Мои верные подписчики, вам следует присесть. Разве не так говорят люди, когда переживают тяжелую утрату? Что ж, это своего рода смерть. Смерть нашей свободы, полное погружение в информационный фонд и контроль. И когда я говорю "контроль", то не шучу. Если медицинские паспорта для поездок и документы, подтверждающие состояние здоровья, позволяющие посещать рестораны, не разбудили вас, то это будет похоже на удар ножом в задницу.

Мозговые импланты

Это самая противоречивая часть биотехнологии, когда-либо изобретенная, но она уже здесь. Вы помните, как в девяностых годах люди говорили, что у них никогда не будет мобильного телефона? И теперь у тех же самых людей есть ПК, планшеты, умные часы, камеры для дверных звонков и собачьи трекеры. Мы стали жертвами, даже не осознавая этого. Мы все купили, обновились и теперь не можем представить себе ни одного дня без наших технологий. Так что, возможно, мы это заслужили. Это вещь, о которой вы никогда не думали: НЕЙРОКЛЕТКА.

Нейронный имплантат Института Шиллера.

Обратите внимание на это слово и запомните его. Скоро оно появится во всех средствах массовой информации, но помните, что впервые вы услышали это здесь. Следите за обновлениями Landauleaks.com в течение следующей недели, когда я буду вести репортаж непосредственно с конференции Шиллера.

БУДУЩЕЕ НАСТУПИЛО. Терри Ландау

ГЛАВА 8

Щиты из древесно-стружечных плит, закрывавшие разбитые окна вдоль улицы Гюстав-Адор, давно исчезли. Prada, Gucci, Louis Vuitton, все часовые компании класса люкс, отборные бутики и частные клубы открыты для бизнеса. Женева, несомненно, оправилась от серьезного экономического спада двух последних лет. Сменяющие друг друга лыжники и летние туристы помогли сохранить регион на туристической карте, но процветание города в значительной степени зависит от фармацевтической промышленности. Научно-исследовательские институты распространились от крупных городов Берна и Цюриха до Женевы, а биотехнологии изменили облик этого некогда причудливого городка конца века. А режущая кромка лезвия Женевы заточена в Институте Шиллера.

Ледяная вода Женевского озера мерцает в лучах заходящего солнца, когда одинокая фигура шагает по мосту Монблан в сторону озера Колоньи. С другой стороны воды за готическими шпилями церквей и неоклассическими отелями вырисовывается сверкающая конструкция из стали и стекла. Это Кампус Биотехнологического университета – фонарь, привлекающий студентов-естественников и мировых новаторов как бешеных мотыльков. Там будет центр предстоящей конференции Шиллера.

В это время суток дороги в основном пусты, за исключением редких гибридных автомобилей Porsche Cayenne и самоуправляемых электрических внедорожников, бесшумно скользящих по слякоти, развозя пассажиров по их роскошным виллам на берегу озера. Из-за минусовой погоды озеро замерзло и ледяные щиты плавают по воде, трескаясь по краям. Пройдя мимо колеса обозрения в Английском саду, пешеходы спускаются по насыпи ниже линии дороги, оставаясь вне поля зрения. Покрытые снегом летние пляжи Женевы под редкими тенями голых деревьев пустынны, если не считать одинокого человека, гуляющего с собакой. Фигура на мгновение останавливается рядом с детской игровой площадкой. Поднимается ветер и подхватывает карусель, приводя ее в движение с жутким свистом. Бездетные, пустые пластиковые сиденья призрачно вращаются. Качели словно шелестят на ветру, желая поиграть. Отголоски более теплых дней, но теперь их цепи скованы льдом. Придет весна, лед растает и дети вернутся.

Далее по направлению к парку Ла Гранж и через небольшие каменные ворота. Теперь с проторенной дороги сворачиваем в густые заросли заснеженных вечнозеленых растений. Дорога поднимается к большому дому в неоклассическом стиле, закрытому на зиму. Пешеходный переход резко поворачивает направо к небольшой неприметной хижине из черной сосны сбоку от дома, напоминающей швейцарское шале с идеальными пропорциями, но в миниатюре. На выцветшей деревянной вывеске написано "La Guinguette". Это пивная на открытом воздухе и закусочная для летних туристов, но сейчас обветшавшая и закрытая на зиму ставнями. Ключ открывает висячий замок; обшарпанная дверь со створками из двух частей со скрипом открывается на ржавых петлях. Прохожий оглядывается через плечо, дабы убедиться, что за ним не наблюдают, затем заходит внутрь, запирая за собой дверь на засов.

Газовый баллон портативного обогревателя поджигается и воспламеняется, затем превращается в синее пламя и начинает излучать оранжевое тепло. После снятия перчаток кончики пальцев прохожего согреваются. Достается маленькая серебряная фляжка, и обжигающий вкус ликера скользит по горлу, а миндальный привкус оживляет и восстанавливает силы. Если включить лампу над столом, заставленным компьютерами, кабелями и портативным спутниковым приемником, вся комната оживет.

На рабочем столе большой светодиодный экран отображает множество блоков программы наблюдения, сложной системы безопасности. Но не за этим местом. Если не считать причудливой маленькой хижины Гензеля и Гретель в лесу, здесь не на что смотреть. На экране изображены коридоры, офис, ворота безопасности и комнаты из стекла. Красная пачка сигарет "Du Maurier Extra Lights" на столе является слишком большим искушением. Достается сигарета, зажигается и делается одна глубокая затяжка.

Сквозь дымку табачного дыма на экране компьютера появляется лицо женщины с каштановыми волосами до плеч, седеющими у корней. Ее взгляд испытующий и прямой, но в этих усталых глазах присутствует слабый намек на жалость, словно она знает нечто важное, но удерживается от искушения рассказать. Заголовок над лицом гласит: "Профессор Сара Коллиер: гений, первопроходец, затворница. Женщина, отказавшаяся от Нобелевской премии".

Осознание того, что ожидается в ближайшие четыре дня, начинает по-настоящему поражать. Наконец-то это происходит. Это все, ради чего они работали. Шанс изменить ход их будущего.

ГЛАВА 9

ДЭНИЕЛ

Пустой конвейер движется со скоростью улитки, огибая зал прилета аэропорта, ничего не доставляя разочарованным пассажирам рейса BA116 из лондонского Хитроу. Мои трясущиеся пальцы постукивают по ручке багажной тележки, терпение на пределе. В конце концов, нам следовало включить в контракт частный самолет. Вообще-то мы настояли на том, чтобы нас встретил специальный сопровождающий, и если, когда мы выйдем, нас не будут ждать по ту сторону раздвижных дверей, у меня сорвет крышу. Только послушайте меня, внезапно превратившегося в примадонну. Но я нервничаю. Вся эта поездка ради меня, и если все пойдет не по плану, тогда я… Ну, я не осмеливаюсь думать об этом. Я уже готов вскарабкаться на ленту конвейера, чтобы самому поискать багаж, когда, наконец, первая сумка спускается из люка, и все рукоплещут.

Сара возвращается из туалета. В самолете ее немного укачало; она проснулась дезориентированной и запаниковала, потому что не знала, где находится и кто я такой. Однако мне удалось успокоить ее и вывести из самолета без особого шума. Я полагаю, теперь это наш крест, который надо нести. Но, похоже, она снова стала самой собой, когда выскакивает из туалета и, замечая мое нетерпение, комично закатывает глаза. Я ненавижу ждать.

– Все в порядке, Непоседа?

Я выдавливаю улыбку.

– Через минуту я буду в порядке. Хотя, честно говоря, где, черт возьми, наши сумки? К черту твою, но в моих – все моё лыжное снаряжение.

Она бьет меня по руке.

– Расслабься, они скоро приедут. Хочешь кофе?

Она бросает взгляд на танцующего робота рядом с вывеской с надписью "Montreux Jazz Café" и смеется.

– Вообще-то, забудь об этом, я не хочу заставлять тебя нервничать еще больше.

– ВОТ ТВОЕ!

Мне стыдно за мою вспышку гнева. Кто так волнуется из-за багажа? Черная сумка Сары с эластичным ремешком в красно-белую полоску появляется из люка, за ней быстро следуют моя черная дорожная сумка North Face и сумка для ботинок. Я хватаю наш багаж, закидываю его на тележку и направляюсь к выходу.