Владимир Павлович Бирюков в одном из своих краеведческих рассказов (В.П. Бирюков. Автографы гостей 200-летия Академии наук СССР. – «Записки уральского краеведа». Южно-Уральское книжное издательство. Челябинск, 1964, стр. 81-87) сообщал, что когда он был гостем на праздновании 200-летия Академии наук СССР в 1925 г., то не упустил тогда возможности взять автографы у некоторых выдающихся современников, в том числе и у Анатолия Васильевича Луначарского, первого советского наркома просвещения, ученого и писателя.

На Бирюкова произвело большое впечатление «многоязычие» наркома. Так, когда на торжественном заседании в Большом театре Академию наук приветствовали индийский и итальянский ученые, то их речи с английского и итальянского переводил А.В. Луначарский.

Но Бирюков был не первым шадринцем, встречавшимся с наркомом просвещения. Еще в 1921 году на приеме у Луначарского побывал шадринский артист и режиссер Дарский: тогда театры были в ведении Наркомпроса.

После освобождения города от белогвардейцев в 1919 году судьба театра решилась на общем собрании членов уездного комитета партии и военно-революционного комитета (военно-революционный комитет временно исполнял функции исполкома уездного Совета), которое состоялось 26 сентября того года. Постановлением этого собрания здание театра муниципализировалось (Т. Клименко. «Переименовать в Советский театр…» – «Шадринский рабочий», 11 мая 1969 г., № 55) и переходило в ведение отдела народного образования, а труппе, служащим и администрации предлагалось оставаться на своих местах. С этого дня театр стал называться Советским.

Приближалось открытие театрального сезона, но артисты на работу, мягко говоря, не торопились, а короче – саботировали, поэтому отдел народного образования решил формировать труппу в других городах. И, прежде всего, начали с крупного культурного центра – Екатеринбурга. Вот в этом городе и пригласили молодого артиста Александра Дарского, который, в общем-то, охотно согласился.

Как-никак, Шадринск считался городом хлебным, но не это было решающим. В то время демократически настроенных работников театра по-настоящему увлекала идея – нести искусство простому трудовому народу, идти в глубинку. А партийные и советские органы рекомендовали вновь организованным труппам ставить спектакли не только на фабриках и заводах, но и в селах и деревнях, организовать на местах драматические студии, читать лекции.

В Шадринске артист избирается членом исполнительного комитета уездного Совета рабочих, крестьянских и красноармейских депутатов и ему поручено заведовать театральной секцией отдела народного образования. В то же время, и это главное, он играет в спектаклях, в частности, иранца Моора в«Разбойниках» Ф. Шиллера и выступает с художественным словом в концертах. К сожалению, мы не располагаем более подробными данными о его творческой работе, однако скажем, что в Шадринске Дарский прижился. Кстати, во время пребывания летом 1922 года в городе скульптора И.Д. Шадра артист познакомился не только с ним, но и с его работами, и даже в местной газете «Трудовая правда» напечатал доброжелательную заметку о новой скульптуре Ивана Дмитриевича «Сеятель», которая в то время была только что закончена.

А теперь о поездке Дарского в Москву. Наступила весна 1921 года, очень трудная весна. Только что в Зауралье закончился разгром кулацко-эсеровского мятежа, партия напрягала усилия в борьбе с разрухой; надвигалось неурожайное лето, период временного коммунизма сменился новой экономическое политикой.

Вот в это время А.Я. Дарский и был командирован в Москву, а уже 1 мая 1921 года он докладывал о поездке в столицу на заседании коллегии уездного политпросвета. В Москву он ездил за некоторыми материалами и инструкциями для театра, но получить их оказалось не так-то просто, пока Дарский не попал на прием к самому Анатолию Васильевичу Луначарскому.

Нарком просвещения, приняв посланца Шадринска, энергично поздоровался, сел напротив и без всяких предисловий стал говорить о больших задачах, стоящих перед работниками искусства современности. Особенно горячо народный комиссар говорил о детских и юношеских театрах, которые призваны воспитывать молодое поколение в революционном духе. Он даже попросил командировать в Москву от Шадринского театра подходящего человека для учебы на режиссера кукольного театра.

Далее Анатолий Васильевич остановился на задачах любительских кружков и говорил о том, что для художественной самодеятельности нужно дать нового режиссера – из среды рабочих и крестьян. Он расспросил Дарского о репертуаре Шадринского театра и одобрил его, но добавил, что репертуар необходимо оживить сатирическими произведениями и комедиями (Госархив в г. Шадринске, ф. 172, оп. 1, д. 292, л. 15.).

Репертуар Советского театра в начале двадцатых годов, который одобрил сам Луначарский, был действительно не бедным. Здесь ставили русскую сценическую классику – «Недоросль» Фонвизина, «Ревизор» Гоголя, «Горячее сердце» и «Светит, да не греет» А.Н. Островского, «Свадьба Кречинского» А.В. Сухово-Кобылина. Шли также драмы Л.Н. Толстого, A.M. Горького, А.К. Толстого, Ф. Шиллера. Но, наряду с произведениями классического репертуара, театр начал осваивать и революционную тематику, однако здесь еще не наблюдалось большого выбора пьес, да и те, которые ставили, не всегда были написаны на должном художественном уровне. Но публика охотно бывала на спектаклях «Исповедь революционера», «Борьба красного Урала», «Великий коммунар», «Красный петух» и других.

Большую работу вели актеры в дни революционных праздников и политических кампаний, участвуя в спектаклях и концертах для трудящихся. Надо сказать, что в то время шло широкое бесплатное обслуживание рабочих и крестьян не только в праздничные, но и будние дни. Например, в зимний сезон 1922-1923 гг. артисты Советского театра сыграли и выступили в 163 спектаклях и концертах. И, если за сезон всего было обслужено 53 тыс. человек, то более 13 тыс. из них – бесплатно. Свободный вход в театр нередко предоставлялся рабочим, членам профессиональных союзов, красноармейцам и школьникам, а также членам сельхозкомунн.

В газете «Деревенский коммунист» привлекает внимание небольшие заметки, посвященные театру, за подписью Эн-Ге. Это псевдоним Николая Владимировича Гурьева, в то время работавшего в уездном комитете комсомола. Николай Гурьев был посланцем шадринских комсомольцев на III съезде Российского Коммунистического Союза Молодежи, на котором с великим волнением слушал «кремнистую» речь Владимира Ильича Ленина.

В одной из заметок Н.В. Гурьев сетовал, что в Шадринском театре мало «мозолистых рук». «Масса расфуфыренных, – писал он, – с претензией на дешевый шик, отделанный заячьими шкурками, «советских» и несоветских барышень, много кавалеров в галифе и просто кавалеров, но очень и очень мало рабочих (Эн-Ге. Еще о нашем театре. «Деревенский коммунист», 16 февраля 1921 года)».

В апреле 1921 года труппа поставила «Вольную волюшку» Шпажинского, «Недоросль» Д.И. Фонвизина, «Бывшие соколы» и «Птенцы последнего слета» А.Ф. Писемского. Далее шли «Белая ворона», «Старые годы» и другие. Наиболее удался спектакль «Недоросль», в котором артистка Несговорова играла Простакову, Минский – Скотинина, Потапов – Кутейкина. Эти артисты «очень живо и ярко изобразили нам типы крепостного времени». Недурен был и Горич в роли Митрофанушки.

Ужасные картины времен крепостного права предстали перед зрителями в спектаклях «Бывшие соколы» и «Птенцы последнего слета». Несмотря на то, что постановка этих драматических произведений требовала довольно крупных художественных сил, отмечал рецензент, однако шадринская труппа с задачей справилась удачно.

Спектакль «Белая ворона» (автор пьесы неизвестен) посвящен революционеру Григорию, который был сослан царским правительством на далекий Север. А после ссылки он решает ехать в глухую провинцию, чтобы сделать что-то полезное для общества. Но Григория не понимают и чинят его инициативе всяческие препятствия. Революционера Григория «вдумчиво и красиво» играл Шаталов, Минский – его брата-офицера, а Лучицкая – их сестру-институтку. Спектакль прошел на хорошем профессиональном уровне.