Даня потянула палочку чупа-чупса на себя, чуть-чуть перестаравшись с силой, – леденец проехался по зубам Якова. И сунула сладкий шарик за собственную щеку.

«А сейчас его бактерии и микробы – мои». – От подобной мысли стоило бы снова глупо похихикать, но злость продолжала главенствовать над остальными эмоциями.

– Хочешь мне что-нибудь сказать? – Даня хлюпнула леденцом.

Яков мельком глянул на ленту презервативов и машинально облизнул губы.

«Наверное, они по вкусу как вишневый леденец. – Мысль, отдающая ледяной констатацией. – Его губы».

Тишина.

«Молчит… Лады, значит, ничего не жаждет мне рассказать».

О чем она его просила? В чем уверяла? На какие должностные обязанности ссылалась? Даня даже не вспомнила об этом. Все поглотила злость.

Удерживая леденец в правой руке, Даня возложила ладонь на грудь Якова. Он судорожно выдохнул. Реакция показалась ей забавной. И она с азартом, приправленным холодной злостью, принялась расстегивать пуговицы на его рубашке. Серебристые кругляши под ее пальцами охотно и быстро теряли контакт с петельками.

Никакого сопротивления. Только дыхание, приподнимающее его грудную клетку вместе с деятельной рукой Дани.

Одна. Вторая. И еще. Легко и непринужденно. Она поймала себя на мысли, что даже это стандартное движение приносит ей колоссальное удовольствие. Трение, порождающее касанием пальцев о шершавые края пуговицы. Шорох ткани, а за ним медленное обнажение юношеской груди.

Разве она когда-нибудь кого-то раздевалавот так?

Как выглядели ее ухажеры? В памяти всплывали лишь обрывки образов. Мускулистые и высокие. Крепкие и поджарые. Возможно, даже красивые. Даня не особо заостряла внимание на деталях. Не отталкивающая внешность – и ладно. Крепкое тело, которое может принести ей удовлетворение? То, что и нужно. Разик, два, три – снять напряжение. Временный фактор. Нечто, чем можно попользоваться и отодвинуть в сторону. Ведь отличающаяся отличнейшей памятью Даниэла Шацкая даже путала их имена и не сразу вспоминала их лица, если с кем-то вдруг «посчастливилось» встретиться на улице.

В этом плане ей всегда был важен результат, и именно тот, который можно было достичь чрезвычайно быстро. Сам процесс не вызывал у нее интереса.

Прелюдия? Ласки? Неспешное и сладкое познавание друг друга? Тел, форм, изгибов, реакций, ощущений, эмоций…

Зачем? Для чего?

Бесполезные действа, лишенные смысла.

Но прямо сейчас ее руки действовали так, словно уже давно привыкли к подобной игре. Ловко и в то же время неторопливо. Пальцы наслаждались. Тело наслаждалось. Глаза наслаждались.

И в омуте мыслей, отяжелевших от бытийного рационализма, вспыхнуло обжигающей искрой до смешного примитивное желание.

«Хочу его раздеть».

Сейчас. Ни завтра, ни через неделю, ни через год.

Прямо сейчас.

Наверное, она дрожала. Может, от нетерпения? Жемчужины на цепочках в ушах раскачивались как безумные и задевали ее шею. А тот жемчуг поверх платья? Все стало лишним и ненужным. Все мешалось.

Даня убрала руку и вытянула из ушей серьги, расстегнула цепочку на шее. Украшения скатились по одеялу куда-то вниз – к полу.

«Волосы тоже хочу распустить».

Но воплотить в жизнь и этот порыв не удалось. Даня накрепко залипла на представшем перед ней образе. Который был создан не без ее участия.

Края рубашки все еще кое-что скрывали. Собранная в застывшие волны ткань приоткрывала красоту по частичкам: здесь просвет, тут обнаженный кусочек. Не составило бы труда откинуть в стороны больше ничем не сдерживаемые белоснежные тканевые края и увидеть все и сразу.

Но ведь познавать прекрасноенеспешно– разве не в этом истинное наслаждение? Особенно, когда дальнейшее обещает еще больше удовольствия.

Кожа Якова – и так всегда бледная – в приглушенном свете комнаты приобрела оттенок нетронутого снежного покрова. Линии шеи, холмики-ключицы, обнажившийся живот – девичий взгляд метался туда-сюда, жадно захватывая то, что позволяла увидеть скомканная ткань рубашки. Тонкая талия и плоский живот, но вовсе не такой, как у девушек. От каждого вдоха кожа чуть натягивалась, обозначая мускулы живота. Однако вся эта умеренная мощь настолько эстетично вписывалась в контуры его фигуры, что казалась насквозь пропитанной изяществом.

«Изящная мускулистость. Как вам? Это ж надо так выглядеть! – Даня абсолютно беззастенчиво пялилась на впадинку пупка Якова – такую же, мать ее, изящную. – Дышать не могу…»

Яков не шевелился. Сошел бы за ледяную статую, да судорожные вдохи-выдохи выдавали. Похоже, с дыханием у него тоже возникли некоторые проблемы.

Уловив краем глаза новую деталь, Даня наклонила голову к плечу, чтобы выбрать лучший угол обзора. И ей это удалось. В тени пещерки, созданной краешком рубашки, притаился округлый бугорок – и да, такой же изящный, как все в его владельце. Именно так Даня и воображала тогда, в ванной, когда он стянул футболку, а она закрыла глаза, – представляла себе эти маленькие бледно-розовые пимпочки сосков.

В голове снова что-то щелкнуло. Что у нее там периодически перегревается и пытается взорваться? Казалось, что пламя жжет голову изнутри и пробирается наружу прямо через кожу.

«Невыносимо».

В сотню раз невыносимее было помнить, что это эстетичное великолепие уже кто-то трогал. А ведь Яков по-прежнему выглядел таким чистым, невинным и нетронутым.

И эта притягательность порождала в Дане безумные идеи.

Пожалуй, самая безобидная заключалась в изначальном желании укусить его за ключицу. А потом оставить след на шее. И груди. И на животе. Впиться губами, чуть задеть зубами и обездвижить до тех пор, пока он не осознает, что никому в этом чертовом мире нельзя его трогать.

Даня подалась вперед, уместив руки по обе стороны от его талии. Яков чуть дернулся. Наверное, уже устал сидеть в такой позе – в наклоне, опираясь сзади на одеяло. Не совсем удобно.

Но в таком положении ему не удастся дать ей отпор. Поэтому пусть продолжает.

Мысль о собственной маньячности возникла и мгновенно улетучилась, выбитая стократным напором запредельного блаженства. Как же ей нравилось… что именно?

Все!

Даня уставилась на леденец, который непонятным образом очутился на животе Якова. Верно, она держала его, а потом, видимо, забывшись, уронила. Сладкий шарик с торчащей палочкой угодил точно в ямку пупка. Девушка на автомате подняла леденец и заворожено вгляделась в оставшийся на коже Якова след – влажная округлая линия. Со вкусом вишни.

Не особо задумавшись, Даня наклонилась и лизнула этот заманчивый след. И тут услышала судорожный вздох, прервавшийся едва слышным стоном.

И послушное эстетичное создание под ней перестало быть послушным. Мускулы живота под девичьей ладонью напряглись, комнату наполнили шорохи. Даня ощутила, как ее волосы прижимаются к голове под напором не слишком застенчивой руки и охотно позволяют чужим пальцам ворваться чуть глубже, круша остатки вечерней прически.

Вот оно. Сумасшествие. Прямо сейчас.

Глава 14. Запятнанные и чистые

Вспышка.

Даня с яростью отпихнула от себя руку Якова и подняла голову, чтобы просверлить его свирепым взглядом. Разлохматившиеся волосы укрыли щеки и упали на лоб. После таких кульбитов и падений красоткой ей точно не прослыть. Макияж уничтожен, прическа в ничто. Прямо домашняя чупакабра.

Вот только желание никуда не пропало.

«Не смей». – Ей хотелось зашипеть и сделать это настолько угрожающе, чтобы Яков больше не решился шевелиться.

Он замер, оставив протянутую руку на весу, а миг спустя осторожно прилег на одеяло. Это послужило новым сигналом для Дани.

От каждого его вдоха она замирала от ужаса. Ей казалось, что Яков вот-вот отпихнет ее и убежит прочь. Страх и нетерпение сплелись в тугую нить и давили на чуткое восприятие.