— Гм! Арабика?

— Точно! — улыбнулся князь. — Я вижу, разбираетесь.

— Люблю хороший кофе. И сварен замечательно.

— Матвей умеет, — кивнул Касаткин-Ростовский. — Лишь за это и держу бездельника. А так бы выгнал.

— На фронт?

— Нет, конечно, — князь засмеялся. — Матвей вольнонаемный и числится нестроевым. На фронт ему нельзя. Он это знает, но каждый раз пугается, когда грожу. Иначе невозможно заставить что-то делать — лодырь страшный. Денщиков в имперской армии разрешено иметь лишь волхвам, но жалованье им мы платим из своего кармана. И неплохое, к слову, жалованье — на уровне контрактника в пехоте. Желающих полно. Служба сытная, спокойная и не опасная. Угощайся!

Князь протянул ему сигару с гильотинкой. Николай привычно срезал кончик — научился, когда гостил на Кубе, и прикурил от длинной толстой спички. Из хулиганских побуждений сотворил кольцо из дыма и пронизал его тонкой дымной струйкой.

— Гм! — хмыкнул князь. — Красиво. А теперь, прошу рассказать о бое под Царицыно.

Прихлебывая из бокала с коньяком и запивая его кофе, Николай курил и говорил. Поведал князю сокращенный вариант своей легенды. Как очнулся в траншее под землей, как в полуобморочном состоянии выбирался, каким образом уконтрапупил чернокнижника с охраной, а затем отбил атаку немцев вместе с Гулым… Рассказал о неожиданно открывшейся способности зачаровать раствор здоровья и о состоявшемся недавно награждении Георгиевском орденом, присвоении главнокомандующим чина майора медицинской службы…

— Летать учился по учебнику? — воскликнул князь, когда Несвицкий смолк. — Не может быть!

— Возможно, навыки восстановил, — Николай пожал плечами. — Сказал ведь: прошлого не помню.

Касаткин-Ростовской внезапно бросил в него гильотинку — резко, сильно. Она летела прямо в лоб Несвицкому, но не попала. Перед лицом майора внезапно возникла радужная пленка, она чуть пыхнула, когда в нее попала гильотинка, и та со звоном покатилась по полу.

— Кокон тоже есть, — задумчиво сказал Касаткин-Ростовской. — И сильный, к слову.

— До сегодняшнего дня не знал, — сказал Несвицкий.

— Странно, — князь встал и заходил по комнате. — Патроны можно посмотреть?

Николай достал из куртки «Штайер», извлек обойму и отдал князю.

— Белые? — тот удивился. — Обычно пули черные. Точно зачарованные?

— Кокон чернокнижника пробили, — ответил Николай, — кирасы немцев тоже.

— Можно посмотреть, как ты их зачаровываешь?

— Не вопрос. Давай патроны и воду.

Князь принес ему магазин с обычными патронами, подал стакан воды. Николай плеснул ее в окно патроноприемника, вытряхнул излишки и приложил два пальца к верхнему патрону. Закрыл глаза. Перед взором возник бой под городом: траншея, поле и бегущие к нему враги. В пальцах появился и истек внутрь магазина холод. Он поднял веки и убрал от магазина пальцы, бросив взгляд в окошко, убедился — патроны побелели.

— Держи! — вернул он магазин хозяину. Тот взял и выщелкнул патроны на стол. Взяв один, поднес его к глазам.

— Белый и холодный, — сказал и положил патрон на стол. — Впервые вижу такую технику чарования. Уверен, что им кокон не помеха?

— Не советую испытывать, по крайней мере, на себе, — Несвицкий улыбнулся. — Немецкий чернокнижник подтвердит — из ада.

— Подведем итог, — князь сел и почесал в затылке. — Чаруешь воду и боеприпасы, летаешь и имеешь кокон. Ты волхв четвертого разряда, а таких не очень много. У меня, к примеру, всего второй разряд — летун и кокон. Ты откуда такой взялся?

— Не помню.

— Погоди! Я скоро.

Князь вдруг вскочил и выбежал из комнаты. Вернулся где-то через пять минут и не один — с каким-то мужиком. Коренастым, с круглым, заспанным лицом, с короткой стрижкой. Одет мужик был в синий бархатный халат, на ступнях — кожаные тапки с загнутыми носами.

— Доброй ночи ваше сиятельство! — встав, поприветствовал его Несвицкий. — Я Николай Михайлович Несвицкий.

— Якуб Ахметович Акчурин, — гость пожал ему руку. — Но я не князь. Простолюдины мы.

— Брось, Яша! — сморщился Касаткин-Ростовской. — Не заводи.

— Отчего же? — Акчурин сел напротив Николая. — Кругом сплошные благородия с сиятельствами, а я простой майор, тому ж еще татарин. Пусть гость твой знает.

Он улыбнулся. Теперь Несвицкий рассмотрел восточные черты лица Акчурина. Выдающиеся скулы, миндалевидный разрез глаз. Зубы мелкие, чуть желтоватые.

— Яша — волхв четвертого разряда и мой начальник, — сообщил Касаткин-Ростовской.

— А ты подчиненный, хренового разряда, — сказал Акчурин. — Коли разбудил начальника средь ночи и приволок к себе, то сперва коньяком угости. Потом и дело будет.

— Сейчас!

Князь взял бутылку и наполнил бокал до краев. Акчурин выпил коньяк словно воду, крякнул и протянул бокал хозяину:

— Еще!

Князь подчинился.

— Вам вера пить не запрещает? — поинтересовался Несвицкий, впечатленный этим представлением.

— Мне — нет! — сказал Акчурин и вновь опорожнил бокал. Поставил его на стол и ткнул пальцем в потолок. — Над нами крыша, а под ней Аллах не видит.

«Удобная религия!» — подумал Николай. А Акчурин тем временем достал сигару из коробки, стоявшей на столе, отгрыз и сплюнул кончик на пол. После прикурил от огонька, который вдруг возник над его толстым пальцем.

— Что скажешь, Яша? — не удержался князь.

— А что тут говорить? — Акчурин пыхнул дымом. — Он не Оболенский. Годами младше, лицо другое, ростом меньше. Леша-то здоровенный, словно лось.

— Тогда откуда он?

— Не знаю, — Акчурин посмотрел на Николая. — Гм! Что-то есть… Николай Иванович Несвицкий вам не родня? — спросил.

— Не знаю, — Николай пожал плечами. — Я рос в детдоме. Кто и зачем меня туда отдал, не в курсе. А кто этот Несвицкий?

— Вице-адмирал и сильнейший волхв империи, — сказал Касаткин-Ростовский.

— А еще советник императора и мой наставник, — сообщил Акчурин.

— Сомневаюсь, что я ему родня, — пожал плечами Николай. — Скорей всего, однофамилец.

— Может быть и так, — кивнул Акчурин. Он встал и ткнул сигарой в князя. — Чтоб больше не будил! Мне в семь вставать.

Сунув сигару снова в рот, он удалился, пыхнув дымом на прощанье.

— Что это было? — Несвицкий посмотрел на князя.

— Понимаешь… — Касаткин-Ростовской смутился. — Была одна история с японцами…

Рассказав Несвицкому о сражении на Кунашире, князь вздохнул:

— Никто теперь знает, где тот поручик. Говорили, что он уехал за границу, но это вряд ли: зачем японцам подставляться? Его бы разыскали и убили. А вот сюда, в республику, он мог поехать. Я уверен, что ты из родовых. Ешь, как аристократ, знаешь, как курить сигары, разбираешься в хорошем кофе. Умеешь воевать. Вот и подумал… Яша учился вместе с Оболенским, но он тебя не опознал.

— Извини, что огорчил, — развел руками Николай.

— Ерунда! — князь махнул рукой. — Я рад, что свел с тобой знакомство.

— И я, — сказал Несвицкий.

— Завидую тебе! — Касаткин-Ростовской вздохнул. — Ты меня моложе, а уже Георгиевский кавалер. Воевал, а мы только над передком летаем, фотографируя позиции противника. За это орден не дадут.

— Славы в вас стреляют?

— Пытались, но их окоротили. Мы летаем с рациями и наводим артиллерию на слишком борзых. Бывало, вызывали вертолеты. И все, затихли, хоть по головам ходи. Скучно. Слушай, Николай, если вдруг представится возможность, возьми меня на дело!

— Так я при госпитале.

— Ну, мало ли.

— Хорошо! — пообещал Несвицкий, не желая огорчать хозяина.

— Спасибо! — князь заулыбался. — У тебя есть женщина?

— Подруга, — подтвердил Несвицкий. — Живем в одной квартире.

— Красивая?

— Как сказочная фея.

— Счастливчик! — князь опять вздохнул. — Где познакомились?

— В госпитале. Марина — врач, заведующая детским отделением. Там, к слову, незамужних женщин много. И девушек полно.

— Везет же некоторым! — пригорюнился Касаткин-Ростовской.

— А в чем беда? — спросил Несвицкий.