«Не пялься на меня!» – Как же ей хотелось прикрикнуть на него. Заставить отвернуться. Запретить смотреть на нее.

Скомканная сорочка полетела в залитый голубоватым светом угол.

– Мы поговорим завтра, – срываясь на хрип, сказала Даня. – Ты должен будешь мне рассказать. Обо всем.

На мгновение утратив силы, она оперлась ладонями на одеяло. В одну из создавшихся ямок съехал ее мобильный и уперся в карикатурно согнутые пальцы. На ногте указательного пальца на самом кончике стерся лак.

«Мутит. Только бы не отключиться. Позорище одно…»

– У тебя есть леденец? Ты же чупа-чупсы любишь? Запасся ими здесь? Поделишься?

– В ящике.

Вырисовывая взглядом линию на смявшемся одеяле и даже не пытаясь разогнуться, Даня, двигаясь бочком, добралась до тумбочки у дивана и, еле удерживая равновесие, выдвинула ящик.

«Мне же не открыть упаковку, – нервно посмеиваясь про себя, думала Даня, шаря рукой по дну ящика. Попались ручки, заколки, какой-то брелок, маленький блокнот. – Эти долбанные чупа-чупсы заворачивают так, будто смертоносный вирус изолировать хотят. Но мне нужно! Да, что-нибудь сладкое. Срочно. Отвлечься. Я должна отвлечься. Отвлекусь и сразу же уйду. Выключу свет и свалю из этой чертовой квартиры».

Пальцы наткнулись на какие-то гладкие прямоугольники. Целую ленту. Озадачившись, Даня вытянула находку на свет…

Глава 13. ВИШНЯ В ЦВЕТУ

– Нашла?

Яков достиг наивысшего уровня расслабленности и готов был вот-вот снова растянуться на одеялке.

– Типа того, – сдавленно проговорила Даня, отрешенно вглядываясь в ленту упакованных презервативов, уныло свисающую с ее ладони.

Действуя на автомате, она сунула руку с лентой в ящик и продолжила шариться по дну, порождая внутри маленький хаос. Наконец пальцы наткнулись на палочку, и мгновение спустя Даня уже рассматривала созданную конструкцию: собственный кулачок, оригинально украшенный презервативами, и торчащую между пальцами палочку с вишневым чупа-чупсом.

Летящая ткань «крыльев» на ее спине сдвинулась от легкого прикосновения. Даня застыла, сосредоточившись на новом ощущении.

– Красивая спина. – Палец Якова скользнул по ее позвоночнику под тканью. А потом прочертил несколько полукругов под лопатками.

Стиснув зубы что есть мочи, Даня принялась раскручивать упаковку чупа-чупса в районе стройной ножки-палочки. Чем ниже касался Яков, тем свирепее она дергала упаковку. Провоцирующие прямоугольники ленты тряслись в ее руке от каждого рывка.

Наконец сладость была открыта. Даня сунула чупа-чупс за щеку и резко повернулась. Рука Якова замерла в воздухе. Ленту она припрятала, прижав к бедру и припечатав сверху ладонью.

– Вкусно? – Яков, прищурившись, наблюдал за тем, как палочка от чупа-чупса перекатывается от одного уголка девичьих губ к другому.

– Ф-вкуфно. – Даня выпрямилась и, причмокнув вишневой сластью, пристально уставилась на сидящего на диване мальчишку.

«Мальчишку» ли?

– Что? – Яков лениво вытянул из волос заколки. По плечам рассыпалась светлая мягкая роскошь. – Ты злишься, Какао?

Даня вытащила изо рта чупа-чупс и прижала вишневый леденец к губам.

– Да, Принцесса.

– Почему?

– Потому что я злая.

Девичий язычок коснулся основания леденца и прошелся по округлой поверхности до самой вишневой макушки. Лицо Якова утратило абсолютно все оттенки сонливости. В глазах появился блеск.

– У тебя, по-моему, были какие-то проблемы. – Даня неторопливо указала чупа-чупсом на пиджак Якова.

– А… ну да. – Он сглотнул, настороженно оценивая холодность ее обращения. – Не получилось… снять.

– Вот как? – Даня сунула леденец в рот и смачно причмокнула, с задумчивым видом двигая пальцами палочку из стороны в сторону. – Бедняжка. Что же с тобой делать… – Она достала чупа-чупс и облизнула губы, избавляясь от выступивших капель слюны. – Думаешь, почему я вернулась?

– Почему? – послушно переспросил Яков. От его прежней расслабленности не осталось и следа.

– Чтобы все-таки помочь тебе раздеться. – Даня резко оперлась на диван коленом.

Выдвинутый край конструкции слегка просел под ее весом. Яков, утратив равновесие, качнулся в ее сторону. Ловко сграбастав его за лацкан пиджака той самой рукой, сжимающей палевную находку, Даня, не особо церемонясь, протолкнула вишневый леденец между приоткрытых губ Якова.

– Подержи-ка, – деловито распорядилась она.

«А ведь он когда-то, кажется, про здоровье мне что-то втюхивал, – рассеянно подумала Даня, наблюдая за тем, как красный леденец оглаживает губы Якова, проскальзывает глубже и, наконец, скрывается в его приоткрытом рту, а глаза округляются. – А я ему обслюнявленный леденец впихиваю… Бактериями делюсь, ага. Я ж щедрая».

Не заметив за собой и намека на раскаяние, Даня убедилась, что Яков не собирается избавляться от чупа-чупса, и переключилась на его одежду. За это время она успела стянуть пиджак с одного плеча мальчишки. Рука проскользнула в пространство между плечом и копной пушистых волос, утянув за собой и весь пиджак. Рывок был достаточно легким, но страдающий от недостатка равновесия Яков все же не удержался. Чтобы не опрокинуться окончательно, он, неуклюже качнувшись, выставил руки и оперся сзади ладонями на одеяло.

Видимо, Дане сегодня щепотка равновесия тоже не досталась, потому что от собственных действий она, завалившись вперед, уткнулась лицом в грудь Якова.

– Ой-ой. – Девушка хихикнула, а, попытавшись вернуться в исходное положение, вновь тюкнулась носом в его грудь.

На белоснежной рубашке остались живописные пятна от остатков помады, тоналки и мелкие полоски от туши рядом с блестящей пуговицей.

– А теперь ты не такой идеальный. – С губ Дани сорвался еще один смешок.

«Что это со мной? Несу какую-то чушь. Хихикаю как подросток в пубертате. – Осознание собственной неадекватности ничуть не помогло исправить ситуацию. Остановить волну смешливого фырканья никак не получалось. – Как же забавно…»

Яков смотрел на нее и молчал.

Стройный и обманчиво хрупкий.

От его вида Даню пробрало до дрожи. Мысли, меняя скорость, сталкивались и порождали красочные картинки – одна хуже другой.

Значит, Якова кто-то касался. Гладил лицо, дотрагивался до шеи, прикасался к обнаженной груди, прижимал к себе за тонкую талию, общупывал упругие бедра, проводил ладонями по тренированным ногам. Трогал… полностью.

Злость затопила разум потоком воды, хлынувшей сквозь разбитую плотину. Он всегда с такой яростью сопротивлялся, избегая прикосновений, едва разрешил до него дотронуться на снятии мерок и делал вид, что чужая близость ему неприятна, а сам оказался вовсе не таким уж хрупким васильком.

Злость нарастала.

По груди Якова съехала и меланхолично рухнула рядом с его боком на одеяло припрятанная лента. Даня швырнула ее в него. Изумление в глазах мальчишки переросло в откровенную ошарашенность, когда он рассмотрел вещь, которой в него запульнули.

– Прикольные вещички ты рядом с чупа-чупсами хранишь, – хмыкнула Даня, полностью забравшись на диван.

Тонкие светлые бровки выгнулись замысловатыми фигурками. Ясные зеленые глаза обзавелись блеском, отчего юное создание превратилось в воплощение какой-то невообразимой чистоты и невинности.

Смазливый да еще и с талантом притворяться чистеньким ангелочком. Порочная смесь. И невообразимо взбесившая Даню.

Разве кто-то когда-либо способен был так легко вывести ее из себя? Никогда и никто. Она могла испытывать ненависть и могла ощущать злость. Но чувство, абсолютно и полностью выбивающее у нее землю из-под ног, заставляющее ее пылать, дрожать, искриться от свирепости и задыхаться от собственной уязвимости, воспринимать мелочь, касающуюся жизни постороннего человека, словно часть собственного жизненного круговорота – нет, до этого момента подобное чувство ей знакомо не было.