– Где в настоящий момент находится машина «Рено»?

– Вы понимаете, я передала документы, и ключи, и машину человеку, который… Ну, в общем, я не знаю имени, он помощник Александра Канторовича, который был в машине… которая горела…

– Еще раз. Вы можете назвать местонахождение автомобиля «Рено»?

– Нет.

– Имя человека, которому вы передали автомобиль?

– Нет! – Все, мне конец!

– Предъявить документы?

– Нет!

– Вы давно знакомы с мсье Канторович?

– Эээ… Нет.

– Когда и при каких обстоятельствах вы познакомились с мсье Канторович?

Надо сделать паузу. Хрупкий самозабвенно выбивал на клавишах ритм.

– Можно мне воды?

– Разумеется, но отвечайте на вопрос!

– Сегодня утром. В момент аварии.

– Он представился?

– Да. Он сказал, как его зовут.

– Вы знали, кто это?

– Слышала. У нас в газетах про него пишут.

– Почему вы доверили его помощнику машину?

– Ну просто… Как знакомому…

– Куда вы направлялись в момент задержания вас в районе Ля Бокка?

– В гостиницу.

– Вы находились с ним в интимных отношениях?

Что за наглость?!

– Нет, нет, нет! – тут я не соврала. Интимных отношений нет!

– Вы находились во Франции по приглашению мсье Канторович?

– Нет!

– Ваше приглашение оформлено компанией, принадлежащей французским бизнес-партнерам мсье Канторович.

Бац! Надо было сообразить, что это всплывет. Мне и ему сообразить!

– Возможно, я об этом не знала.

– Вы были знакомы с мсье Канторович до аварии? В Москве вы были знакомы?

– Лично – нет!

Первый раз лжесвидетельствую. Честно говоря, это отвратительно. И, главное, непонятно зачем. Зачем он просил сказать, что мы незнакомы? Какой смысл?

Я держалась стойко. Но это было уже совсем не смешно. Меня несколько раз поймали на вранье.

Они мучили меня еще полчаса. Вопросы повторялись по кругу, дополнялись, перемешивались в свободной последовательности. Мне было уже сложно контролировать ответы.

– Почему вы не улетели сегодня? – наконец спросили они меня.

– Я собиралась, я бы улетела, если бы не оказалась здесь.

– Вы были задержаны за два часа до вылета вашего самолета. Вы не ехали в аэропорт.

– Тут все близко. Могла бы и успеть.

Они поняли, что я вру. Приговор – встать, суд идет! Интересно, какие здесь тюрьмы?

Переводчик и Хрупкий ушли.

Потом я опять шла по коридору. Лавки вдоль стены были заполнены арестантами. Меня разглядывали – двое арабов, один пожилой дядька неопрятного вида, подростки лет пятнадцати в одинаковых желтых куртках – такие же зэки, как я. Кроме меня, женщина была только одна – пожилая тетка, по виду не француженка. Меня ввели в большую комнату. Там было несколько человек – двое в форме, Власовец и мой Хрупкий. И Саша. Слава богу, он здесь!

Он ринулся ко мне.

– Алена!

Но далеко уйти не смог – дернулся на стуле. Он был пристегнут наручниками к железяке, вмонтированной в пол кабинета.

– Стоп! – Полицейский встал между нами. И усадил меня за соседний стол – в нескольких метрах от Саши. Никогда его таким не видела – растерянный, взъерошенный. Я вдруг поняла, что ему тоже страшно, как и мне. Ботинок на нем не было. И пояса от брюк.

– Все в порядке? Ты как? Сейчас адвокат приедет, – сказал он, выгибая шею, чтобы увидеть меня за тушей полицейского, который разделял нас.

– Все хорошо. Я нормально.

Власовец замахал на нас рукой.

– Нельзя разговаривать! – сказал он, – Только отвечать на вопросы.

Главный обозначился тут же: офицер Лаваль задаст вам несколько вопросов об аварии. Лаваль, обладатель невыразительной, но при этом типично галльской внешности (вьющиеся волосы, аккуратный абрис лица, длинные пальцы), даже, кажется, приосанился.

– Вы знаете этого человека? – вопрос был адресован мне. Власовец тоже вошел в роль, лицо его сделалось жестким. Правильно, чтобы не заподозрили в пособничестве бывшим соотечественникам.

– Да.

– Кто он?

Сказать вам, что ли, всю правду?

– Александр Канторович.

– Когда и где вы познакомились?

– Сегодня утром на месте аварии, – влез Саша, не дожидаясь моего ответа.

– Tais-toi! – Власовец перешел на французский, очевидно, чтобы окончательно дистанцироваться от русского беспредела в сторону французской демократии. – Вопрос для мадемуазель Борисофф!

– Сегодня на дороге познакомились. – Дальше я завела старую шарманку – про то, как ехала, про аварию. Что они оказались русскими. Случайно.

Все правда. Практически. Кроме того, что они случайно оказались русскими. Кого же еще я могла встретить по дороге из Монте-Карло, на свою жопу?

– Вы ехали вместе в машине?

– Я протестую, некорректный вопрос, – встрял Саша.

– Стоп, стоп!

– Какую машину вы имеете в виду? – спросила я.

– Отвечайте на вопрос!

– Да, мы ехали вместе в машине после аварии.

– Кто сидел за рулем?

Я открыла рот, но Саша успел первым:

– За рулем был я.

– Tais-toi! – резко прикрикнул на него Лаваль.

– Вам не было вопросов, – поддержал Серж возражение полицейского.

Саша не обращал на них внимания:

– Но вы не поняли, я вел машину, когда мы ехали в больницу.

– Вопрос для мадемуазель Борисофф. Вы управляли автомобилем «Бентли Континенталь»?

– Нет, я управляла «Рено Твинго», взятым в прокат. Ехала из Монте-Карло в Канны.

Серж перевел ответ. Они посовещались.

– Вы подходили близко к аварийному автомобилю?

– Да, подходила.

– Насколько близко?

– Алена, не отвечай. Адвокат… – Саша резко вскинулся.

– Не говорите, вам требование молчать! Вам вопросы будут позже.

– Повторяю, насколько близко вы подошли к автомобилю?

– До прибытия моего адвоката я требую прекратить допрос, – заявил Канторович. Прежний Канторович, принимающий решения.

– Вам разъяснены ваши права. Допрос по имеющимся положениям проводится до прибытия адвоката. Мадемуазель Борисофф, отвечайте!

– Достаточно близко. На несколько секунд. Я плохо помню, все происходило очень быстро.

– Вы видели, кто находился за рулем?

Кто? Честно говоря, до сих пор я даже об этом не думала. Саша? Нет, на переднем сиденье были только Аркадий и Настя… Настя?!

Я с ужасом посмотрела на Сашу. Он мрачно смотрел на меня. Напряженно.

– Отвечайте быстро! – Власовец явно рассердился.

– Я… Я не помню. Я не видела. – Чертова Настя, почему я должна прикрывать эту суку?!

– Мсье Канторович, кто находился за рулем автомобиля «Бентли» в момент аварии?

– Я. Я уже говорил. Управлял автомобилем я. Мадемуазель Борисова здесь ни при чем.

– Как?.. Саша, как ты? Разве ты?!

– Алена, молчи, сейчас молчи!

– Мсье Канторович, вы отвечаете только на вопросы.

Хрупкий бешено бил по клавишам компьютера. Контора писала и протоколировала весь этот дикий фарс. Почему он сказал, что он был за рулем? Его ведь теперь не выпустят?!

– Мадемуазель, еще раз подумайте, вспомните, кто находился на водительском месте в аварийной машине?

– Я не поняла. Машина была разбита. Потом загорелась. Я была в шоке. – Я посмотрела на него. Саша сидел, опустив голову.

– Вы спрашивали об этом мсье Канторович?

– Нет. Мы были в шоке. И до сих пор в шоке.

– Опишите автомобиль, пострадавший в аварии.

– Я не приглядывалась. Он взорвался почти сразу. Мы еле успели человека вытащить!

– Вы когда-нибудь управляли автомобилем «Бентли»?

– Нет! – Он что, мне дело шьет? Такой поворот я не предполагала. А если они подумали, что это я была за рулем?! О, господи!

Лаваль подозвал переводчика и что-то зашептал ему на ухо. Тот подобострастно кивал. Прихвостень империализма! Французик из Бордо!

– Мадемуазель, где находился мсье Канторович в тот момент, когда вы подошли к автомобилю «Бентли»?

– Ээ… Он оказался рядом со мной. Возле машины. Возможно, его выкинуло от удара. Не знаю… Но он стоял рядом.