— Надеюсь, что эта версия отведёт от меня подозрения. — Я с трудом помогла мужчине переместиться из телеги до лазарета. Благо он сейчас пустовал, пациентов в лазарете не было, и сестра Дарина ушла домой, что мне только на руку.

Не знаю, откуда у меня такие мысли, ведь я никогда в себе не замечала такой прозорливости, но, чтобы никто не понял, кого из себя представляет мой пациент, я взяла старые вещи, оставленные здесь прошлыми больными, чтобы его переодеть. Сняв с него добротные сапоги и штаны, пропитавшиеся пылью и въедливым запахом дыма, начала понемногу обтирать тёплой водой. Смывая грязные разводы и подтёки крови, невольно залюбовалась открывшимся мне видом. Крупное загорелое тело просто кричало о том, что его владелец не гнушается тренировками, настолько отчётливо я видела проступающие даже в состоянии покоя мышцы. А когда дошла до широкой груди, то так и замерла с тряпкой в руках. Я, конечно, за все эти годы работы помощницей лекаря видела многое, но впервые рассматривала и любовалась. Когда стала помогать Рафару в приёмном покое, то поначалу смущалась и краснела, видя оголённые участки тела больных. Но быстро поняла, что так я приношу намного меньше пользы, чем могла бы. Да и пациентам всё равно, смотрю я на них или нет, им важно выйти отсюда здоровыми.

В итоге насмотревшись на красивое мужское тело, по сравнению с которым наши селяне и в подметки не годятся, я надела на него старые вещи ныне покойного Рафара. Одежду незнакомца, свернув в узел в старый мешок, решила отнести к себе домой и припрятать — мало ли, вдруг потом они ему понадобятся, а здесь их может кто-нибудь обнаружить. Несмотря на позднюю ночь, спать не хотелось, видимо, происшествия дня давали о себе знать. Умывшись и переодевшись в халат, решила немного поработать с травами. В итоге я сварила общеукрепляющий отвар, сделала лечебную мазь и дала всё это единственному пациенту, находящемуся сейчас в лазарете. А после всё же уснула, опустив голову на тумбочку возле кровати пациента.

Просыпалась я под стоны лежащего на кровати мужчины. В горячке он метался по постели, сбивая подушку вбок.

— Тише. — Я положила смоченный водой компресс на лоб в надежде успокоить его. — Скоро вы поправитесь.

— Где я? — На секунду его карие глаза открылись, чтобы снова сомкнуться.

Так прошло несколько дней. Он то приходил ненадолго в себя, то снова впадал в беспамятство. Я дежурила с Дариной у его кровати поочерёдно. Сутки я, затем сутки она. Наверное, это были одни из самых трудных дней для меня. Я всё время боялась. Боялась, когда староста пришёл и рассказал о том, что жителей постигла неведомая эпидемия, унёсшая жизни всех жителей. Сначала я не поверила. Вот так легко избавиться от людей и списать всё на неизвестную хворь? Ещё боялась, что незнакомец ненароком может сказать о том, что случилось с деревней. Боялась, что тот чёрный дракон может вернуться. А больше всего боялась, что этот кареглазый брюнет не выживет. Секунды боя драконов до сих пор стояли отчётливыми образами в голове, а ночью я просыпалась от чудившегося мне запаха удушливого дыма. Когда я смотрела на их схватку, казалось, прошли минуты. А спустя время, осмыслив всё, что произошло, я понимала, что всё это длилось и того меньше, настолько быстро реагировали сражавшиеся. Наверное, именно в это мгновение, пропуская через себя каждое воспоминание о том, что произошло в деревне, я поняла, что именно имел в виду мой бывший муж, когда говорил об «особом лекарстве», припасенном у драконов для крестьян.

Когда жар спал и незнакомец пошёл на поправку, я поставила свечу Богине за его выздоровление, радуясь, что он смог выкарабкаться и что жертва Рафара не была напрасной.

Открыв глаза, мужчина первым делом попросил воды и испив, наверное, половину кувшина, спросил:

— Кто я?

— Вы совсем ничего не помните? — Я немного терялась с ответами. Как рассказать человеку, что он и не человек вовсе, а дракон? А знает ли он, что они существуют?

— Я… — Он обхватил голову руками, а лицо исказилось от боли. — Помню, что ехал, а куда и откуда не знаю.

— Всё в порядке, такое бывает при травмах. — Такое и правда могло быть. Видимо, после падения он всё же сильно ударился головой, а мы на эту рану и не обратили особого внимания, сосредоточившись лишь на полученном в схватке ранении.

— Вы знаете, кто я? — Он с надеждой смотрел на меня, чуть приподнявшись на подушках.

— Я знаю лишь то, что нашла вас на дороге, ведущей сюда. Скорее всего, вы стали жертвой нападения разбойников. При вас не было вещей, и я не могу сказать вам ни ваше имя, ни что-то ещё. Как я могу к вам обращаться?

— Имя… не знаю даже. Ведь у каждого человека оно должно быть. Пусть будет Нель, возможно, оно и не то, что было дано мне при рождении, но мне нравится, как звучит.

— Ну что же, Нель. Я Лина, и добро пожаловать в наше поселение. — Я пожала ему руку и отправилась улаживать вопрос с его проживанием к старосте.

Здесь, в лазарете, ему больше не было необходимости находиться. Раны зажили, а память, лёжа в кровати, он себе не вернёт. Я опасалась того, что он нечаянно может обернуться драконом и это кто-нибудь увидит. А ещё, как выяснилось из разговоров, старожилы помнили, что такое уже бывало несколько раз, правда, не здесь, а в других герцогствах. Оказывается, когда в городах и деревнях начиналась эпидемии, их закрывали на въезд и выезд по приказу герцога. А в случае, если не удавалось остановить болезнь, прилетали драконы и сжигали всё дотла. Как сказал староста — чтобы спасти другие поселения. Я молча кивала, соглашаясь, а про себя находилась в ужасе от того, что это случается не в первый раз, а никто во дворце не противится таким методам. Не хотелось верить, что всё происходит с молчаливого согласия царствующей династии.

С проживанием Неля всё решилось само собой. Староста сказал, что из свободных домов есть только пустующее жилище Рафара, стоящее неподалёку от моего дома. Нель был непривередлив, и согласился, хотя, выбирая между старым покосившимся домом и хлевом, я бы тоже долго не думала. Меня радовало то, что он будет жить вдали ото всех, около леса, и в случае спонтанного оборота в огромного ящера его могут не заметить. Да и какая-то часть меня, которую я упорно загоняла внутрь, хотела быть ближе к нему. Не могла сама себе объяснить, было ли тому виной отсутствие в моей жизни мужчины на протяжении пяти лет, либо просто его красивый внешний вид, которым я хотела любоваться как можно чаще.

Так и начались наши будни недалеко друг от друга. Нель оказался смышлёным и рукастым, как любил говорить наш староста. Приведя в порядок дом, в котором он жил, он принялся за мой. Пришёл как-то утром, едва занялась заря, и, встав напротив калитки, сказал:

— Я поставлю тебе забор, твой совсем плох. — Нель перебросил из одной руки в другую топор так легко, будто бы он не весил ничего.

Это предложение застало меня врасплох. Я стояла на пороге дома, растрёпанная после сна, с кружкой крепкого чая, и не верила тому, что вижу. Передо мной стоял мужчина, его растрёпанные ветром волосы едва касались плеч, завиваясь внизу, карие глаза горели азартом, а губы дарили широкую и счастливую улыбку. Опустила глаза ниже и тут же заругала себя. Ну разве так можно любоваться незнакомцем? А если у него жена и дети? А я тут стою, рассматриваю широкий разворот плеч, загорелую грудь, выглядывающую через открытый ворот рубахи — она подпоясана широким кушаком, выменянным на пойманного зайца у старосты. Видимо, тяга к дорогим красивым вещам не пропала вместе с памятью. Кушак обычно стоил немало, но староста согласился отдать его за тушку зайца и ремонт крыши в его доме.

— Чем же отплатить тебе, сокол мой ясный? — Я старалась не смеяться и сдерживать себя, чтобы не обратиться к нему «ваша милость», или «ваша светлость». Подумать только, возможно, он занимает какое-то высокое место при дворе, а он тут мне заборы чинить собрался. Как вспомнит потом, не будет ли мне худо, что простой крестьянке помогал?