— Все равно этот случай так просто оставлять нельзя, — сказал Джабраилов. — Сегодня сожгли машину, завтра, если мы не ответим, могут сжечь нас самих. Завтра-послезавтра я тебе скажу, что надо сделать. Сначала похороним Хавкина. А со своим человеком связь держи каждую минуту. Мы должны выйти на украденные деньги раньше этого Головченко.

Говоря о том, что навел справки о мужике, с которым у Гусейнова произошел конфликт в деревне, Лобков не обманывал. Два дня назад к нему приезжал Степан Харченко. Лобков хорошо знал его, потому что дочка Степана родила от одного их телохранителей Джабраилова. Но в прошлом году во время драки с местными он участвовал в поножовщине. На следующий день один из местных умер от ран. Джабраилов, узнав об этом, отправил телохранителя на Кавказ. Как говорят, от греха подальше. Степан Харченко постоянно интересовался им. Все думал, что кавказец вернется и возьмет замуж его дочку. Не мог понять, что того давно ждет в ауле нареченная и будь Степанова дочка красивее самой «мисс Вселенная», ни один кавказец все равно не женится на ней. С чужими они гуляют, а женятся только на своих. «И правильно делают», — всегда отмечал про себя Лобков.

Степана он принял радушно, даже приобнял за плечо и, усадив за стол, начал расспрашивать о деревенской жизни. Спросил и о том, каким образом мог сгореть автомобиль. Харченко только пожимал плечами и говорил:

— Понять не могу. Поджечь вроде некому было. Сам загореться тоже не мог. Но факт есть факт. Вспыхнул вмиг и сгорел дотла.

— А где служил этот Меркулов? — спросил Лобков.

— Не Меркулов, а Миронов, — поправил Харченко. — Нигде он не служил. Он же сельхозинститут кончал. А тогда тех, кто учился в институте, в армию не брали.

— А где служили его братья?

— Нет у него никаких братьев, — ответил Харченко. — И сестер тоже нету.

— Я тебя почему спрашиваю? — Лобков решил быть со Степаном откровенным до конца. — Поджечь джип мог только человек со специальной подготовкой. Может быть, у вас в деревне есть кто-то, кто служил в спецназе. Поинтересуйся, пожалуйста.

— Да я и так знаю, что никого нету, — сказал Харченко. — Правда, к Насте Конюховой брат приезжал, он как раз служит в армии. Офицер. Но он то ли больной, то ли раненый. С тросточкой ходил. Он как раз в то время был в деревне.

— А где он сейчас? — Лобкова даже затрясло от этой новости.

— Уехал, а куда, не знаю.

— Можешь выяснить?

— Спрошу у Насти, но думаю, что машину поджечь он не мог. Хилый был больно, еле ходил. Да и зачем это ему?

— Ты спроси, где он, а мы уж потом разберемся. Хорошо?

— Хорошо, — пообещал Харченко.

Новость была ошеломляющей, но Лобков решил пока не говорить о ней Джабраилову. Надо было найти брата Насти. Выяснить, что это за тип, откуда прибыл и, если возникнет малейшее подозрение, везти его в камеру пыток — такая была специально оборудована в одном, принадлежащем Гусейнову складе. И там уж выбивать из него все, что надо. Не было случая, чтобы человек, попавший туда, не раскололся.

Харченко уезжал в деревню вечером, а к концу следующего дня Лобков собирался приехать к нему. Узнать, что к тому времени удалось выведать у Насти и вместе со Степаном идти к ней. Если баба начнет упрямиться, Лобков затолкает ее в машину и увезет в город. С этой целью он возьмет с собой в деревню двух кавказцев.

Отъезд он назначил на шесть вечера. А без пятнадцати шесть ему позвонил трясущийся от волнения Шуляков и сказал:

— Приезжай немедленно. Деньги нашлись.

В половине шестого инкассаторы привозили в банк дневную выручку магазинов. В тот день с ними работала Людмила Белоглазова. Процедура эта недолгая, но требует особого внимания. Белоглазова уже пропустила через машинку все купюры, записала сумму, к которой осталось приплюсовать пятнадцать тысяч рублей. Это были три пятитысячные бумажки. Две из них потертые, одна совершенно новая. Номера украденных пятитысячных купюр были записаны, они лежали перед ней на столе. Она пододвинула к листку новенькую купюру, сверила цифры и почувствовала, что у нее затряслись руки. Цифры совпадали. Белоглазова тут же сняла трубку телефона внутренней связи и позвонила Шулякову.

— Приходите сюда, — сказала она и добавила: — Приходите немедленно.

Шуляков по ее тону понял, что речь идет о чем-то серьезном. Он кубарем скатился со второго этажа и уже через минуту был в хранилище. Белоглазова молча показала ему купюру, пальцем подчеркнула на ней номер и затем ногтем обвела этот же номер на листке бумаги. Шуляков все понял. Деньги только что привезли из магазина «Копейка», надо было немедленно ехать туда и опрашивать кассиров. Пятитысячных купюр было всего три, они наверняка могли запомнить людей, которые ими рассчитывались. Шуляков положил купюры в свой кошелек и поехал в магазин. Дальше все мало походило на правду.

Одна из кассирш не только узнала купюры, но и сказала, что вот эту, новую, ей принесла знакомая продавщица киоска и попросила разменять. Она посмотрела ее на свет, пощупала, купюра показалась ей настоящей.

— А что, неужели фальшивая? — насторожилась кассирша.

— Нет-нет, настоящая, — успокоил ее Шуляков. — А где работает ваша знакомая?

Оказалось, что киоск ее знакомой находится в одном квартале от магазина. Шуляков направился к киоску. Его продавщица тоже узнала купюру и сказала, что эту банкноту ей подали два алкаша, проживающие в малосемейке соседнего дома. Одного из них зовут Вася, имени другого она не знает. Они покупали у нее бутылку водки. На сдачу ей пришлось отдать все деньги, которые наторговала за день. Как только алкаши ушли, она закрыла киоск и побежала в магазин разменивать пятитысячную. Иначе бы ей нечем было сдавать сдачу другим покупателям.

— А что, купюра фальшивая? — спросила продавщица.

— Пока не знаем, — неопределенно пожал плечами Шуляков.

— Но я здесь не при чем, — испуганно сказала продавщица. — Я ее проверяла только на ощупь и на свет. Распознавателя фальшивых денег у меня нету.

— Тебя пока никто и не обвиняет, — ответил Шуляков.

Отойдя от киоска, он тут же позвонил Лобкову и попросил немедленно приехать. Вместе с ним они пошли к Васе. Тот сидел со своим дружком в комнате за грязным столом, на котором стояла пустая бутылка и старая консервная банка, служившая пепельницей. Оба были в хорошем подпитии и добродушно настроены. Поэтому оказались на редкость разговорчивыми и даже не пытались что-либо скрыть.

Весь день они мучились с похмелья, не зная, где раздобыть денег. После обеда домой вернулся Максим, живущий в соседней комнате. Он им и занял на бутылку, дав пятитысячную купюру, но, наказав, чтобы сдачу они тут же принесли ему. Что и было сделано. Недавно Максим куда-то ушел, но скоро вернется. Ночует он всегда дома.

Максима Биденко Лобков, Шуляков и еще два вызванных на помощь охранника взяли в подъезде. Когда впереди и позади него неожиданно выросли четыре незнакомые фигуры, он понял, что пришли за ним. Биденко попытался выскочить из подъезда, но его оглушили, затащили в машину, и очнулся он уже около склада, где находилась камера пыток. На голове вздулась шишка, она все еще шумела от удара, но он начал медленно соображать.

Биденко понял, что попался с пятитысячной купюрой. Отдавая ее соседу Ваське, он думал, что на алкаша никто не обратит внимания. На него и не обратили. Минут через двадцать он вернулся и отдал сдачу. Биденко обрадовался тому, что так легко разменял банкноту и теперь может легально пользоваться оставшимися от нее деньгами. Но банкноту обнаружили, Ваську вычислили, а тот, ни минуты не сомневаясь, сдал службе безопасности банка своего благодетеля. Теперь Биденко будут задавать вопросы, на которые придется отвечать. И первый из них: откуда у него появилась эта банкнота? Он, конечно, ответит, что нашел ее на тротуаре, но ему не поверят. Начнут проверять, кто он, откуда, с кем связан? Ни с Беспаловым, ни с остальными членами команды на людях и в общественных местах он не появлялся, так что засечь их вместе с ним не могли. Но на Джабраилова с Хавкиным кроме собственной службы безопасности работает и милиция, у них есть связи с ФСБ, так что при большом желании они могут выйти на всех. У Биденко больно защемило сердце. Он не боялся, что его будут пытать. Он никого не выдаст даже под пытками. Страшнее было то, что его друзей могут найти и без него. И причиной всему собственная глупость. Не позарился бы он на эту новенькую пачку денег, не оказался бы сейчас в этом складе, через который его вели, то и дело подталкивая кулаками в спину.