В просторной гриднице владетелей расставили длинные столы, собрав на прощальный пир едва ли не всю общину. Охотники и зажиточный люд заняли лавки, а те, кто попроще – толпились у входа в терем и улице, рассевшись на резных скамьях. Раскрасневшиеся девки таскали с кухни пироги и наливки, не обделяя куском ни сидевших, ни стоявших гостей.

Дружина провожала Горисвета хмельными песнями, мужики хлопали его по спине, забыв на этот вечер про опаску. Горисвет, вопреки обыкновению, улыбался – видать, дальняя дорога будоражила кровь, заставляла сердце биться чаще. На медовуху он не налегал, в отличие от товарищей. На следующее утро нужно было отправляться в путь, а с тяжелой головой дорога через Лютый лес была еще опаснее.

Златка все печалилась, пусть и старалась это скрыть. Вымученно улыбалась соседкам, которые вились вокруг нее, поднимали чарки с квасом и наливками, поздравляли с помолвкой. Замужние подмигивали, ободряли, те, кто пока оставался в девичестве − украдкой утирали слезы. Далеко не каждой суждено выйти замуж по любви, но что поделать. Всем охота, да не всем дано.

Белослава сидела во главе стола, в одиночестве. Ратибор в минувшую ночь, как назло, захворал. Обещал набраться сил и выйти к столу, проводить путников в дорогу. Змеевик, камень души владетельницы Лебедей, светло-зеленый, необычного для камня цвета, тускло поблескивал в свете свечей.  Все так же одетая в черное, она слабо улыбалась подходящим выразить скорбь женщинам.

Застолье становилось все веселей, народ шумел, шутил, смеялся. Несколько мужиков раздобыли музыкальные инструменты, и теперь наигрывали веселый мотив. Полотнища с изображением лебедей – символом рода – развешанные на стенах, колыхал летний ветер, гуляющий по гриднице. Проникал сквозь приоткрытые окна, тянулся от них к дверям и обратно, провожая снующих туда-сюда людей. Кроме ветра, в окошко заглядывали и мальчишки – любопытство заставило их сбежать из-под надзора старших.

В общине давно не было праздников, народ будто чуял надвигающуюся угрозу, был хмур и сдержан. Теперь же морок возможной войны таял, и народ радовался от всей души. Каждый надеялся, что и невольную спасительницу ждет впереди счастье. Златку народ любил так же, как и сестру, если не больше. Белослава – владетельница, белый лебедь, красивый, но не близкий простому народу. На нее смотрели как на символ, верную опору мужу, главе рода. Владетели не чурались простого люда, но всяко были зажиточней, серьезней, и у них была власть – сила, которую просто так не перешагнуть. Они вершили суд, разрешали споры, распределяли, кому в какой год где сеять. Им подчинялась дружина, служила челядь.

Златка же часто проводила время с девушками общины, пела с ними песни, вплетала вместе со всеми в косы разноцветные ленты, танцевала на летнем лугу. На Купалу Златка прыгала через костры и гадала на суженого, в то время как владетели сидели поодаль, на деревянном помосте. Белослава – с ярко-красным, крупным цветком в волосах. Уже не первый год ей удавалось найти в лесу это чудо – цветок папоротника. Никто не знал, как ей это удается, и она никому не рассказывала, даже сестре.

Теперь же Златка своим супружеством должна была скрепить мир, которого жаждала община. И люди веселились, полные надежд. Чем больше лилось в чарки медовухи, тем больше каждый верил в счастливый исход и для себя, и для невесты.

В разгар веселья в гридницу вошел Ратибор. Сначала его появление не заметили, разгоряченные хмелем и песнями. Владетель был слаб, неровной походкой он добрался до своего места во главе стола. Белослава участливо наполнила его кубок, склонилась к лицу, что-то тихо спросила. Ратибор будто ее не видел. Покрасневшие глаза бегали по залу, ни на ком не задерживаясь, борода и волосы – всклокочены, губы беспрестанно шевелились. Ратибор словно спорил с невидимым собеседником, при этом не издавая ни звука. Крупный гранат, удивительно правильной формы, будто с огранкой, подрагивал в ямке над ключицей.

Постепенно народ заметил, что с владетелем творится неладное. Утихали  разговоры и смех, люди толкали друг друга локтями, кивая в сторону владетелей. Бабы перешептывались, музыканты перестали играть. Один мужик не донес ложку до рта, так и застыл, вытаращив глаза. Наступила полная тишина. Белослава, заметив косые взгляды, поднялась, подхватила мужа под руку и мягко попыталась увести.

И тут в Ратибора будто вселился бес. Он резко вскочил, оттолкнул жену, зарычал, размахнулся и стукнул обеими кулаками по столу. Кубки опрокинулись, снедь полетела на пол. Белослава, едва устоявшая на ногах, тонко вскрикнула. Ратибор продолжал сметать все со стола, воя, повизгивая, сопя. На губах выступила белая пена, марая бороду. Глаза владетеля налились кровью, из них исчезли остатки разума. Женщины заголосили, в зале поднялся переполох.

− Дружина, что стоите, как столбы! Сделайте что-нибудь, уведите! – Белослава пыталась удержать мужа, но куда там – он стряхнул с себя ее руки, как пушинку.

Наклонил голову, словно бык, сверля красными глазами опешивших людей. И впрямь застывшие было дружинники очнулись, скрутили беснующегося Ратибора, потащили в опочивальню.

− Простите моего мужа. Прошу остаться тех, кто может помочь… Остальные − идите по домам с миром. – Белослава коротко кивнула и поспешила за дружиной.

Народ шумел, чесал в затылках и расходиться не спешил.

− Баста! – звучный, пусть и заикающийся, голос Горисвета раскатился по зале. – Захворал владетель, вот диво! К-кликните баб, что в знахарстве ведают, раз уж к-колдунья наша пропала, и нечего зря языками ч-чесать.

К нему прислушались. Женщины продолжали суетиться, но уже по делу: обсуждали, кто и как может помочь больному. Народ стал расходиться. Горисвет почувствовал робкое прикосновение к локтю, обернулся и увидел стоявшую позади Златку.

− Что теперь будет? – девушка кусала губы. − Наше… путешествие откладывается?

− Отчего ж? З-завтра с утра тронемся в путь, как и собирались. Ратибору ни я, ни ты не поможем, а вот свои обязанности, − Горисвет слегка поморщился, − надо выполнять. Будь г-готова к рассвету, Златка. И не бойся, − голос его потеплел, − сам не т-трону и в обиду не дам.

Златка улыбнулась, но улыбка вышла кривой и совсем безрадостной.

***

Ведьма пробиралась через Лютый лес. Котомка за спиной оттягивала плечи – Ведьма взяла в дорогу весь свой скарб, нехитрый, но и не легкий. Она бы с радостью оставила половину в избе – но тогда ей могло не хватить чего-то для чар, а колдовать придется еще немало. И сейчас, пробираясь по сумрачным тропинкам Лютого леса, она нет-нет да нагибалась, чтобы сорвать вороний глаз, собирала с кустов волчью ягоду, осторожно срезала дурман, бледные цветы белены и листья болиголова. В Лютом лесу росло (и жило) много всего, подходящего для злых чар. Если бы Ведьма не знала нужных заклинаний, она бы не прошла далеко. Обычно Лютый лес сам выбирал, куда вести путника.

Во время ритуала что-то пошло не так. Она не знала, что именно, но чувствовала, что натворила бед. Ведьма не сомневалась, что все сделала правильно, но не ощущала, что тот, кого она собиралась защитить, вне опасности. Напротив: само ее нутро будто переворачивалось, скрючивалось, ныло о том, что все стало еще хуже прежнего. Ведьма надеялась, что еще не поздно все исправить. Она знала, что скоро через лес поедут двое, поедут туда, откуда она сбежала, израненная, чуть живая.

Тогда ее звали Весенией. Люди и сейчас называли ее так, но сама она отреклась от имени, в тот миг, когда уничтожила свой камень души. О, как он был прекрасен!

Черный опал, внутри которого огненными всполохами сияли все цвета радуги. Мать Ведьмы расплакалась, когда увидела, что предназначено ее дитя. И от гордости, и от испуга за судьбу дочери. Мать Ведьмы была сильной колдуньей, как и ее мать, и мать ее матери – женщины-прародительницы Ведьмы славились колдовством, и владетели Стерхов держали их подле себя. Поговаривали, что прабабка Ведьмы помогала в изучении некромантии самому Огнеяру, тому, кто развязал кровопролитную войну с родом Лебедей. К моменту рождения Ведьмы о запретном ремесле уже не говорили, а если вспоминали, то шепотом, с оглядкой. Впрочем, это не мешало Ведьме изучать старые книги, оставшиеся от прабабки. Сама она магией смерти не научилась – уяснила, что все, кто связываются с этим гнилым делом, заканчивают плохо. Позже, после всего, что с ней в итоге произошло, Ведьма зло посмеивалась над своей осторожностью. Как оказалось, боялась не того…