— Такими шнурками обычные уголовники не пользуются. У нас их нет. Ни в милиции, ни в уголовном мире. Да уголовнику они и не нужны. Уголовнику легче зарезать человека, чем связать его. А эти никого не тронули. За исключением охранника. Но там по-другому было нельзя.

— Ну и что из этого вытекает? — нервно, с неприязнью спросил Хавкин.

— То, что круг поиска будет не так и широк.

— Ты думаешь, что деньги еще можно вернуть? — Хавкин сразу оживился и выпрямился на стуле.

— Думаю, что да. Во всяком случае, большую их часть. Все они все равно не сумеют истратить.

— А что нам делать сейчас?

— Звонить дежурному УВД и вызывать оперативников.

— Звони, — Хавкин кивнул на телефон.

— Может, сразу связаться с губернатором? — неуверенно спросил Шуляков.

— Зачем, — пожал плечами Хавкин. — Ему обо всем доложат и без нас.

Он убрал руки со стола и снова стал сразу безвольным и постаревшим. Больше всего ему не хотелось встречаться с Джабраиловым. Не столько из-за неотвратимости объяснения, сколько из-за страха. Десяти миллионов долларов у Хавкина не было, значит, рассчитаться с Джабраиловым он не сможет. Хавкина заставят отдать банк, а может быть, и виллу с садом и бассейном. То есть снова стать тем, кем он был при советской власти. Младшим сотрудником какого-нибудь НИИ. Но теперь нет даже научно-исследовательских институтов, куда без проблем можно было устроиться при коммунистах. А это означает, что придется впасть в полную нищету. От этой мысли он приходил в ужас, она вгоняла его в прострацию.

Джабраилов приехал в банк сразу после того, как из него уехали оперативники. Он уже знал об ограблении. Дежурный УВД позвонил его начальнику службы безопасности раньше, чем своему собственному начальству. Не знал Джабраилов только одного: остались ли в банке доллары, которые он привез туда позавчера, или их тоже забрали. Доллары сегодня вечером должны были уйти на Кавказ для финансирования операций, о которых он никогда ни с кем не говорил. Без этих денег там надолго сорвутся все планы. И он молил Аллаха о том, чтобы тот отвел взор грабителей от этих денег. С долларами гораздо легче засветиться, чем с рублями, уголовный мир это понимает, поэтому не исключено, что их могли и не взять.

И еще одно не давало покоя Джабраилову. Все, в том числе и уголовники, знают, что настоящим хозяином банка является он, а не Хавкин. Знают и о наказании, которое последует за любое посягательство на него. Оно может быть только одно — страшная, мучительная смерть. По этой причине уголовный мир уже давно наложил табу на все, что касается Джабраилова. Никто не мог покуситься ни на его собственность, ни даже на девушку, на которую он положил глаз. В этом городе все принадлежит ему. И вдруг — это ограбление.

В отличие от Хавкина Джабраилов считал, что ничего случайного в мире не происходит. Первый знак свыше пришел ему раньше, еще тогда, когда в тюрьму посадили соплеменника Казбека. Если бы об этом вовремя узнал Джабраилов, за изнасилование и убийство русской Казбек никогда бы не получил шесть лет тюрьмы. Самое большое, что ему могли дать, — условное наказание. Да и то, если бы дело дошло до суда. Казбека наверняка освободили бы сразу после ареста под подписку о невыезде. И уже на следующий день он был бы на Кавказе. А оттуда его никто никогда не смог бы достать.

Вторым знаком свыше было изнасилование Казбека. Джабраилов знал, что тех, кого садят за изнасилование, в тюрьме насилуют заключенные. Но этого никогда не было с его соплеменниками. Их боялись осквернять потому, что кавказцы мстили. И месть, как всегда, была одна — смерть. А здесь не побоялись. Это был вызов. Но кому? Ему, Джабраилову, или соплеменникам, которые, забираясь на чужую территорию, ведут себя не всегда корректно? «Надо будет завтра же связаться с генералом и как можно быстрее вытащить Казбека из колонии, — подумал Джабраилов. — Иначе можно дождаться еще одного недоброго знака». Он уже поневоле становился суеверным.

Хавкин встретил его на пороге банка. Джабраилов не подал ему руки, только кивнул и быстрым шагом направился на второй этаж, в кабинет. Но в кресло Хавкина садиться не стал, присел на стул, к боковому столику. Хавкин сел напротив него.

— Валюту взяли? — спросил Джабраилов и нервно забарабанил по столу пальцами.

Хавкин кивнул.

— Всю? — спросил Джабраилов.

Хавкин снова кивнул. Создавалось впечатление, что он боится открыть рот.

— Как это произошло?

— Я позову сейчас Шулякова. Он здесь был, он все и расскажет, — произнес Хавкин.

— Он был, только неизвестно чем занимался, — сказал Джабраилов. — Вместо того чтобы охранять банк, наверно, возился с бабой. Иначе бы не ограбили. С Шуляковым я еще поговорю. Сколько денег унесли?

— Пока не знаю, — ответил Хавкин. — Надо проводить ревизию. Но унесли много.

— Сколько их было? — спросил Джабраилов.

— Четверо или пятеро. Я видел троих. Все в масках и с пистолетами.

Про пистолеты он напомнил для того, чтобы Джабраилов понял, какой опасности подвергался Хавкин во время ограбления. Но тот не обратил на этого никакого внимания.

— Зови Шулякова, — строго приказал он.

Шуляков зашел в кабинет, сел на стул у двери и слово в слово повторил Джабраилову то, что три часа назад докладывал Хавкину. В том числе про нападение на охранника у шлагбаума.

— Вязали разные люди, но почерк у всех один, — сказал Шуляков и достал из кармана шнурок.

— Что это? — спросил Джабраилов, подавшись вперед и сразу изменившись в лице.

— Вот такими шнурками они связывали всем руки, — сказал Шуляков.

Джабраилов посмотрел на свою руку, потер запястье и сказал:

— А ну-ка дай его мне.

И Шуляков понял, что Джабраилов хорошо знаком с подобными шнурками. Он растянул его на всю длину, потом взял за один конец и начал неторопливо перебирать пальцами словно четки. Шуляков ждал, что он скажет, но Джабраилов молчал, устремив задумчивый взгляд в окно, за которым виднелась зеленая крона тополя. И только через долгую минуту, показавшуюся Шулякову целой вечностью, медленно произнес:

— Такими шнурками пользуется армейский спецназ. Мне рассказывали об этом на Кавказе. Ты говорил, что шнурков было три. А где еще два?

— Забрали оперативники, — сказал Шуляков. — Это же вещдок. На сегодняшний день — главная улика.

— Этот я возьму себе, — сказал Джабраилов и положил шнурок в карман. — Может еще пригодиться.

И потому, как он это сделал, Шулякову показалось, что у Джабраилова не самые приятные воспоминания об этих шнурках. Если он взял его себе, значит, зацепился за что-то. Значит, знает, почему ограбили банк и кто мог это сделать. Но задавать вопросов не стал. Понимал, что Джабраилов скажет не больше того, что считает нужным.

— Можешь идти, — сказал Джабраилов и, повернувшись к Хавкину, спросил:

— Когда будешь знать, сколько денег украли и сколько осталось в банке?

— Завтра к обеду.

— Как только узнаешь, сразу позвони мне.

Джабраилов поднялся и, не попрощавшись, вышел.

Почти в это же время губернатору позвонил начальник областного управления внутренних дел Гендарев и рассказал об ограблении банка. Новость была крайне неприятной потому, что о таких событиях докладывают министру, а тот — президенту. О разгуле криминала в стране не говорит только ленивый, а резонансные ограбления по нескольку дней смакуются всеми средствами массовой информации. Теперь на трепливые языки журналистов попадет область. Ходом расследования наверняка поинтересуется и президент. Он любит расспрашивать о подробностях подобных историй, а докладывать их всегда неприятно. И губернатор уже заранее готовился к допросу. Поэтому спросил:

— Что удалось выяснить по горячим следам и какие меры вы принимаете?

Даже по голосу в телефонной трубке можно было понять, что губернатор нервничает. Гендарев в отличие от него был спокоен и ответил так же спокойно и неторопливо:

— Создана оперативно-розыскная группа, во главе которой поставлен наш лучший следователь подполковник Головченко. Выставлено наблюдение на всех контрольно-пропускных постах, в аэропорту, на вокзале и автобусных станциях. Ведется сбор дополнительных вещественных доказательств. Уже найдет автомобиль, на котором приезжали преступники, сейчас выясняется его происхождение.