– Ловушка, – выдохнула Ильда. – Зимой солнце садится рано, значит, еще и шести нет. Разносчица таких статей не пробегает на каблуках весь вечер, ноги опухнут. Трактирщик не стал бы пить, если ему весь вечер еще работать. Значит, в вине сонные травы или яд, а трактирщик принял противоядие. Скорее, сонные травы, тех двух в черном убивать не будут, важные птицы. Но обобрать – оберут. У старшего торговца что-то очень ценное в кармане, наверняка за ним и охота, а остальные под руку попались, но ими тоже не побрезгуют.

Улыбнулся Старший довольно.

– Не нужно мне твоих милостей! – крикнула Ильда, но покачал головой Старший, и золотая монета сама собой очутилась у Ильды в руке.

Золотой – это привольная, безбедная, долгая и сытая жизнь, стоит только сжать монету и загадать вслух, как ты хочешь эту жизнь провести. И не нужно больше трястись по заснеженным, пыльным или раскисшим дорогам, ночевать по постоялым дворам, а то и в кабине, ловить на себе оценивающие взгляды незнакомых и не всегда добрых людей.

Старший исчез, забрав с собой купол, и вновь повалил снег. Ильда положила золотой отдельно от других монет, завернулась в одеяло и уснула.

Она открыла глаза, когда солнце оторвалось от горизонта. Потянулась. Повернула рычаг – тихо. Вздохнула. Уныло повертела в руках тревожник. Как же не хочется…

Мышцы после ночных прыжков неприятно тянуло. Ильда провела рукой по волосам – н-да… Сначала надо привести себя в порядок. А то явится кто-нибудь вроде Питрака, и будет потом годами всем рассказывать, как Ильда сидела замызганная и помятая у поломанного мастодонта.

Совершив утренние процедуры, она утоптала площадочку, чтоб размяться. Встретит спасмагов причесанная, бодрая… хоть и мало в том утешения.

Ильда разогрелась так, что даже ветер ей был нипочем, и, развернувшись в прыжке, наткнулась взглядом на две бородатые рожи в полудюжине шагов. Из-за ветра не услышала, как из леса выехала лошадка с волокушей, а в ней – два селянина. И что неприятно, у одного из них было ружье, дулом развернутое в сторону Ильды.

– Я курьер, – на всякий случай крикнула она, будто кто-то еще мог ездить на гусеничном пневмотраке с гербом королевских служб.

– Да уж вижу, что не Снеговиха.

Ей очень не понравилось, как глазки бородачей ползали вверх вниз по ее штанам и жилету.

Ах ты ж… мстительный старикан! Обиделся Старший, что милость его отвергала. Завывавший в ушах ветер явно его работа. Но и она сама хороша, потеряла бдительность, оставила тревожник в кабине.

– Тут, значить, наша земля, не королевская, за проезд, значить, платить надоть. Чего с тебя, курьер, взять можно?

По закону курьеры могли ездить где угодно, но мужики явно собирались покуражиться. Это не бандиты, это обыкновенные селяне. Убить – не убьют, за убитого курьера королевские маги всю округу перевернут, на поисковики не поскупятся. Но подгадить мужички могут. Как? А кто их знает, на что фантазия толкнет.

Можно, конечно, их заболтать, подпустить поближе, и есть все шансы положить эту парочку отдохнуть. Курьеров хорошо готовят, и против селянина, который только морду бить по пьянке умеет, она выстоит. Против двух… наверное, тоже. Старший не дает испытаний не по силам.

Но можно и по-другому.

Ильда повела вокруг рукой:

– Ничего не замечаете?

Мужики завертели головами и увидели ровный круг – снега на месте купола лежало заметно меньше.

– Это ж… Ледяной Брат был? Да? Да-а-а?

Ильда широко улыбнулась и вытащила монету. Даже на солнце было видно, как бегают искры по ее граням. Убедившись, что две пары глаз понимающе округлились, Ильда размахнулась. Сверкнул золотой, улетая в белое от снега поле. Ругаясь и отталкивая друг друга, увязая в сугробах, падая и тут же поднимаясь, мужики погнались за подарком Старшего Брата.

Присев на подножку, Ильда смотрела, как селяне зарылись в снег. Ветер донес до нее вопли на два голоса; мешанина из рук, ног, кожухов и сапог шевелилась, будто клякса на чистом листе. Наконец, один мужик поднялся, и не глядя на Ильду, бегом вернулся в сани. Заорал, затряс вожжами и погнал лошадь вперед. Второй кучей остался лежать в снегу. Ильда пошла по протоптанной тропе. На буром кожухе вокруг пореза расплывалось темное пятно, остановившиеся глаза смотрели в голубое небо. На всякий случай приложила пальцы к шее – нет, ничего. Вернулась к мастодонту, причесалась и сжала тревожник.

Не успела выйти из кабины, как открылся портал и выпустил двух спасмагов в плотных комбинезонах со множеством карманов, артефактов, с рюкзаками за спинами и магикмётами в руках. Оглядевшись, они опустили оружие.

– Поломалась?

– Поломалась. Привет, Имгар. Тебе стажёра дали?

– Ага. Знакомься – Гар. А у тебя, смотрю, гости были.

Пока спасмаги снимали капот, Ильда пересказала ночные события.

Имгар хмыкнул:

– Не понимаю. Ты не могла этих бородачей подманить и вырубить?

– Имгар, тебе мама в детстве сказки не читала?

– Это ты о старых байках, что ли? За желание на медяк накорми нищего досыта хотя бы мясной похлебкой, не то желание впрок не пойдет; за серебряный – месяц лекарям помогай, выноси горшки за убогими, мой их да подтирай, не то заболеешь вновь… эти?

– Ну да. А за желание на золотой рано или поздно придется выбирать между двумя дорогими тебе людьми. А не выберешь – потеряешь обоих. Пусть лучше он выбирает, – Ильда махнула в сторону уходящих вдаль следов от полозьев.

– Ты в это веришь?

– Знаешь… проверять не хочется.

Имгар хмыкнул, Гар качнул головой, и оба углубились в работу. Вскоре Имгар разогнулся:

– У тебя крисатрутер полетел. – Он опустил на лицо гоглы, которые мигом потемнели. – Отвернись, жарить будем.

Через полчаса все было готово. Спасмаги утрамбовали вещи в кабину и влезли следом. Ильда завела фурытор – загудел ровно, без перебоев, как ни в чем не бывало.

– Куда путь держишь?

– В Листукс. Часов шесть еще.

Маги о чем-то посовещались и постановили:

– Пересаживаться на поезд резону нет. Пока ты до станции доедешь, пока платформу найдем, пока ждать… Поехали после Листукса напрямую, будем по очереди вести, чтоб без остановок.

Ильда улыбнулась. Хоть что-то хорошее – проведет напоследок время в приятной компании.

– С тебя Особый Спасательский в “Белой мраксе” за доставку и развлечение, – добавил Имгар.

– Не получится, – Ильда пожала плечами, не отрывая взгляда от заснеженной дороги.

– Почему это?

– “Белая мракса” только для полных курьеров. Младшим ходу нет. А у меня это третий вызов.

– Это когда ты успела? – голос Имгара звучал донельзя удивленно.

– Один весной, другой летом.

Спасмаги захохотали.

– Ты, Ильда, точно головой подморозилась. Какой ночью ты тут куковала?

– Этой…

– Этой! Что этой ночью было?

– Длинночь была.

– И…? Год только начался!

– Но я же вчера поломалась.

– Вызвала ты нас когда? Сегодня. Так и запишем, а подробности им знать необязательно. Отсчет пошел заново. Так что, Особый Спасательский за тобой.

Хрусь. Хрусь.

Хрусь – половина подрамника. Хрусь – крышка от ящика красок. Хрусь – мольберт. Верней, то что от него осталось – ломкие горелые доски, превратившиеся в угли. Только покореженные ножки из пепла торчат. Огнеборцы не выбирали, куда ступать, стараясь затушить пламя, пока стропила не выгорели, и на другие этажи не перекинулось. Дом они спасли. Мастерскую – нет. Осталось пепелище, обрывки холстов, вещи, разбросанные между закопченных стен…

– Господин Чаркол, – огнеборец тронул Редмонда за рукав испачканного пеплом сюртука. – Хозяин пришел, говорит, закрывать окна фанерой будут, чтоб, значит, снег не попал. А то вьюга, вроде как, ночью обещается.

Редмонд кивнул. Он уже собрал то немногое, что уцелело в пожаре: пару карандашей, ластики, куски замши в пенале и коробку с палочками угля, будто вокруг его было недостаточно. Какая насмешка судьбы! Надо признать, у этой дамы интересное чувство юмора. Столько лет он карабкался по крутому склону искусства, чтобы… нет, не достичь вершины, но хотя бы приподняться над братией бессребреников. И вот, наконец, случилось чудо – его картину “Гордость короля” согласились принять на вернисаж в галерее господина Артиса, что на Мартиш-Холме.