ним:

— Я тоже преступница, Кэрн!

— Не надо, Алла, — прошептал Вилли, — ты ни в чем не виновата! Ты должна жить!

Лутте захохотал от души:

— Вы сбежали из Кернии, а сами в душе мечтали о великом и прекрасном наказании, но никто не рвался преследовать вас! И тогда Вилли отправляется из Сокко в Риараджи, может так скорее накажут, но нет опять облом! И вот он не выдерживает, хватает Аллу и мчится в Кернию получить заветное наказание. А тут его тоже никто не наказывает, и тогда он падает на колени и слёзно просит: "Ну, помогите мне уже, а то я такой несчастный ненаказанный!"

Кэрн наконец пришел в себя и строго посмотрел на нас обоих:

— Встаньте! И пообещайте мне больше никогда себя не унижать!

Теперь я по-настоящему испугалась. Лучше бы он убил нас сразу, чем этот суровый взгляд. Ноги в коньках нас не слушались, руки дрожали, но мы очень быстро поднялись.

— Снимите, пожалуйста, коньки и куртки! — продолжал Кэрн, немного смягчившись.

Мы, не задумываясь, выполнили его команду. Куртки бросили прямо на траву, сняли коньки и остались стоять босиком, ожидая его следующих указаний. Он дотронулся до руки Вилли, и тот замер с блаженной улыбкой на лице.

— Что с ним? — взволнованно спросила я.

— Все в порядке! — спокойным ласковым голосом ответил Кэрн, — ему нужно немного расслабиться.

Кэрн отпустил его руку и дотронулся до моей. Это было необыкновенное ощущение. Мягкое приятное тепло окутывало мою ладонь. Никогда не испытывала ничего подобного. Мне казалось, ещё мгновение, и я взлечу от счастья. Что он с нами делает? Проводит какие-то эксперименты?

— Это не совсем эксперименты, — ответил Кэрн, словно опять угадав мои мысли.

Он убрал руку, и мне даже стало немного грустно без его волшебного тепла.

— Вы просите наказания, но почему вы считаете, что именно я имею право судить вас?