Свет ударил в закрытые глаза. Санёчек резко открыл их, огляделся. Оказалось, что лежал он под лавкой в луже воды, рядом стояла мать с пустым ведром воды.

– Ма-а-а-а-ма! Ты чего творишь? У меня ж чуть сердце не остановилось. Я Аида сейчас видел, реку смерти и всякое такое.

– Нажрался опять, тартыга? Спишь тут под лавкой!

– Не без этого!

– Когда ты уже перестанешь терзать сердце матери? И жены? Жена у тебя, дубина, теперь есть, чадо твое таскает, ты головой-то думай, когда к шаболдам своим бегаешь. Господи, прости мою душу грешную за сына юродивого.

– Ничего не юродивого. И не бегаю. Чего ты начинаешь? – Санёчек поднялся и начал зачем-то отряхиваться. – Посидели с Гуськами, выпили чуток. Мальчишник перед свадьбой – дело святое.

– Че ты мне ваньку тут валяешь? Мне Алка рассказывала, как он к ней бегает периодически.

– Ну если она красивая, то все может быть.

– Она венеролог в нашей поликлинике.

– Ма-а-а-а-ма, это личное дело каждого, кому и отчего лечиться. А Алка твоя про врачебную тайну слыхала?

– Какую еще тайну? Иди давай мыться, свадьба у тебя уж на носу, а ты тут грязный, как свинота.

– С вашей помощью, маменька! – Санёчек укорительно посмотрел на ведро.

– Чего-о-о-о? – металлический снаряд полетел со страшной силой в спину сына.

– Ма-а-а-а-ма, хватит! Убьешь жениха!

– Я тебя породила, я и убью. Мне можно, я ж мать!

– По сто пятой статье за убийство ведром до двадцати лет дают. Это отягчающее.

– Мойся иди, прокурор! Выходить уж через час. Нас приличные люди вообще-то ждут.

– Ага-ага, приличные. Новиков твой этот приличный, поди, людей в бетон закатывал в девяностые. Ты рожу его бандитскую видела?

– Ты свою видел? Иди уже, правдоруб хренов.

К резиденции Кольцовых под свадебный аккомпанемент, извергающийся из хрипящих колонок в виде «Зятя» от Ноггано, подъехал «жигуль» Кузьмы. Естественно, в свадебных ленточках. На заднем стекле чуть выше наклеенного АК-47 красовалась надпись «Жених».

Свадьбу решили отметить лишь узким кругом в ресторане. Виктор Иванович наотрез отказался на обильную спонсорскую помощь, но благодаря уговорам Виктории и Софьи Федоровны пирушке все же суждено было случиться. Со стороны жениха на праздник допустили лишь мать и Гуська, выступающего в роли свидетеля.

Санёчек наблюдал себя разодетого в зеркале. В голове были мысли о побеге.

– Зачем я во все это вписался? Чего не предохранялся? Сейчас бы и проблемы такой не было.

– Хватит красоваться! Пошли уж, жоних! – торопила сына Клавдия Петровна. – Чего мрачный такой? Чай не на похороны!

– На похороны своей холостяцкой жизни, – вздохнул Санёчек.

– Ну, епть, красава, братишка! – с порога загорланил вошедший Кузьма.

– А ты чего как к себе домой уже заходишь? – негодовала хозяйка.

– И вам здрасти, Клавдия Петровна! – Гусёк исполнил низкий боярский поклон. – Я вообще-то вашего сынки свидетель. На минуточку прошу заметить. Вот, видали? – он потеребил повязанную верхом красную ленточку, оповещающую золотыми буквами, что он свидетель.

– В цирк тебе надо! Клоуном!

– Как скажете, Клавдия Петровна! В цирк так в цирк!

– Ты мне тут не клавдиепетровничай! Иди колымагу свою заводи! Опаздываем уже!

– Слушаюсь и повинуюсь! – Кузьма развернулся и пошел, затем запел: «Я зять, нехуй взять».

– И шарманку свою выключи, я под этот ужас не поеду!

– Жестко! – Гусёк повернулся и подмигнул Санёчку. – Не спорю, но по-другому не сказать.

– Я сейчас тебя шваброй охерачу, – Клавдия Петровна была настроена решительно.

– Семейная агрессия, месиво, весело… – женщина потянулась за стоявшей в углу деревянной шваброй. – Все-все! – заискивающе заулыбался Кузьма. – «Дорожное радио» так «Дорожное»!

Весь путь до Дворца бракосочетания Санёчек молчал! На фоне продолжался срач между кучером и пассажиркой. Дело обыденное, потому он не вникал, да и зачем? Есть вопросы посерьезнее. На парковке у ЗАГСа уже ожидала чета Новиковых. Виктор Иванович нервно курил. Вика, Софья Федоровна и свидетельница о чем-то трепались.

– Смотри, какая свидетельница! Ауф! – восторгался Кузьма. – Я ее того! – под соответствующий присвист он показал композицию рук, обозначающую соитие. – Чтобы брак был крепким.

– Что жених придурок, что свидетель! – выдала свой вердикт Клавдия Петровна.

До назначенного времени велись светские бессмысленные беседы. Кузьма бегал с камерой, которую у кого-то одолжил, чтоб увековечить рождение семьи Кольцовых. Далее все по традиции. Украшенный зал. Натянутые улыбки. Тетка, вещающая заученный текст под марш Мендельсона. Местный видеограф. Дежурная подпись. Овации. Горько! Поцелуй. Расход.

– Ну что, в ресторан? – Софья Федоровна светилась, словно проглотила килограмм урана.

– А почему бы и нет? – потирал руки Кузьма. – Сейчас бы накатить за здоровье молодых! – он подмигнул свидетельнице, та шарахнулась от него.

– Тебя вообще кто спрашивал, обморок? – Виктор Иванович был не в духе, что было вполне очевидно, ибо отдал свою единственную доченьку в не самые надежные руки.

– Я вообще-то свидетель.

– Ты хоть копейку потратил, свидетель? Накатить ему! В печенках уже сидят эти нахлебники. Дай-дай! Этому дай, тому дай! Одного отвадишь, трое новых появятся. И всем дай! Дай-дай! Как вы мне все дороги, тунеядцы!

– Папа! Хватит! Праздник же! – осадила отца Виктория.

– Вы идите, пойду сигарет куплю, а то закончились, – вышел из ступора Санёчек.

– И мне купи! – тесть достал пятьсот рублей и сунул их во внешний карман пиджака Кольцова. – «Парламент» легкий! Сдачи не надо! Я сегодня великодушен к зятьку! – Виктор Иванович похлопал несколько раз его по плечу, причем с каждым разом все сильнее и сильнее, но, не подавая вида, показательно улыбался.

– Братишка, давай я сгоняю! – решил помочь Гусёк.

– Да ладно, я сам.

– Ну сам, так сам.

– Мась, давай только не долго!

– Я сколько раз говорил не называть меня масей.

– Ма-а-а-а-ась! – образовавшийся острый угол в бровях Виктории обозначил максимальный уровень агрессии, зарождающийся в этой женщине.

– Как скажешь, жена!

– Ой, так необычно… – расплылась она сразу в улыбке.

– Пойдем уже! – под локоть ее зацепил отец.

– Па-а-а-а-па!

– Пап-пап! – негромко начал распевать знакомый мотив Санёчек и двинулся в сторону магазина. – Папара-пара-пап-пап…

Свадебная процессия двинулась весело в ресторан. Улыбчивый армянин по-хозяйски радушно приветствовал гостей, Виктора Ивановича обнял, как родного, затем выдал порцию дежурных свадебных шуток в адрес Новиковых и Кузьмы, коего принял за жениха. Нелепицу прояснили, и все посмеялись. Интерьер был с аляпистым закосом под дворянское убранство – лепнина, огромные люстры, куча зеркал, картины в винтажных рамках, бархат и все такое. Лучшего в городе было просто не найти. На столе уже стояли салаты, закуски, вино и водочка.

– Может, для аперитивчика? – Кузьма протянул руки к бутылке водки.

– Руки убрал! – грозно осадил Гуська Новиков. – Женишок сейчас придет и начнем.

– Молчу-молчу! Традиции так традиции! – натянул улыбку свидетель, но под нос себе пробормотал: «Козлина ебуча!»

– Че сказал?

– Совет да любовь, че ль, говорю!

– Что-то не похоже было!

– Вам показалось.

– Когда кажется, креститься надо.

– Чай не в церкви.

– Па-а-а-па, у меня свадьба вообще-то!

– Ладно, все-все. Где твой женишок, кстати? Хоть за смертью его посылай!

Прошло пять минут. Десять. Санёчка все не было и не было. Кузьма напрягся. Через двадцать минут напрягаться начали и все остальные. Клавдия Петровна что-то бурчала себе под нос. Виктор Иванович негодовал пуще прежнего. Вика начала звонить новоиспеченному мужу.

– У него выключен! – завелась сирена невесты.

– Да может, сел телефон, – попытался разрядить ситуацию Гусёк.

– Да сбежал он! – повеселел Новиков. – Вот же сыкло! Только тупое. Бежать надо было до, а не после.