Ночь опустилась плавно. Сантор, выступающий в роли проводника, показал, где удобнее встать. В сумерках установили палатки, развели костер. Пока грелась еда, накачали в баки «паровозов» речной воды, запасную цистерну долили доверху.

Плотно ужинать Тереза побоялась. Сжевала несколько галет, запила чаем. С другой стороны, она обреченно понимала, что умеренность в еде не одержит решительной победы над приступами тошноты, разве что чуть-чуть их смягчит. У нее же не с желудком проблемы.

Хэнк поманил ее, выглянув из палатки:

– Давай спать. Ты ведь не собираешься стоять в карауле?

Она улыбнулась:

– Почему бы нет? – Но, увидев его вытянувшееся лицо, поспешила заверить: – Билле, ну ты что? Конечно, не собираюсь.

Пригнувшись, она шагнула в палатку. Хэнк издал тихий вздох облегчения, сгреб жену в охапку и замотал одеялом. Чтобы уж точно никуда не делась.

Спалось отлично. В откинутый клапан палатки задувал свежий воздух, а в охапке у Хэнка было тепло и уютно. Терезе даже снилось что-то хорошее – она подумала, что это Хэнк поделился с ней своим счастливым сном, у нее-то обстоятельства эмоционального подъема не вызывали.

Жаль, пришлось рано просыпаться и выползать по холоду в зеленый утренний сумрак. А самое главное – есть. Тереза поклевала кашу из своей порции и почти все отдала Хэнку.

Пока перекусили, собрались – выкатилось из-за горизонта солнце, подсветило зеленоватые облака. Машины уже стояли под парами. Загрузились, поехали.

Так и знала, что не нужно есть: в середине дня Терезу снова замутило. На речном мосту, который немилосердно раскачивался под колесами «паровозов». Она открутила стекло и высунула голову прямо на ходу.

И тут же, будто зохены ждали этого сигнала, воздух прорезал жуткий вой резонирующего круга. Твари выметнулись из-под моста: видать, поджидали колонну, прячась на опорах.

– Закрывай! – отрывисто бросил Хэнк.

Тереза не успела. Несколько зохенов мощно ударили джип в бок; броня не промялась, но удар снес машину с моста, и она, кувыркаясь, полетела в реку. Внутри похолодело, зато приступ прошел, как и не было. Не до того.

Открытое окно оказалось благом: давление воды не смогло припереть дверь, Тереза распахнула ее, схватила первый попавшийся рюкзак, выплыла на поверхность. Следом вынырнул Хэнк, таща еще один рюкзак и автомат, за ними – сопровождающие бойцы, волокущие за шкирку водителя, который не умел плавать. Отплевываясь, Тереза с Хэнком выбрались на каменистый берег. Бойцы плыли к другому, более пологому.

На мосту бесновались зохены. Передний джип был повален набок, и твари ломали дно, пытаясь добраться до людей. Другая машина не могла проехать, сдала назад, с нее вели огонь. Хэнк вскинул автомат, но выстрелов не последовало: вода подгадила. Тереза бросилась развязывать рюкзак в надежде найти хоть что-то, ее собственное оружие осталось на дне, при себе только ножи.

Сверху прыгнул зохен. Хэнк оттолкнул Терезу в сторону, принял на себя удар, падая на спину и вбивая ствол автомата в пасть врага; тот захрипел, не ожидая такой пакости от беспомощной, казалось бы, пищи, замолотил хвостом. Тереза выудила из самого низа рюкзака топор. Сзади не подобраться из-за хвоста. Хэнк, подмятый бешеной тварью, бил ее кулаком по глазам, один из них лопнул, но гадина не хотела умирать, она хотела есть. Тереза метнула топор в шипастую голову. Лезвие отскочило, сковырнув лишь одну чешуину, топор отлетел прочь. Но зохен обернулся, отреагировав на нападение, и Тереза, подскочив ближе – а чего бояться, в пасти-то автомат, – воткнула нож во второй глаз. Надсадный рык… и монстр готов.

– Билле, ты цел? – Она протянула руку.

– Сам еще не знаю, – закряхтел он.

Хэнк поднялся, стараясь опираться на руку жены не слишком тяжело. Разгрузка изорвана, весь в царапинах. На спине огромный синяк – при падении приложился.

– Жить буду, – резюмировал он. Сделал шаг и, охнув, потер спину.

На другом берегу кого-то доедали. Один из бойцов с квадратными глазами суматошно плыл обратно. А на мосту все еще шел бой.

– Люди, лечь всем! – раздался внезапно женский голос. Громкий, словно из мегафона.

Спустя секунду сверкнуло. Прокатился ветер – горячий расширенный воздух, принесший запах паленой кожи.

Тереза проморгалась – в глазах запечатлелась ветвистая молния контуром выгоревшей сетчатки. Она встала, посмотрела на мост. Зохенов больше не было. На противоположном берегу стонал недоеденный солдат. Беловолосая женщина в черном платье повелительно махнула рукой с холма, на который после моста взбиралась дорога.

– Люди, соберитесь вместе! Мы окажем вам помощь, но я не стану тащить каждого поодиночке.

Так вот они какие, шайхи, поняла Тереза.

Все живые сконцентрировались у заднего «паровоза», более-менее целого. Принесли солдата с отгрызенными ногами. Хэнк морщился, поминутно потирая спину.

– Госпожа. – Он коротко поклонился подошедшей женщине и снова поморщился. – Мы вам бесконечно благодарны. И…

Не обращая на него внимания, она посмотрела вверх и что-то сказала на своем языке. Земля под ногами покачнулась. Тереза сделала пару шагов, чтобы восстановить равновесие… и вдруг обнаружила, что под ногами – не блоки моста, а желтый песок. Справа – голубая гладь озера, слева – деревянный домик с высоким крыльцом, обсаженный чайными кустами. А на крыльце стоит старуха, должно быть, та самая, о которой говорил Сантор, и рядом с ней – мужчина. Оба в черном, мужчина – пепельный блондин, женщина просто седая. На груди у старухи – тяжелые серебряные украшения, высокий пучок волос тоже весь в серебре.

– Господин, спасибо вам. – Хэнк выступил вперед, обращаясь к мужчине, но главной оказалась старуха. Она величаво простерла сухую ладонь, почти скрытую черным кружевом рукава, к озеру:

– Вы можете помыться. Я пока окажу помощь тем, кому она необходима. – Она говорила по-тиквийски, но с сильным акцентом.

Хэнк двинулся было к озеру вслед за Терезой, но был остановлен:

– Ты куда, большой? Иди, поправлю тебе спину.

Она велела ему приблизиться, возложила руки на позвоночник, и вдоль него словно пробежала ледяная волна. Хэнк почувствовал себя новеньким. Шевельнулся, и не пришлось страдальчески стискивать зубы.

– Теперь иди в озеро, – молвила старуха. – Следующий!

Встретиться с шайхами стоило хотя бы ради этого. Они привели в порядок всех раненых. Даже безногого подлатали: ноги у него, конечно, не отросли, но культи перестали кровоточить, и он больше не стонал от боли.

Вообще-то в домике имелся комфортный душ – это Тереза узнала, когда потом отлучилась в туалет. Но гостеприимство шайхов было скупым, будто на весах отмеренным. Они сюда отдыхать приехали, а не принимать в гостях местных оборванцев. Отряд не доехал до Аллемарта совсем немного, и вопли зохенов вперемешку со звуками стрельбы нарушили покой отдыхающих. Лишь поэтому на них обратили внимание и из гуманистических соображений спасли людей. На сём старуха шайхэ Бэдэх, длань Повелительницы Энергий, распростертая над влагой Шайхафа – так звучал ее титул, означающий что-то вроде министра водных ресурсов, – полагала остановиться и после легкого полдника, накрытого на улице под чайными кустами, попрощаться с визитерами, не приглашая их в свой дом. Правда, в туалет их пришлось пустить: осквернение окружающей природы продуктами жизнедеятельности понравилось бы шайхам еще меньше.

Мужчина и похожий на него юноша вынесли низкий складной столик, вокруг разложили ковры – прямо на песок – и сделали характерный жест: мол, располагайтесь. На коврах было тесновато, но на противоположную сторону, где просторно расселись шайхи, никто не стал претендовать. К столу, помимо уже знакомых, вышла еще одна женщина, тоже в черном.

– Они что, все в трауре? – тихонько спросила Тереза у Хэнка.

Ответил Сантор, сидевший с другой стороны:

– Национальная традиция. В приличном обществе дозволяется белое, серое и черное. Черный цвет считается самым благородным. Если бы вы, госпожа Хэнк, жили в Шайхафе, наверняка красили бы волосы в черный. Как моя мать.