– Лен, успокойся. Я гипотетически. Вы сами там разберетесь. Я вообще мимо проходила.
Как далеко я отплыла от берега, с которого когда-то бросилась в эту бурную реку гламура. Теперь, когда Полозовой нет, не утонуть будет сложнее.
На следующий день Аня объявила:
– Теперь ездить на переговоры будем в расширенном составе. И мы с Мариной присоединимся. Надо команду показать, чтобы не было никаких разговоров!
Никаких разговоров и так не было – увольнение Иры предпочитали не обсуждать. Во всяком случае, открыто.
На первые переговоры я поехала с Красновой – на Рублевку, в роскошный медицинский центр «А-клиникА» к хирургу Ольховскому, главврачу и директору в одном лице.
– Делать операцию у Ольховского – это супермодно! – сказала Ленка, которая была от него в восторге.
К Ольховскому, московской знаменитости, было не попасть ни под каким видом, и мне стало даже интересно – что это за человек, который бестрепетно каждый день кроит по выкройке 42—44 живые груди, задницы и бедра.
Ольховский оказался веселым. Осмотрел нас с ног до головы – казалось, он прикидывает, что здесь не так и что стоит отрезать.
– С чем пожаловали, красавицы?
– Андрей Андреич, я видела вашу последнюю работу. Милочку нашу.
Имелась в виду Мила Ямбург, владелица бутика «Монте-Наполеоне», которую я где-то уже встречала. Точно, на той самой тусовке в ГУМе, когда Канторович…
Стоп! Про это не думать, не думать. С тех пор как мы расстались, я заблокировала эту часть сознания. Вот сейчас надо остановиться. Немедленно!
– Ой, лапочка, что ты, это не последняя! Тут у меня красавицы сейчас другие.
– Шоу-бизнес?
– Какой там. Выборы скоро – читали газеты-то, красавицы? А это кто с тобой, лапочка?
Ольховскому было лет 50. Помоложе моего папы. В нем потрясало сочетание простонародного лукавства, этакий дед Лукич с ленинским прищуром, и цинизма, возможно, чисто врачебного. И говорил он с интонациями деревенской сказительницы – так бабушки рассказывают внучкам сказки.
Я представилась.
– Сколько лет?
– Ей 32. Она меня старше! – вставила Ленка.
– Ко мне не скоро придешь, все нормально там у тебя. Хотя вот эта лапочка у нас уже чего-то подделала.
– Да губы чуть-чуть, не считается.
– Ага, ага. И не торопитесь, в гости-то к сказке!
Точно, это было в передаче в «Гостях у сказки». Бабки-ежки в платках захлопывали резные наличники – вот и сказке конец, а кто слушал – молодец.
– Ваша Волкова тут мне звонила. Говорила чего-то много, долго. Я ничего не понял. Она у вас нервная какая-то, ага? Так, ладно, чего хотите, лапочки?
Мы начали плести Ольховскому про задачи журнала, про то, какой важной для читательниц является проблема красоты и как мы собираемся расширить тему пластической коррекции.
– Я понял все, лапочки. Рекламу вы хотите, ага? Рекламу не дам. Мне «Эля» и «Вога» хватает – во! – Ольховский полоснул пальцем по горлу. – Не успеваю с морды кровь утереть.
– Андрей Андреич, речь идет о стратегическом партнерстве! – выпалила я и сама поразилась сказанному. Ольховский посмотрел на меня поверх очков. – Мы предоставим вам большой объем редакционной поддержки, – зачем-то я встала в позицию рекламного менеджера. Никогда не выпрашивала ни у кого деньги, но тут я почувствовала азарт.
– Все равно не дам. Лапочки, у меня все в порядке. Вся ваша светская хроника в очереди стоит.
Наша миссия проваливалась. Аня Волкова – и это было наше главное задание – хотела сделать у Ольховского операцию. Ленка сообщила мне это под страшным секретом:
– Мы не можем вернуться с пустыми руками. Аня убьет!
– А почему она заплатить не может?
– Не задавай лишних вопросов. Не хочет или не может – нам какое дело.
Почему-то Волкова любила бартер. Зачем он ей – при живом-то богатом муже?
– Андрюшечка Андреевич, миленький, мы готовы по бартеру. Смотрите, цена полосы у нас 7500 евро, со скидкой получается…
– Ой, лапочка моя, оставь свою агитацию для девочек с собачками и нефтяников этих, газопровод Нефтеюганск—Помары—Ужгород. Поговорили, пошутили. Сейчас чайку попьем. Есть небось хотите, ага? Пока доедешь до нашего села Жуковского, пора и сгрызть кого-нибудь.
Ольховский встал и выглянул в приемную.
– Лапочка, с колбаской и с икоркой девочкам сделай.
Лена сидела, насупившись.
– А у нас диета. Бутерброды – это не хелс!
– А у меня тут доктор Волков не проходит! Конкурирующая организация. У меня тут без самоограничений. Как там у вас – агентство полного цикла? Поедим – потом, что лишнее, отрезаем, ага?
Я жевала бутерброд, башка заработала быстрее. Честно говоря, пока мы дотащились с ВДНХ до Жуковки, с голоду уже кружилась голова.
– Андрей Андреич, а давайте мы интервью с вами сделаем, с фотосессией. У меня сейчас цикл готовится «Glam-Революция» – культовые фигуры индустрии. Там и модельеры, байеры, стилисты. И хирурги, конечно. Я как раз думала, кого из пластиков ставить.
Ольховский отхлебнул чай. Нам с Ленкой принесли изящные фарфоровые чашечки, а ему – большую синюю кружку, в которой он долго размешивал ложкой сахар и так и оставил ее внутри, по нормальной советской привычке.
– Кто там у тебя еще планируется?
– Ну там Денис Симачев, Ахмадуллина Алена, Алла Вербер из Mercury, Сергей Зверев.
Я сочиняла на ходу. Вообще хорошая была бы идея.
– Ладно, лапочка, купила, купила старика. Согласен. А с меня чего?
Мы с Ленкой переглянулись.
– Можно сертификат на обслуживание, – сказала Краснова, – у нас есть кому чего подрезать.
– Хорошо, тогда с коммерческим директором моим свяжетесь, скажете, я одобрил. Но по сумме там не очень наглейте, ага?
Когда мы прощались с добрым доктором, он сказал, разглядывая мое лицо:
– Лапочка, годика через два, если решишь снять очки, тебе глазки можно будет подделать. Но ты не торопись, живи пока спокойненько. С гламурными барышнями не советуйся. Скажи – заткнитесь! Ольховский контролирует процесс.
Вот тебе и бесплатная консультация у Ольховского – бонус в 300 евро к зарплате. Есть, есть у глянца свои плюсы!
Из Жуковки мы выехали, когда уже стемнело. Краснова была оживлена.
– Мы с тобой супер! Ты гениально сообразила впарить ему про интервью. Все, Островскую я солью. Хрен ей, а не главный редактор. Кто нас обидит, тот трех дней не проживет! Ты же знаешь! Волкова теперь будет за меня. Она любит, когда ей такие бонусы притаскивают.
У Ленки зазвонил телефон.
– Да ты что? Елки! Офигеть! А почему? Супер! А она что, дура, что ли, такое место терять? Понятно, понятно. И кто будет? Из «Вога»? Да ты что – Робски предлагали? А она что, работать будет? Вот именно! Давай, держи меня в курсе!
Краснова почти искрила – интересно, что она могла такого услышать, что перебило ее восторг от успеха нашей врачебной миссии?
– Ты представляешь?! Шахри из «Базара» увольняется! Просто чума какая-то творится! Революция в индустрии!
– Это которая внучка?
Шахри Амирханова, внучка Расула Гамзатова, была одной из тех, кого Ленка искренне ненавидела. Амирханова, как говорила Краснова, получила должность только потому, что породистая. Амирханова была глянцевой аристократкой, а Краснова – представителем многочисленного отряда чернорабочих российского гламура. Кстати, у родителей где-то был трехтомник заслуженного дагестанского поэта, родовитого дедушки, надо будет почитать.
– Это потрясающе! Говорят, у них там в «Базаре» просто истерика. Девки в шоке!
– Расстроились?
– Да с чего? Наоборот, в восторге! Она всех достала! Полосы ей домой возили – представляешь, как Миранде Пристли?! А потом попросили на фиг.
Ленка была возбуждена, как борзая, взявшая след.
– Знаешь, кому они предлагали место главного редактора? Оксане Робски! И Собчачке вроде тоже.
– И кто из них будет?
– Да никто! Там же работать надо, а не только мордой торговать. Слушай, Аленка, это супер – что происходит! Это прогресс! Смена поколений! Михайловскую в «Эль» посадили на место Сотниковой – раз! Баринову из «Мари Клер» убрали – два! Шахри с «Базаром» – три! Наша старая дура – туда же! Остается только Долецкую с Хромченко пережить.
