Сейчас… только чуть-чуть. Она скоро оттолкнёт его, но так хочется снова это всё испытать! Ведь она была уверена, что больше никогда, никогда! Сейчас… Она запомнит это ощущение, чтобы вспоминать потом.

Катя вырвалась из его рук. Оба тяжело дышали, глядя друг на друга во все глаза.

— Катя, не убегай, выслушай. Совсем немного, — он схватил её ладони в свои, продолжил быстро и отчаянно. — Катя, меня не оставляет ощущение, что мы тогда, пятнадцать лет назад, расстались, не закончив разговор! Словно на половине фразы! Потому так тяжело, это ужасное чувство чего-то недосказанного, но очень важного…

— Неужели! — Катя сузила глаза, которые метали молнии. И без того яркие после поцелуев щёки вспыхнули ещё ярче. — А кто прервал разговор на половине фразы, не подскажешь, Суворов?! Точнее, даже и не дал мне толком заговорить?!

— Я, — он смотрел ей прямо в глаза. В его взгляде было отчаяние.

— Вот именно! — Катя не замечала, что говорила всё громче. И что держит Суворова за воротник полупальто, словно чуть встряхивая. — Ты, Суворов, ты! Ты не дал мне и слова сказать в свою защиту! Ты просто повернулся ко мне спиной, а потом и вовсе исчез за линией горизонта! И не вспоминал обо мне всё это время! А тут вдруг увидел и вспомнил о том, что мы не закончили разговор?! Да мы и не начинали его, Суворов! И не будем, ясно тебе?! Потому что я уже не хочу говорить с тобой, Суворов! Не хочу и не стану! Никто меня не заставит! Мне это не нужно! Мне без тебя уже оооочень давно намного лучше, чем с тобой!

— Катя, почти всё верно, кроме того, что я не вспоминал о тебе! — горячо возразил он, попытавшись вновь схватить её руки, но она не дала. — Мне не надо было вспоминать, я и не забывал никогда! Всё это время у меня было чувство, что я состою только из оболочки! А сам я остался здесь, в этом городе, в который долго не мог вернуться! Но я вернулся за самим собой…и за тобой, Катя! Я отчаянно надеялся, что увижу тебя хоть когда-нибудь, пусть и считал, что ты в Европе!

— Вернулся, и поздравляю! Но я здесь не причём. Кажется, так ты сказал однажды, — она словно потухла, заговорила тихо, щёки перестали пылать. — Я не стану продолжать разговор, Суворов! Отпусти меня и больше не преследуй. Не мешай мне спокойно жить!

— Уйти и не возвращаться? — тихо спросил он.

Его глаза тоже потухли, стали безжизненными.

— Да, — Катя твёрдо встретила его взгляд.

— Хорошо. Прости, — он начал поворачиваться и вдруг замер. — Один только вопрос, можно, Катя?

— Один можно.

Он посмотрел в её глаза, уже открыл было рот, но вдруг передумал. Легко махнул рукой и быстро пошёл к своей машине. Через несколько секунд его и след простыл, будто не было.

Катя положила руку на прохладную дверь своей машины.

— Ты когда-то будешь бороться за меня, а? Хоть капельку? — тихо и отчаянно проговорила она. — Или только я за тебя, горе моё?! Ему сказали: «Уходи», а он сразу лапки сложил и сдался! Спросить хотел…явно о ребёнке, но так и не спросил! Струсил!

Она распахнула двери машины, устроилась за рулём, пристегнулась, игнорируя слёзы. Она думала, у неё нет больше слёз! Думала, выплакала их все пятнадцать лет назад! Но они были, горячие и солёные, стекали по щекам и подбородку, капали. Не выдержав, Катя сложила руки на руле и уткнулась в них мокрым лицом. Плечи её вздрагивали всё сильнее.

В пятницу Катя встала на полчаса раньше обычного и заказала билеты на самолёт. Она приняла решение.

У Лены неделю назад родился долгожданный внук, до этого были только две внучки, и Лена со Светой осаждали с тех пор Катю, настаивали, чтобы Катя и Серёжа прилетели знакомиться с новорождённым.

Катя отказывалась, обещая, что они с Серёжей прилетят в новогодние каникулы. Они же вернулись из Бильбао меньше месяца назад, и теперь лететь обратно? Опять школу пропускать? Да и накладно…

Но после вчерашнего ужина с Суворовым Катя вспомнила любимую фразу Лены о том, что смена обстановки — лучшая психотерапия. Нужна встряска, положительные эмоции, движение!

Они улетят сегодня поздно вечером, побудут в гостях чуть больше трёх дней, вернутся во вторник, а в среду Серёжа пойдёт в школу.

Она обрадовала Серёжу, когда он проснулся, и сын всю дорогу до школы бойко и радостно болтал. В школе, молясь, чтобы нигде не наткнуться на директора, Катя быстро оставила заявление у Татьяны Юрьевны. К счастью, обошлось! Суворов не попался навстречу.

В двенадцатом часу, закончив работу в лаборатории, Катя решила сходить перекусить в ближайшее кафе.

Она вышла из здания медицинского центра, когда её кто-то окликнул по фамилии. Катя даже не поняла, мужской или женский голос. Она остановилась, удивлённо озираясь, и заметила худого и какого-то замызганного мужичка, поднявшегося со скамейки навстречу ей. Язык даже не поворачивался назвать это видение мужчиной, настолько он был плюгавый и какой-то чёрный.

— Не узнаёшь? — усмехнулся он, и Катя вспомнила…

Лучше бы никогда не помнить тот день, а ведь они с тех пор не виделись. Чигирев испарился с вокзала, видимо, сразу, как приехала скорая.

— Привет, Жора! Ты что здесь делаешь?

— Тебя, Бабушкина, жду! Хочу поговорить.

Ну обалдеть просто! Все призраки прошлого внезапно восстали из небытия, и все хотят поговорить с Катей.

Вздохнув, Катя опустилась на скамейку, где сидел Чигирев, и брезгливо отодвинулась подальше от него.

— Быстрее, Жора, говори, что хотел, и разбегаемся. Мне некогда.

— Хочу информацию тебе продать. Раньше всё боялся, Олеська стращала, а теперь мне всё равно. Я и так не жилец. А деньги не пахнут.

При упоминании Олеськи Катя поёжилась, словно подул холодный ветер.

— Если ты мне решил рассказать душещипательную историю, случившуюся пятнадцать лет назад, разочарую тебя! Я ещё тогда догадалась обо всём, не знаю лишь тонкостей. Так что попробуй меня удивить, если хочешь продать свою эпопею.

Он наклонился вперёд и поставил локти на колени.

— Добрая ты слишком, Катька! Святоша. За это и пострадала. Только знай, не тронул я тебя! Просто рядом полежал. Олеська опоила тебя, мы тебя перетащили на диван, раздели и уложили, а я рядом прилёг. Эту картину маслом и увидел твой Суворов. Говорят, вернулся он в наш город, а? Правду говорят?

— Не знаю, — нехотя ответила Катя. Её тошнило, как тогда, после приёма неведомого лекарства из рук Олеськи. А ведь Артём её предупреждал, просил не доверять Олесе и не видеться с ней!

Катя не послушалась, да ещё и Артёма обманула, придумав несуществующее собрание.

— Ох и рожа у него была! — хриплый голос Чигирева и резкий смех вернули Катю в действительность. — Я думал, его кондратий хватит, он реально стал зелёного цвета и закачался. А потом убежал, как будто за ним привидения гонятся.

Впервые Катя подумала, что, пожалуй, очень сложно ей теперь, при вновь открывшихся обстоятельствах, осуждать Артёма. Увидеть её, Катю, в постели с Чигиревым! Конечно, чтобы поверить в то, что она легла с Чигиревым, тоже надо очень своеобразно мыслить, но всё же!

Только теперь она поняла, в каком шоке был Артём. Однако это шоковое состояние у него слишком затянулось.

— Конечно, я должен был тогда всё рассказать ему, — задумчиво и почти человеческим голосом рассуждал Чигирев. — Но Олеська мне угрожала. Дескать, знакомые её в асфальт меня упакуют. Или посадит она меня. А это запросто, она же безжалостная!

Катя молчала. Что тут скажешь? Если думать об этом напряжённо, недолго и свихнуться. Но кому нужно сейчас думать об этом? Дело сделано. Олеське всё удалось. Ворошить это всё не имеет абсолютно никакого смысла.

— Олеська-то всё думала, будто удачу за хвост поймала, а на деле от жизни огребла по полной.

— Почему? — равнодушно спросила Катя.

— Она же тут напакостила вам и сразу в Сочи смылась. И встретила там какого-то олигарха. И в Сочи-то у него дворец, и за границей! Каталась, как сыр в масле, и всё надеялась, что он на ней женится. Вот только ему нужны были наследники, а Олесечка наша после многочисленных походов к врачам забеременеть не могла. Чего только ни делала! Лечилась у лучших врачей, к знахаркам ездила, по всяким святым местам, к святым мощам, и в Израиль к Иордану… На Луну только не слетала! Это делала, как его? Не операцию, а…