Глава 15

В первое утро на вилле Джулиану подали на завтрак яйца, ветчину, колбаски, тосты и полентину – кукурузную кашу. Он больше любил завтракать по-континентальному легко, но маркеза явно была рада предложить ему и МакГрегору английскую трапезу, так что Кестрель счёл необходимым отдать ей должное. Доктор же заявил, что это был лучший завтрак с тех пор, как он покинул Англию.

Чуть позже маркезе нанёс церемониальный визит Бенедетто Руга, подеста («это наполовину мэр, наполовину мировой судья», как Джулиан пояснил МакГрегору). Это был мужчина, разменявший шестой десяток, с несколькими подбородками и золотой цепочкой от часов, пересекавшей обширные пространства жилета. Джулиан узнал, что Руга владеет крупной шёлковой фабрикой и может похвалиться самым большим домом в деревне. Его пышная приветственная речь была прервана прибытием дона Кристофоро, приходского священника – высокого, измождённого седого человека, чья походка делала его похожим на исполненную достоинства ворону. Он говорил про праздник святой Пелагии – покровительницы Соладжио, что будет на этой неделе. Джулиан не слышал всей беседы, но по елейному тону священника решил, что маркеза обещала щедрое пожертвование.

Следующим был Фридрих фон Краусс, командующий австрийским гарнизоном, размещённым возле Соладжио. Джулиан нашёл его вежливым и куда более почтительным к маркезе и Карло, чем Гримани.

- Гримани – итальянец, - в стороне и по-английски объяснил Карло, - Те, чья власть здесь бесспорна, могут позволить себе учтивость. А Гримани должен быть больше немцем, чем те австрийцы, которым он служит, – тут он замолчал. Сзади к ним подкралась англоговорящая тень комиссарио – Паоло Занетти. Карло плавно перешёл на миланский и заговорил о катании на лодках.

Когда фон Краусс засвидетельствовал своё почтение маркезе и гостям, Гримани отвёл его и Ругу в сторону, чтобы обсудить поиски улик и расспросы местных силами жандармов и солдат. Джулиана не пригласили, но его это не волновало. Он верил, что известный своей настойчивостью и скрупулезностью Гримани найдёт возможные доказательства. Что же касается расспросов, то с людьми Кестрель хотел поговорить сам, избегая союза с ненавистными здесь армией и полицией.

Будучи предоставлен сам себе, Джулиан предложил МакГрегору прогуляться в Соладжио.

- И как же мы найдём дорогу? – возразил доктор.

- Я думаю, достаточно идти по дорожке вдоль озера до конца сада, пройти через ворота, и Соладжио окажется прямо перед нами.

Они отправились к побережью, задержавшись только у беседки, чтобы МакГрегор мог увидеть её. За беседкой не было платанов, что закрывали бы вид на озеро. Они увидели рыбаков, по два-три человека в лодке, со знанием дела забрасывающих сети или орудующих лесками с крючками и грузилами. Работа была напряжённая – уже вышло солнце, ослепительно сияющее через пелену тумана. Справа от дорожки открывался заманчивый вид на зелёные холмы и тенистые пруды, извилистые тропинки и грубо высеченные лестницы.

Дорожка закончилась у элегантных металлических ворот с буквой «М» в середине и изображениями змеев, оплетающих мечи. Ворота были установлены в каменной стене двенадцати футов высотой, что шла вдоль южной границы сада и переходила в округлый «бастион» на набережной. Джулиан и МакГрегор прошли ворота и шагали вдоль побережья, пока не добрались до Соладжио.

У деревни была крошечная гавань, почти целиком перекрытая волнорезами из камня и щебня. Ряды побелённых домов разной высоты тянулись вдоль берега. У больших жилищ были нависающие над водой балконы, а с деревянных балюстрад свисали цветы.

Джулиан и МакГрегор обошли гавань, ловя любопытные взгляды крестьян, их детей и даже их собак. В дальнем конце деревне стоял просторный дом, состоящих из множества частей разной высоты, беспорядочно составленных рядом и связанных верёвками, на которых было вывешено бельё на просушку. Каждая часть дома была увенчана своей крышей из красной черепицы и красовалась зелёными ставнями. Передняя дверь вела на небольшую, увитую виноградной лозой террасу, что располагалась под прямым углом к озеру. Над дверью висела вывеска с грубым изображением птицы.

На террасу вышла девушка лет восемнадцати. Когда она увидела незнакомцев, её чёрные глаза загорелись, и она неторопливо прошла к балюстраде. На ней была белая блуза с закатанными до локтей рукавами, ярко-голубая юбка и белый чепец, из-под которого искусно выбилось несколько чёрных локонов. Алый корсаж был туго зашнурован под аппетитной грудью.

Джулиан снял шляпу и обратился к незнакомке на чётком миланском, распространённом среди жителей приозерья.

- Прошу меня простить, popola, но это ведь трактир «Соловей»?

- А что же ещё, синьор? – она склонилась над перилами. – А вы один из гостей её светлости, наверное?

- Я – Джулиан Кестрель, а этой мой друг доктор МакГрегор.

- Роза! – из глубины таверны появилась женщина средних лет. Чёрные глаза и приятная фигура придавали её сходство с этой девушкой, но лицо было острым, угловатым и измождённым, будто видело много эмоциональных бурь. Седые волосы цвета железа, были затянуты в узел и пронзены пугающей серебряной заколкой. – Ты чего бездельничаешь тут с господами… иностранными господами, - добавила она, бросив пристальный взгляд на Джулиана и МакГрегора, - когда у тебя полно работы внутри! О, Мадонна, какая ты бесполезная дура! Немедленно внутрь!

Роза вскинула голову.

- Этот господин задал мне вопрос, Mamma. Что же мне было делать, молчать?

- Не подходить к господам так, чтобы они задавали тебе вопросы! Иностранным господам! – воскликнула женщина, вскидывая руки. – Как будто мало нам было солдат!

- Прошу прощения, синьора Фраскани, - мягко вмешался Джулиан. – Я не собирался отвлекать popola Розу от работы. Я лишь хотел узнать, действительно ли это тот трактир, который мне так хвалили.

- Это «Соловей», синьор, - кивнула, слегка смягчившись, хозяйка. – Приходите на стаканчик вина, когда захотите. Но помните – здесь подают еду и вино – больше ничего! – она ухватила Розу за чёрную прядь и утащила внутрь.

Джулиан посмотрел им вслед с усмешкой.

- Никогда нельзя делать девушке предложение, не познакомившись с её матерью. Вы бы женились на Розе, узнав, какой она может стать через десять или двадцать лет?

- Я бы не женился на этой девушке, какая бы не была у неё мать, - объявил МакГрегор.

Они вернулись вглубь деревни и по крутым и изогнутым лестницам поднялись на пьяццу – место, что здесь заменяло общинный луг английской деревни. Она была почти прямоугольной, с грубым каменным источником в центре, вокруг которого теснились женщины в ярких платках, судача и наполняя кувшины. С одной стороны пьяццы виднелась древняя церковь из серо-бурого камня с заострённой крышей и высокой, квадратной колокольней, чьи узкие окна говорили о том, что прежде это была оборонительная башня. Напротив церкви стоял красивый двухэтажный дом – вероятно, жилище подесты.

Джулиан и МакГрегор делали круг по пьяцце, когда землю вокруг сотряс громкий звук. Колокол на башне отбивал полдень. Женщины у источника перестали глазеть на незнакомцев, чтобы перекреститься и помолиться. МакГрегор взглянул на них с недовольством.

- Завтра воскресенье, - резко сказал он, - Я полагаю, нам нечего надеяться найти здесь нашу церковь?

- Я думаю, нечего.

- Я так и думал. Мне придётся остаться дома и читать Библию, но это уже больше, чем позволено папистам.

- Тогда вы не будете возражать, если я побываю на мессе вместе с Мальвецци?

- Если ты хочешь слушать, как священник что-то бормочет на латыни, то это касается только тебя и твоей совести!

- Мне не по душе бормотание на каком бы то ни было языке. Но я хочу послушать музыку. Деревенские музыканты часто бывают очень хороши.

- Тебе стоило бы поменьше думать о музыке и побольше – о своей бессмертной душе.