Нериль повезло. Она была среди тех, кто остался. За пятнадцать лет она хорошо изучила даргов и сейчас была уверена: этот настырный чужак никак не сможет проверить ее слова.

Обсидиановый клан был единственным, кто отказался следовать мирному договору. Его драконы продолжили похищать женщин и разорять людские селения. За это император их наказал. Запер на землях клана, в Латгейре. По всей Ламаррии они считались преступниками. И продолжали творить беззаконие, но уже на своей территории.

– И как же ты оказалась здесь? Точнее, как тебе удалось выбраться из Латгейра?

А вот на этот вопрос у нее был готовый ответ. Она вскинула голову и, улыбаясь в лицо любопытному гостю, произнесла:

– Мне помогли. Знакомая ведьма.

Ну не рассказывать же про Духа и заключенный контракт? А ведьм дарги не любят. Больше того, ненавидят. Правда, одна из них пыталась уладить этот вопрос, присягнув на верность драконьему императору. Но тысячелетия ненависти и вражды не так-то легко забыть обеим сторонам.

– Ведьма, значит, – дарг усмехнулся. – Тогда понятно.

Вопреки ожиданиям Нериль, его лицо не скривилось от ненависти. А она тихо порадовалась, что у этого Ника нет дракона. Значит, он не чувствует проявления магии. Например, иллюзию, наложенную на них с Рейни. Для окружающих ее сын голубоглазый блондин, очень похожий на мать. А она – женщина под пятьдесят, с сеточкой морщин и невыразительным усталым лицом. Никто не узнает в ней Нериль д’Авенлок – красавицу с точеным профилем.

– Надеюсь, допрос окончен? – сухо поинтересовалась Нериль и невольно коснулась горла, где на тонком шнурке висел амулет. Тот самый, который скрывал ее настоящий облик. – Ты не ответил, что делал на дороге, и стоит ли мне беспокоиться о тех, кто напал на тебя. Если это разбойники, то нужно доложить старосте деревни, а он пошлет гонца барону Ниффурду.

– Барон им уже ничем не поможет, – дарг покачал головой, – но можешь сходить к священнику и заказать панихиду.

Здесь, в Ремнискейне, люди славили двуликого бога Радуса, а не Пресветлую Эльху, к которой привыкла Нериль.

– Ты их убил?

Дарг свернул куртку и начал молча мостить под голову. Она с минуту наблюдала за ним, потом нехотя добавила:

– Под лавкой короб стоит. В нем перина и одеяло.

Тот глянул на нее с благодарностью и уже собирался встать, когда она остановила его:

– Сиди, я сама достану, а то швы разойдутся.

Чтобы достать короб, ей пришлось встать на колени и почти нырнуть под лавку. Когда она вылезла, дарг сидел, застыв как истукан, со странным выражением на бледном лице и не сводил с нее глаз.

– Что? – нахмурилась она.

И не сразу поняла, что оперлась ладонью на его голое бедро, как раз рядом с забинтованной раной.

– Прости, – отдернула руку. – Я нечаянно.

– Ничего, – его кадык резко дернулся. – Можно… можно мне воды?

Она принесла ему ковшик. Дарг пил воду мучительно долго, словно прятался от нее за этим ковшиком. Так долго, что Нериль устала стоять.

– Постелешь сам, – проворчала она, – перина не тяжелая, только не делай резких движений. Если что, за печкой ведро воды. А я спать.

«Очень надеюсь, что утром ты исчезнешь как страшный сон», – пронеслось в ее голове.

Уже на пороге ее остановил тихий голос:

– Спасибо.

Она замерла, собираясь обернуться и сказать что-то едкое в ответ. Но вместо этого молча толкнула дверь и ушла.

Ник не двигался, напряженно прислушиваясь к ее шагам. Но когда они затихли на втором этаже, дарг выпустил воздух сквозь зубы, опустил взгляд на грудь и сдвинул одну из повязок.

Швы затягивались на глазах, оставляя после себя только тонкие бледно-розовые полосы. Он коснулся пальцем одной такой полосы, помрачнел и тихо выругался:

– Гхарровы яйца! Я не ошибся!..

Была глубокая ночь, когда Нериль наконец-то забралась в постель. На камине мирно тикали ходики, за стеной сопел Рей, а в кухне возился чужак.

Она напряженно прислушивалась, пока он не затих.

Только тогда закрыла глаза, но сон все не шел. Мысль о том, что с ней под одной крышей находится дарг, не давала расслабиться.

Шесть лет она не видела ни одного из них и ревностно молилась своей богине, чтобы избежать опасных встреч. Но то ли Пресветлая Эльха оказалась глуха, то ли Двуликий Радус имел на Нериль свои виды, но молитвы оказались тщетными.

Когда-то дух-искуситель пообещал, что спрячет ее и сына очень надежно. Он исполнил свое обещание: перенес за Драконьи горы, за Аранейское море, за Вечный туман, далеко на север, в холодные фьорды Ремнискейна. Единственное место, от которого драконы предпочитали держаться подальше.

Нериль знала: Рею ни в коем случае нельзя контактировать с даргами, если она не хочет, чтобы в сыне проснулась драконья кровь.

Нериль не хотела, и у нее на это были свои причины. А потому поселилась в самом захолустье Ремнискейна – маленькой деревушке Вистхейн, где драконов отродясь не видали.

Дух не солгал: за прошедшие годы если Арген их и искал, то не нашел.

Сначала Нериль каждый день ждала и боялась, что их обнаружат.

Постепенно страх начал проходить, забываться, только тоска по утерянной любви не желала отступать. Даже сейчас, спустя столько времени, сердце продолжало болеть. А чужак своим появлением разбередил старую рану.

Днем Нериль загружала себя тяжелой работой: жизнь в Дардаасе научила ее и мыло варить, и воск для свечей плавить, и много чему еще полезному в хозяйстве. Здесь, в Вистхейне, прежний опыт весьма пригодился.

Конечно, мыльных орехов, как в Дардаасе, на севере не было, но она нашла им замену. Раз в месяц закупала в Антфурте животный жир и щелочь, добавляла к ним эфирные масла и вытяжки из цветов, а потом везла свои изделия обратно в Антфурт – на ярмарку.

Местный люд поначалу опасливо косился на странную чужачку. Одинокая женщина с ребенком, появившаяся неизвестно откуда, вызвала пересуды. Но черное вдовье платье и скромное поведение примирило местных с ее присутствием. Вскоре деревенские кумушки уже сами бегали к ней за горшочком ароматного мыла.

Теперь, шесть лет спустя, оборудование мыльной фабрики состояло из трех котлов, дровяной печи и маленькой ступки. Она забирала почти все время Нериль. А еще в хозяйстве имелись куры, корова с теленком и лохматый пес по кличке Гром. Скучать было некогда.

Но по ночам, лежа в холодной одинокой кровати, Нериль давилась немыми слезами. Стоило закрыть глаза – и накатывали воспоминания, которые она тщетно пыталась забыть. Перед ней вставал ее Арген. Его смеющийся взгляд, теплая улыбка, ощущение крепких надежных рук…

Все, что теперь принадлежало другой женщине.

Она гнала от себя эти картины, но они возвращались снова и снова, изматывая душу, лишая сил. Особенно последняя. Та, которую она увидела в зеркале. Ее Арген в постели с другой. Со своей шиами.

– Ненавижу! – шептала она, кусая подушку, чтобы Рей ничего не услышал. – Ненавижу драконов!

И сейчас, вслушиваясь в тишину, повторила эти слова с детским упрямством:

– Ненавижу драконов!

Завтра она потребует, чтобы чужак убирался. А если он откажется, она заберет Рейни и уйдет сама. Конечно, ему об этом не скажет, наоборот, придется разыграть из себя радушную хозяйку, чтобы усыпить бдительность этого Ника. И раз уж его так легко ранить человеческим оружием, то и сонное зелье должно подействовать.

Главное, чтобы он ни о чем не догадался.

А уж с сыном она сама разберется. Пусть лучше он проживет человеком все, что ему отпущено, и слушает сердце, чем станет драконом, которым правят инстинкты.

***

Она привыкла просыпаться с рассветом, когда еще стоит тишина, а солнце только-только начинает показываться из-за холмов.

Но этим утром ее разбудили странные звуки. Глухие, размеренные удары.