Джулиан вкратце рассказал собеседнику, как Франческа писала Ринальдо, и какой ответ получила от маркеза Лодовико.

- Почему вы и синьора Аргенти остались на озере после этого?

- Я не думал, что мы должны уезжать. Это было важно для неё. Я настоял, чтобы мы остались и попытались снова найти подход к Ринальдо или Лодовико.

- И что она вам ответила?

- У неё не было надежды. Но она согласилась, потому что я этого хотел.

- Удивитесь вы, если я скажу, что по её мнению это она хотела остаться?

Он выглядел удивлённым, но ответил довольно взвешенно:

- Память обманывает её. Это была моя идея.

«Непростая у нас пара подозреваемых», – подумал Джулиан. Франческа так запиналась и краснела, что каждое её слово казалось ложью, а спокойствие и уравновешенность Валериано заставляло всё сказанное им выглядеть правдой. Но он ведь привык играть роли. Многие певцы просто стояли на сцене и прекрасно пели, даже не пытаясь играть. Но выступления Валериано порой срывали постановки, потому что оркестр не мог играть сквозь слёзы.

Вслух Джулиан сказал:

- Как я понял из слов синьоры Аргенти, в ночь, когда убили маркеза Лодовико, вы выехали верхом.

- Это верно.

- Куда вы отправились?

- Всюду и никуда. Я просто хотел устать.

- Вы не боялись заблудиться?

- В этом районе невозможно заблудиться, если не выпускать из виду озеро.

- Вы поехали на север или на юг?

Валериано задумался, но лишь на миг.

- Полагаю, на юг.

- Рано или поздно вы должны были обогнуть озеро и достигнуть виллы Мальвецци.

- Наверное, должен был, - вежливо отозвался Валериано, - но не достиг.

- Вы выезжали и в прошлую ночь?

- Да. Меня очень обеспокоило письмо маркеза Лодовико. Мне было очень тяжело осознавать, что я принёс скорбь и унижение той, кого люблю больше всех на свете. Я знал, что не усну, а тогда не сомкнёт глаз и она. А ей очень нужно было поспать – у неё под глазами были синяки от усталости, как у маленькой девочки. Так что я отправился на воздух.

Джулиан наклонился вперёд и мягко проговорил:

- Причина её несчастий жила прямо на другом берегу озера. Как вы могли воспротивиться искушению поехать и увидеть маркеза – чтобы убедить или заставить его изменить мнение?

Валериано слегка откинул голову назад, будто хотел отвести взгляд, но не смог.

- У меня было искушение, - прошептал он, - но я не поддался ему.

Джулиан выжидающе помолчал, давая ему шанс продолжить. Но на Валериано это не сработало, так что Кестрель заговорил вновь:

- Как я понимаю, вы уже бывали на вилле Мальвецци?

- Да. Маркез Лодовико приглашал меня спеть летом 1819-го.

- Вы бывали в мавританской беседке?

- Вероятно, да. Я помню, что мне показывали сады.

- Не может ли случится, что в ночь убийства, вы оставили свою лошадь у ворот сада?

- Я же говорил, что не приближался к вилле – именно потому что иначе поддался бы желанию увидеть маркеза.

- Но ведь в вилле никакой опасности не было. Он жил в замке, а на виллу приезжал только днём.

Валериано поморгал миг, а потом осторожно проговорил:

- Мне было неоткуда знать это. Это была его вилла. Он мог быть там.

- Вы когда-нибудь видели дамскую оперную перчатку, украшенную узором из зелёного шёлка в виде листьев мирта и рубиновым сердцем, пронзённым бриллиантовой иглой?

- Нет, - Валериано удивлённо поднял брови, - почему вы спрашиваете?

- Я расскажу об этом в другой раз. Видели ли вы кого-нибудь, приближающегося к вилле Мальвецци в ночь убийства по земле или в лодке?

- Нет. Но было темно, а я никого намеренно не высматривал.

- Долго продолжалась ваша конная прогулка?

- Я думаю, что несколько часов.

- И когда вы вернулись?

Валериано стал неестественно встревожен. Он посмотрел на Джулиана, как фехтовальщик, ожидающий следующего движения своего соперника.

- Я не помню. Довольно поздно.

- Что произошло потом?

- Я пошёл спать, синьор Кестрель.

- А синьора Аргенти также была в постели?

- Да, – ответил Валериано после очень краткой паузы.

- Она запомнила эту ночь совсем по-другому, синьор Валериано. Она сказала, что проснулась, увидела, что вас нет, и так обеспокоилась, что оделась и отправилась на поиски.

Взор Валериано блуждал по сторонам, как будто к нему возвращались воспоминания.

- Да. Она права. Я забыл, – он извиняющимся жестом пожал плечами. – Это было четыре с половиной года назад.

«Очень славно, – подумал Джулиан, – но я не могу представить, чтобы вы многое забывали и особенно – ту ночь».

- Она сказала, что вы были расстроены, когда вернулись домой и нашли её снаружи. Почему?

- Повторюсь – я не помню. Возможно, было очень холодно, а её платье промокло. Я боялся, что она заболеет.

- Вы не думали, что она могла побывать на той стороне озера? Она говорила, что умеет править лодкой.

- Эта мысль не приходила мне в голову.

- По крайней мере, это вы запомнили хорошо.

- Я доверяю синьоре Аргенти, синьор Кестрель. Я верю ей, как верю Богу.

- Тогда зачем умалчивать сведения, чтобы защитить её?

- Прошу прощения, но я ничего не умалчивал. Хотя если бы я делал это, – добавил он тихо и деликатно, – то в силу того, что невиновность – недостаточная защита. Будь это так, не существовало бы ни святых мучеников, ни обманутых женщин, – он сделал паузу, а потом договорил со слабой, грустной улыбкой, – ни кастратов. Так что не говорите мне о невиновности. Если бы она была нашей единственной одеждой, мы бы замёрзли.

- Ты, как мне кажется, мрачен, - заметил Джулиан, когда его маленький камердинер помогал ему переодеться к ужину.

Брокер поколебался, но потом придвинулся ближе и тихо спросил:

- А, синьор В., сэр… Что ему отрезали? И ствол, и пороховницы?

- Только пороховницы. Вероятно, когда ему было не больше семи-восьми лет, его посадили в горячую ванну и дали выпить, чтобы притупить ощущения.

Брокер поёжился.

Джулиан спустился в гостиную и обнаружил, что на виллу вернулся Гримани. Комиссарио был очень зол, что Франческу и Валериано допрашивали без него, но, как и предвидел Кестрель, быстро потерял к гостям интерес, поняв, что они ничего не знают об Орфео.

За ужином говорили о завтрашнем празднике. Маркеза и её гости собирались отправится в Соладжио утром, чтобы увидеть процессию, что пройдёт через деревню, и побывать на Празднике корзин – местные женщины и девушки подготовили корзины с едой, которые будут продавать, чтобы собрать денег для церкви. Флетчер и Сент-Карр, что тоже ужинали на вилле, сообщили что всё церковное серебро по такому случаю уже начищено, а деревенские украсили храм багряными драпировками, цветами и изображениями чудес. А ещё, к большому удовольствию жителей, подеста получил разрешение устроить фейерверк.

- Какая удача, что разрешение пришло так вовремя, - сказал де ла Марк. – Я помню одну холодную зиму в Милане, когда вице-король хотел заполнить Арену водой, чтобы дети могли кататься на коньках. Разрешение из Вены пришло – в июле!

Гримани холодно на него посмотрел.

- Не сомневаюсь, вы бы предпочли, чтобы мы и дальше спрашивали разрешения в Париже.

- Для меня это не имеет значения, - с улыбкой возразил де ла Марк, - но я думаю, что курьерам это было бы удобнее.

После ужина компания выбралась на террасу. На юге все могли видеть гавань Соладжио, усеянную цветными фонариками в честь святой Пелагии, а по всему берегу горели крохотные огоньки – Карло объяснил, что это улиточные раковины, которые местные дети наполнили маслом и подожгли.

Слуги подали кофе, ликёры и маленькие цилиндрики сыра маскарпоне, посыпанные сахаром. Когда каждый взял то, что хотел, хозяйка попросила Валериано спеть. Донати предложил аккомпанировать ему на пианино, и все переместились в музыкальную.