Если заглянуть еще дальше в историю человечества, можно обнаружить, что и темная кожа поначалу была элементом адаптации. Наш кузен, шимпанзе, прячет под своей черной шерстью светлую кожу. Когда человек скинул с себя шерсть, цвет его кожи изменился, чтобы защитить неприкрытое тело от солнца. Хотя бы по этой причине считать светлую кожу каким-то признаком эволюционной иерархии — огромная глупость. Ведь тогда получается, что светлокожие люди рекламируют свою особенную генетическую связь с шимпанзе.

Одним из первых регионов Европы, в который иммигранты из Анатолии принесли неолитическую культуру, по вполне очевидным причинам были Балканы. Ранние крестьяне, которые здесь поселились, основали Старчево-кришскую культуру. Она распространилась вдоль Дуная, примерно в области Южной Венгрии и Сербии, вплоть до Западной Румынии. В своих правах утверждались совершенно новые оседлые культуры с очень простыми жилищами. Их строили из имевшейся в изобилии глины, дерева и соломы, так что выдерживали они далеко не каждую погоду. Подобные дома регулярно разрушались, их перестраивали, так что с течением тысячелетий на их месте образовывались небольшие холмики. Останки таких поселений, которые называют «телли» (арабское слово, означающее «холм»), сегодня можно встретить преимущественно в Южной Европе и на Ближнем Востоке. Эта археологическая общность также подчеркивает функцию Балкан как моста, который на протяжении тысячелетий способствовал обмену между Ближним Востоком и Европой. Если в ледниковый период жители Балкан передали свою ДНК анатолийцам, то 10 000 лет спустя, с наступлением эпохи неолита, их гены вернулись в Центральную Европу. Это взаимодействие через Балканский путь генетически связывает жителей Европы и анатолийцев по сей день.

Наряду с познаниями в области земледелия и животноводства анатолийцы принесли европейцам умение производить керамику. С помощью огня жители эпохи неолита в огромных количествах производили миски, бутылки и сосуды. Кто хоть раз пробовал, переехав в новую квартиру, сервировать стол без посуды и достойно пообедать, имеет представление и о том, какую роль играла керамика в жизни древних людей. Через тысячу лет новый материал распространился по всей Европе, и дюжины различных культур получили от археологов наименования по тому, как именно они производили свою керамику. Линейно-ленточная керамика — сосуды с орнаментами в форме лент — за считаные столетия распространилась по всей Центральной Европе, по территории современных Франции, Германии, Польши, Австрии и Венгрии, а позже добралась и до Украины. Вдоль Адриатики, Средиземного моря и по всей сегодняшней Италии превалировала кардиальная керамика, которая обычно была украшена отпечатками ракушек.

Огромную массу керамических артефактов той эпохи, которую археологи больше сотни лет откапывают по всей Европе, уже трудно охватить исследованиями. Она указывает на глубокие культурные изменения, которые принес с собой неолит. И кардиальная, и линейно-ленточная керамика — обе появились благодаря анатолийской иммиграции и разделились на Балканах на два течения. Генетически представители двух этих культур почти не различаются, так же как сегодняшние ирландцы и англичане. Победное шествие экономически более успешных земледельцев 8000 лет назад отчетливо прослеживается по изменениям в ДНК, произошедшим в то время. Но эта победа не была безоговорочной. Еще 7500 лет назад ДНК охотников в Центральной Европе не встречалась, зато в сегодняшней популяции она местами так же сильно выражена, как ДНК ранних земледельцев. Старые охотники и собиратели с появлением анатолийцев не исчезли, они лишь отступили. Прежде чем сельское хозяйство окончательно завоевало Европу, охотники и земледельцы еще 2000 лет продолжали соседствовать друг с другом.

Глава четвертая

Параллельные общества

Генетические изменения, последовавшие за миграцией земледельцев, указывают на их явное численное превосходство над жившими тут же охотниками и собирателями. В следующие столетия в Европе доминировала ДНК анатолийцев. Численное превосходство новичков в это время усилилось, ведь в связи с иным образом жизни у них было гораздо больше детей. Поскольку позднее ДНК охотников и собирателей снова стала успешной, выходит, что они не были полностью вытеснены, но, вне всякого сомнения, должны были сначала потесниться. Старожилам достались области, не представлявшие интереса для земледельцев, — небольшие горные хребты с малым количеством пастбищ и пахотных земель, или холодный север Европы. Охотникам и собирателям было куда податься: идеальные условия для сельского хозяйства в начале неолита в этой части планеты были редкостью.

Охотники и собиратели могли как-то договариваться с земледельцами. Они жили в параллельных обществах, знали друг о друге, но на контакт шли с опаской. Об одном из таких контактов говорит Лиственная пещера (Blatterhohle) в Северном Рейне-Вестфалии. От 6000 до 5000 лет тому назад, то есть когда от начала неолита прошло уже длительное время, охотники и собиратели, как и земледельцы, хоронили своих мертвецов в этой пещере. Об этом говорит анализ ДНК найденных костей. Эти популяции должны были быть соседями, которые договорились использовать общее кладбище. Изотопный анализ костей показывает, что каждая из групп питалась согласно своей собственной традиции. В рационе охотников и собирателей преобладали рыба и мясо, а к ним определенно прилагалась порядочная порция червей и прочих насекомых. В рационе земледельцев, напротив, преобладала растительная пища. Они успешно приручили крупный рогатый скот, овец и коз, но питались их молоком, а забивали животных редко. В общем, это были не лучшие предпосылки для того, чтобы приглашать друг друга на обед. Тем не менее то там, то тут между представителями двух групп случались романы — в пещере даже нашлись останки общих потомков. Но очевидно, что попытки мужчин-охотников ухаживать за женщинами из соседней группы оказывались безнадежными. В костях общих потомков не нашлась ДНК земледельцев, зато обнаружилась митохондриальная ДНК охотников и собирателей. Поскольку по наследству передается митохондриальная ДНК матери, выходит, что собирательницы и охотницы подпускали к себе земледельцев, а вот земледелицы собирателей и охотников — нет. Это соответствует наблюдениям над сегодняшними популяциями охотников и собирателей, которые живут в тесном соседстве с земледельцами, например в Африке. И там тоже лишь немногие крестьянки заводят романы с охотниками, а вот крестьяне с охотницами встречаются, наоборот, чаще.

Охотники и собиратели, привыкшие устраивать вечеринки с мясом на гриле, плохо принимали стиль жизни, который принесли с собой их новые соседи — преимущественно вегетарианцы. Удивительно, что потребовалось 2000 лет, прежде чем сельское хозяйство утвердилось в своих правах по всей Европе, ведь оно предлагало очевидно лучшие возможности для развития. Впрочем, у охотников и собирателей тоже были веские основания для того, чтобы не доверять новой жизненной модели или по крайней мере не перенимать ее с легкостью. У земледельцев могло рождаться больше детей, но и цена за это была откровенно высокой: у них никогда не бывало праздников. Чтобы заполнить свою кладовую, крестьяне в большинстве своем пахали целый день, в конце которого их ждало скромное количество зерновых, овощей и, возможно, стакан молока или кусочек сыра. Конечно, работа охотников и собирателей тоже не была сплошным праздником, но она по крайней мере выполнялась явно быстрее. Новички жили в постоянном страхе перед неурожаем, а вот охотники знали, как заполучить у природы еду даже при самых неблагоприятных обстоятельствах. Кроме того, их пищеварительная система была адаптирована к тяжелой мясной диете — до сих пор достаточно бросить взгляд на полку с безглютеновыми и безлактозными продуктами, чтобы понять: многие люди по-прежнему недовольны изобретением зернового и молочного хозяйства. В костях многих древних земледельцев обнаруживаются признаки недостаточной минерализации. Для сильных охотников это могло иметь серьезные последствия.