– Лиз… Ты… – Коля кладет ладонь на свой пах и поправляет мгновенно вздыбившийся член.

– Тебе это нужно, чтобы отпустить меня в отпуск? – Развернувшись к стене, прогибаюсь в пояснице и встаю на носочки.

Идеальная поза. Знаю. С любовью не повезло, так хоть учитель был хороший. Трахал и обучал на совесть.

– Лиза, ты не так поняла…

Кравцов не прикасается, но я кожей чувствую, как его взгляд скользит по кружеву чулок.

– Давай, трахай. Только резинку не забудь, а то после твоей жены и комплекта любовниц что угодно можно подхватить.

– Черт, Градская! – хрипит Коля и силой поворачивает меня к себе лицом.

– Если хочешь минет, то забудь. В презервативе не люблю. А без него в рот брать не стану.

Наверное, уже нужно остановиться. Но слишком много мужчин сегодня сделали мне «приятно».

– Да пойми ты, не мог я отправить их к Савойскому. Он же накосячит, будем потом бегать исправлять и извиняться.

– Я сыну море обещала! Мы чемоданы купили. И все видео, какие были в интернете, пересмотрели.

– Ну хочешь, я вам экскурсию на яхте по Финскому заливу устрою? Ты, я, Глеб, и больше никого. – Коля умоляюще смотрит в глаза.

Пару лет назад, когда он только купил нашу клинику, это сработало. Сейчас я слишком хорошо знаю цену такого взгляда.

– Хочу просто я и Глеб. Без «ты». И не по Финскому заливу, а по морю.

Кравцов тяжело вздыхает и опускается в кресло для посетителей.

– Тебе когда-нибудь говорили, что ты язва? – Он смотрит исподлобья. Серьезно, хмуро.

А меня смех разбирает.

При Шаталове так и не рассмеялась. А сейчас покатываюсь. До слез, до боли в щеках. Истерично и громко.

– Я сказал что-то смешное? – с обидой, как большой расстроенный мальчик, произносит Кравцов.

Сейчас он кажется моложе моего сына. Тот лет в пять перестал корчить подобные фальшивые гримасы.

– Язва… – отсмеявшись, говорю я. – Ты спросил, называли ли меня так.

– И?..

– Девять лет назад. Отец моего сына.

Пожалуй, Шаталова сегодня чересчур много. Такого количества напоминаний хватило бы еще лет на девять. Жаль, у памяти не существует стоп-слова.

– Наверное, он был очень проницательным, если в твои… – Что-то отсчитывая, Коля загибает пальцы. – В твои девятнадцать рассмотрел потенциал.

– Был. Проницательным, – произношу по словам. И усилием воли заставляю себя выключить режим истеричной бабенки.

Мучаешься, рожаешь, не спишь по ночам, а он вылитый папа.

После ухода Кравцова я больше ничего не жду. Записная книжка летит в сумочку. Спустя минуту туда же отправляются ключи от кабинета. Пока иду по коридору, весь мой мир сжимается до прямоугольника мобильного телефона.

Считается, что самая сильная зависимость – героиновая. Наверняка исследование проводили мужчины. Как обычно на коленке, с заранее заготовленным результатом. И даже близко не представляя, что такое зависимость матери от голоса сына.

К счастью, долго ждать своей «дозы» мне не приходится. Глеб снимает трубку после второго гудка, и сердце вздрагивает, когда в динамике раздается любимый, немного расстроенный голос.

– Мам, ты опять задержалась? – произносит сын с тяжелым вздохом.

– Прости, родной. Я не планировала. Так… вышло.

– Как всегда…

Слышится еще один вздох, и я до боли закусываю губу. Мой мальчик такой серьезный, будто не мне двадцать восемь, а ему.

– Давай я поговорю с твоим начальником, чтобы он тебя больше не задерживал?

Глеб предлагает это не в первый раз, но глаза все равно становятся влажными.

До шести лет он обещал вырасти и расправиться со всеми моими начальниками. Сейчас дорос до «поговорить».

Восьмилетний защитник. Настоящий мужчина. Причем особой породы, элитной. Ничего общего со всякими Савойскими, Кравцовыми и прочими носителями первичного полового признака.

– Обязательно поговоришь. Вот уволюсь, и мы вместе выскажем моему начальству все, что о нем думаем.

– Все-то ты обещаешь! – хмыкает Глеб. – Ладно. Скажи, тебя ждать или идти на ужин к тете Лене? Когда забирала меня из школы, она сказала, что планирует готовить котлеты.

– И ты до сих пор не сбежал за своей порцией? – Я сажусь в машину и завожу двигатель.

Как ни странно, разговор о молодой соседке и ее котлетах заставляет улыбаться. Лена даже для жениха никогда не выготавливала. А для Глеба согласна часами стоять у плиты или искать в интернете необычные рецепты.

– Я пельмени в морозилке видел. Приедешь, и вместе приготовим, – обрубает этот молодой альфа-самец. Коротко и четко.

Почти как другой альфа полчаса назад в моем кабинете.

– Если хочешь, можем заказать пиццу.

Не так часто я предлагаю сыну подобную альтернативу, но сегодня особый день. Все планы и спокойная работа уже полетели в тартарары. Здоровое питание – последнее, за что стоит держаться.

– Я хочу, чтобы ты поскорее приехала, – твердо говорит Глеб. – Пельменей хватит, – припечатывает он.

От последней фразы улыбка расплывается по лицу от уха до уха. Не возникает и мысли о том, чтобы поспорить. На душе мгновенно становится легче.

Мой собственный наркотик лечит лучше любых лекарств. Восемь лет назад и представить не могла, что маленький орущий сверток может давать столько энергии. Разрывалась между детской кроваткой и столом с конспектами.

А сейчас, не думая больше ни о какой доставке, давлю в пол педаль газа и улыбаюсь так, словно не было сегодня никаких встреч и нет проблем.

На дорогу уходит минут двадцать. Меньше, чем обычно. Час пик закончился, как раз когда ко мне в кабинет заявился Кравцов. Но записывать это в разряд смягчающих обстоятельств нет никакого желания.

С желаниями вообще туго – припарковать машину и обнять своего мальчика.

К сожалению, возле дома с первым пунктом выходит затык. Мое обычное место занято незнакомым черным БМВ. Какой-то гость или залетный гастролер, не представляющий, как трудно местным жителям найти свободное местечко поздним вечером.

Приходится парковаться в дальней части двора. После сегодняшних неприятностей это капля в море. На злость не хватает сил. Однако я все же нахожу в сумочке чистый лист. Вывожу на нем: «В следующий раз пробью шины» – и выбираюсь, наконец, из салона в промозглую питерскую осень.

Дальше как в гонке с препятствиями. Сотня метров через разбитый асфальт и поребрики до БМВ, чтобы оставить под дворниками записку. Потом резкий поворот к парадной. И короткий забег по лестнице, чтобы не ждать лифт.

Останавливаюсь я лишь у двери квартиры. Сердце бухает, будто неслась не домой, а от кого-то. В мыслях бардак. А на губах все та же улыбка.

Замок открываю тихо, чтобы сделать сюрприз. Но главный мужчина моей жизни оказывается у порога быстрее, чем распахивается дверь.

– Мама! – Руки сына обвивают талию.

И ладони тут же ложатся на его плечи. Совпадаем идеально. Как две части одного целого.

– Еще раз прости, что я так поздно.

Глеб высокий. Намного выше своих сверстников. Но все равно присаживаюсь на корточки и обнимаю его крепче.

– Ты уже извинялась.

Мой мальчик отстраняется. Задумчиво смотрит в глаза. И, протянув руку, вдруг делает то, чего раньше никогда не делал. Заправляет мне за ухо выбившуюся прядь.

Обычное движение. Только забота, никакой ласки. Но второй раз за день земля уходит из-под ног.

Все дорогу я клялась не вспоминать Шаталова. Не думать о нашей встрече и не мучиться вопросами. «Это просто случайность. Совпадение, почти как с двойниками», – сочинила для себя оправдание.

Однако сейчас… Мочка уха горит, как заклейменная. По голове гладят руки сына. А перед глазами стоит Шаталов, его отец. Не такой, как сегодня. Прежняя версия.

Пугающий до дрожи. Слишком взрослый для девятнадцатилетней девчонки. Слишком искушенный и сложный. Но любимый настолько, что я готова была ради него на все.