Я выключаю свет в лекционном зале и понимаю, что боюсь возвращаться домой. Вчерашняя ссора заставила меня чувствовать себя дерьмово, и сегодня утром я выскользнул из дома без поцелуя, потому что не хотел снова расстраивать её.

Это ощущение, что ты наступаешь на яичную скорлупу рядом с Сарой, мне знакомо. Это напоминает мне о том дне, когда ей позвонили от Нобеля. Она скрылась в спальне, чтобы узнать новости, но потом просто не захотела праздновать со мной. Весь следующий день мой телефон разрывался от поздравительных сообщений, но она держала меня на расстоянии вытянутой руки. Я хотел быть частью ее успеха, потому что чувствовал, что так оно и есть. Видите ли, мы были рупорами друг для друга. Я так и не понял, почему мы не праздновали вместе. Если быть честным с самим собой, мне действительно хотелось немного искупаться в ее славе. Я хорош в том, что делаю, но не более. Как бы усердно я ни работал, я никогда не достигну уровня гениальности своей жены. Однако я смирился с тем, что в мире есть люди, которые от природы гениальны; но я не принадлежу к их числу, а Сара – да. Может, именно это я увидел тогда; может, это и был магнит. Но достаточно ли любви, чтобы удержать вместе такую пару, как мы, когда один взлетает высоко, а второй машет крыльями как сумасшедший, чтобы не отстать?

Холодный ноябрьский ветер хлещет меня по лицу, когда я выхожу на улицу. Я поднимаю воротник и срезаю путь по аллее Королевы Анны к станции метро "Рассел-сквер". Я ненавижу час пик и внезапно начинаю скучать по своему мотоциклу, который был отправлен в гараж до улучшения погоды. Проталкиваясь сквозь бесконечный поток пассажиров, я прохожу мимо оживленного гудения бара "Друг под рукой", который находится рядом, и смеха, льющегося из открытой двери. Половина моего отдела уже топчется внутри. Я вижу Кариму Фальку у стойки бара; она ловит мой взгляд и машет рукой, жестом предлагая: "Хочешь пинту?" Вообще-то я не должен; мне следует вернуться к Саре. Но "друг под рукой" берет надо мной верх. Ну, давай, всего разок. На дорожку.

Один разок превращается в три, и когда я возвращаюсь домой и вставляю ключ в замок, дом погружен в темноту. Слабый свет лампы на кухне и силуэт, сидящий прямо в кресле с подголовником в гостиной, говорят мне, что она затаилась в засаде. Я сбрасываю ботинки и вешаю куртку на перила, готовясь встретить музыку лицом к лицу.

– Извини, я опоздал. Мне нужно было… пойти на встречу… Небольшая чрезвычайная ситуация. Как прошел твой день? – говорю я приглушенным голосом, стараясь, чтобы это было внятно.

– Уже поздно, – она тоже навеселе.

Я, должно быть, выгляжу полным дерьмом и не могу смотреть в глаза Саре, когда она пьяна.

– Я собираюсь пойти в душ, а потом… э-э-э… в кровать.

Ее глаза остекленели и стали печальными. Я останавливаюсь.

– Ты в порядке?

Ее взгляд возвращается в комнату и фокусируется на мне.

– Не совсем. Я теряю контроль над всем. Я больше не могу найти своего отца, а ты… ты где-то прячешься.

– Сара, я здесь.

– Я больше не хочу быть такой, как сейчас.

– Я знаю, любимая.

Я подхожу к ней, и мой взгляд скользит по кофейному столику. Стопка бумаг лежит рядом с пустой бутылкой вина и одиноким бокалом. На верхнем листе написано: "Институт Шиллера: новые достижения в области неврологии и расстройств головного мозга". Она читает материалы для Женевской конференции. Может быть, есть шанс.

– Решила немного почитать на ночь? Есть что-нибудь стоящее?

Я знаю, это манипуляция, но я должен попытаться.

Она смотрит на бумаги. В ее глазах пустое замешательство, возможно, из-за вина.

– Ты читал это, Дэниел?

– Конечно. Я думаю, что это может стать прорывом, который изменит все. А ты что думаешь?

– Думаю… теоретически ты, возможно, прав.

– И?

Она откидывается на спинку кресла и выдыхает.

– Для папы уже слишком поздно. Мне кажется, так или иначе он обрел покой в своем забвении, и мама рядом, чтобы составить ему компанию.

– Мама? Твоя мама?

Она отпивает вино и осторожно глотает.

– Да, он думает, что она там, с ним, и меня это устраивает.

– Полагаю, когда природа берет одной рукой, она возвращает другой.

На самом деле я в это не верю, но все равно произношу эти слова, потому что они звучат успокаивающе.

– Однако наука может вмешаться и усовершенствовать. Мы всегда в это верили, не так ли?

Я улыбаюсь; это та Сара, которую я люблю. Я знаю, все, что ей нужно, – это новая история, новый источник вдохновения.

– У тебя все по-другому, дорогая. Ты уже оставила след, но что касается меня, я просто хочу быть частью истории успеха, чтобы я мог оглянуться на свою жизнь и гордиться тем, что сделал, знать, что изменил ситуацию к лучшему.

– О, милый, ты реально меняешь ситуацию к лучшему, каждый божий день, со своими учениками, с Мэдди…

– Нам не обязательно ехать в Женеву. Я могу придумать способ вежливо отказаться.

Я поворачиваюсь и иду к лестнице. Все кончено. Я опустошен, но так и должно быть. Мои плечи опускаются, когда я добираюсь до подножия лестницы.

– Мне хотелось бы больше узнать об этических последствиях и о том, что Шиллер намерен делать с патентами и маркетингом.

Я поворачиваюсь к ней; на ее губах появляется слабая улыбка.

– Это выполнимо.

Смею ли я надеяться?

– Из того, что я пока прочитала, этот продукт может стать как спасательным кругом, так и ужасающим ящиком Пандоры, если попадет в неправильные руки до того, как будет полностью опробован. Мы уже много раз видели, как это происходило. На карту поставлена наша репутация, Дэниел.

– Да… но ты… серьезно рассматриваешь это?

– Я сделаю это ради тебя, Дэниел.

Кровь отхлынула от моей головы, а сердце утроило свой ритм.

– Правда?

– Да, правда.

На мгновение я замер. Не могу в это поверить! Свершилось! Боже мой! Это свершилось! Мы едем.

– Ты… удивительная.

Я подхожу к ней и целую в губы.

– Благодарю тебя. Институт произведет на тебя огромное впечатление; я никогда не видел ничего подобного. Само по себе здание захватывает дух.

Я останавливаю себя; я фонтанирую.

– Но, детка, если мне придется слушать все эти скучные лекции на конференции, в то время как ты будешь кататься на лыжах по горам, наслаждаясь лучшим временем в своей жизни… потому что я знаю тебя. Я тебя убью.

– Послушай, они будут относиться к тебе как к королеве, как к чертовой кинозвезде, и я позабочусь об этом.

Мои мысли сейчас несутся вскачь; я едва могу дождаться, когда возьму трубку и начну действовать.

– Итак, чего же ты хочешь добавить в свой контрактный райдер? Замороженный виноград? Погладить щенков и котят?

Она начинает смеяться.

– Эээ… горячего швейцарского массажиста перед завтраком?

Я падаю на диван рядом с ней.

– Ах, да, что ж, в таком случае… коробка кубинских сигар и бутылка Лагавулина в гостиничный номер.

– Частный самолет?

– Джули Эндрюс поет “До-ре-ми” на твоем балконе?

Она взрывается утробным смехом, который звучит как перезвон колокольчиков. Звук, которого я не слышал уже очень давно.

– Дурак, это Австрия.

Мы допиваем бутылку и отправляемся спать. Моя жена удивительная. В ней есть нечто такое, что может прогнуться до предела, но этого никогда не происходит. Я вижу, как она ежедневно тестирует эту силу.

Я лежу без сна рядом с Сарой, прильнувшей к моему плечу, поглаживая ее волосы и кожу на ее шее.

Колеса уже пришли в движение, и пути назад нет.

ГЛАВА 7

ОТЧЕТ ЛАНДАУ

ПОПАЛИСЬ!

Окей. Итак, я знаю, что я настойчивая и раздражающая, а иногда и коварная. Да! Я поднимаю руки и признаю, что пойду на все, чтобы получить то, что мне нужно. Но я знаю, вы простите меня, потому что это БОЛЬШОЕ дело.

СМИ уже несколько месяцев строят предположения о том, что Шиллер представит на своей конференции в Женеве, но у меня есть человек внутри, так что эта информация из первых рук. Я еще не видела исследовательских документов или данных, подтверждающих это утверждение, но это приближается, и поверьте мне, когда я говорю, что ЭТО РАДИКАЛЬНО. Это своего рода технология, которая заставляет вас взглянуть на календарь, чтобы убедиться, что вы не проснулись в другом столетии.