— Если ты — Бишоп, значит Вайолет твоя бабушка, — пробормотал он странным тоном, пронизанным похотью, и медленно опустил взгляд к изгибам моей груди, обнажённой глубоким V-образным вырезом лифа. Затем схватил пальцами пряди моих светлых волос, будто пробовал их текстуру, прежде чем поднести к носу, глубоко вдыхая. Эти тревожные глаза держали в плену, когда он отпустил волосы, а губы скривил в опасной улыбке. — Определённо Бишоп. Я не помню, чтобы слышал о другой дочери Вайолет, кроме Скарлетт. — Он повернулся, чтобы посмотреть на мужчин на дороге. — Ребята, вы слышали о других детях? — Когда они рассмеялись, он вернул внимание ко мне. — Я прекрасно осведомлён обо всех дочерях Скарлетт и о том, где они. И, какой сучке Бишоп ты принадлежишь?

— И ты ждёшь, что я отвечу? Кто, чёрт возьми, так разговаривает? И если бы знал каждую Бишопа, был в курсе, что у Рены тоже был ребёнок. Я не тайный ребёнок. Ладно, технически такая, но не от людей в городе. — Этому засранцу не повредило узнать, кто моя мать. Я попыталась нырнуть под его руку, чтобы избежать электрического тока, который его близость вызывала. Он положил руку мне на бедро, а другой схватил за подбородок, поднимая лицо вверх, пока я не встала на цыпочки. Паника и гнев слились в опасную комбинацию.

— Твоя мать — Рена?

Проигнорировав его вопрос, я выпалила свой сквозь стиснутые зубы:

— Чего ты от меня хочешь? — Я кипела от злости.

— Я хочу знать твоё имя, дорогая, — спокойно ответил он.

Медленно моргая, я обдумывала, какое имя следует назвать самодовольному придурку. А так важно, скажу ли я ему правду? Нет. Он может отстать от меня, поскольку наша семья одни из первых поселенцев, что имело некоторое влияние.

— Мойра Бишоп, — призналась я, и он наклонился ближе. От скрежета его зубов у меня побежали мурашки, потому что, очевидно, по какой-то причине он ненавидел мою фамилию.

— Мойра Бишоп, — прошептал он, словно пробуя имя на вкус своим дьявольским языком. — Как им удавалось так долго прятать тебя? Такую хорошенькую девочку, как ты, было бы трудно скрыть.

— Я не уверена, задумано ли это как оскорбление или комплимент.

Я задрожала, когда он наклонил мою голову в сторону, прежде чем провести носом по нежной линии ключицы. Неторопливо, методично он водил им по моей плоти, пока тепло его дыхания не коснулось мочки моего уха. Давление в животе усилилось, и я сжала бёдра, пытаясь игнорировать пульсацию, которую он создал между ними. От его близости у меня затвердели соски под корсажем платья. Его большой палец пробежался по линии моей челюсти, и я возненавидела стон, сорвавшийся с моих губ, так же сильно, как и тихий смех парня, щекочущий ухо.

— Воспринимай, как хочешь, Бишоп. Мне всё равно, как ты интерпретируешь то, что я говорю, — прорычал он, прежде чем прикусить мою челюсть, что вызвало внутреннюю реакцию моего тела. Я положила руки ему на грудь, ощущая жилистые мышцы под тонкой рубашкой. То, как он сильнее прижался ко мне, заставило меня приоткрыть губы, и из лёгких вырвался тихий выдох. — У тебя не цвет кожи Бишопа, — отметил он. — Почему?

— Откуда мне знать? — слабо пробормотала я. Поддавшись изнеможению, я прислонила голову к машине, прежде чем у меня затекла шея. Он позволил, но его горячие губы восприняли это как приглашение. Они скользнули по моему горлу, прежде чем переместиться и зависнуть в шаге от моего рта. — Об этом следует спрашивать мою мать, а не меня

— Честно, я предпочитаю твои красивые изумрудно-зелёные глаза холодным, унылым голубым глазам Бишопов. — Он выпрямился, возвышаясь надо мной, и убрал руку с моего горла, чтобы опереться о машину, но другой продолжал сжимать бедро, и так сильно, что с моих губ сорвалось шипение. Я рассеянно поглаживала твёрдые мышцы его груди. — Ты в довольно затруднительном положении.

— Правда? — прошептала я, еле шевеля отяжелевшим языком. Что, чёрт возьми, со мной не так? Я никогда так не реагировала ни на одного мужчину.

— Правда. — От его томного голоса мои внутренности таяли.

— Ты в моём личном пространстве. — Так, по крайней мере, я дала понять, что у меня есть границы.

— Да? — спросил он, прежде чем прижаться ко мне, пока я не забыла своё чёртово имя.

— Да. — Хриплый шёпот вырвался стоном.

— Я предполагаю, никто не знает, что сегодня ты возвращаешься домой. Да?

Когда я громко сглотнула, его улыбка стала напоминать волчий оскал. Кровь прилила к моему лицу. Было что-то животное в том, как он смотрел на меня. Его присутствие ощущалось первобытным, деспотичным и хищным, будто он мог нагнуть меня, и я стала бы умолять его проглотить меня.

— Нет. Вайолет не сохранила бы это от меня в тайне. Итак, твоя машина застряла в канаве, и в этой долине нет связи. Проблемно, да?

— У меня две ноги и достаточно упрямства, чтобы выдержать долгий путь до Ведьмовской Пустоши. — Само по себе это не блеф — у меня есть ноги и упрямство. Но остаток пути домой идти пешком — ад.

— Держу пари, тебе хватит упрямства попытаться пройти оставшийся путь домой. — Эти навязчиво красивые глаза изучали моё лицо, прежде чем фыркнуть. — Это очень долгая прогулка в изящных туфельках, Бишоп.

— Вы же едите туда? — спросила я, когда он переместил руку с моего бедра на щеку.

— Да. Попроси меня покатать тебя, — пробормотал он, отступая, но недостаточно далеко, чтобы позволить мне пройти. Волчья улыбка на его губах предупредила о том, каким будет ответ.

Я громко фыркнула.

— Зачем? Ты же можешь отказать? Джентльмен предложил бы подвезти, а не стал бы требовать, чтобы леди попросила или умоляла его. — Я оттолкнула его, когда осознание того, что я ласкала его великолепную грудь, дошло до опьянённого похотью мозга. — Нет, спасибо, как-там-тебя-зовут.

— Я не утверждал, что я джентльмен. Да? Потому что, уверяю, это было бы ложью.

— Нет, ты не такой. Но таким мужчинам, как ты, лучше быть врагами, — пробормотала я, пронзив его испепеляющим взглядом.

— Ты не захочешь делать меня врагом. Ты бы не пережила меня. Я бы не даровал тебе пощады, дорогая

Я снова открыла дверцу машины и схватила сумочку, прежде чем вслепую порыться в ней в поисках телефона. Я провела пальцем по экрану и уставилась на надпись «Нет сети» там, где должны были быть палочки, а затем бросила на парня испепеляющий взгляд. Но мои усилия были впустую, так как он рассматривал мои обнажённые бёдра, и когда я многозначительно откашлялась, он медленно перевёл взгляд на моё лицо.

— Когда вернёшься домой, скажи Вайолет, что я загляну на чай в полдень. Скажи испечь булочки и заварить подходящий чай для гостя моего… уровня. Я уверен, она не обрадуется, что нас с тобой должным образом представили друг другу без её ведома

И почему это прозвучало угрожающе?

— Как я должна сказать ей, кто придёт к нам на чай, если не знаю твоего имени?

Этот засранец серьёзно? У меня возникло чувство, будто я попала в какой-то фильм, где все в курсе, а я осталась в неведении.

Бросив телефон на сиденье машины, я наклонилась ещё дальше, схватила балетки, которые лежали у меня на сиденье, скинула туфли, чтобы надеть их. Я ни за что не собиралась снова карабкаться по канаве на каблуках. Мои ноги уже ныли, я сделала шаг в сторону, спускаясь по чёртовой канаве.

— Роуэн Тейвел. Скажи Вайолет, что я с нетерпением жду возможности выпить чаю с вами. — Его улыбка была плутоватой и наполненной весельем, будто он нашёл что-то весёлое

— Я так понимаю, ты ей не очень нравишься.

— Я полагаю, в твоей жизни нет мужчины? — Его глаза с неприкрытым голодом скользнули по моему телу, прежде чем вернуться к лицу.

— Это личный вопрос. Мы с тобой не собираемся задавать личные вопросы на тёмной дороге при лунном свете, Тейвел, — ответила я едко-резким тоном. — Приятной ночи, и спасибо, что не сбил меня. Я бы сказала, что приятно познакомиться, но это было бы наглой ложью. — Когда я наклонилась, чтобы схватить телефон, сумочку и туфли, почувствовала на себе его взгляд.