Кстати, коль Свиридов долго служил в 7-й Самарской кавалерийской дивизии, то в те годы с ним вместе служили такие знаменитые люди, как командарм В. Т. Вольский, маршал Г. К. Жуков, Н. Д. Каширин, Г. Д. Гай, Д. А. Шмидт, С. В. Вишневский.

Насчет Шмидта… Николай Семенович периодически выдавал антисемитские выпады, так что он мог и не любить своего бывшего комдива. С другой стороны, он мог сделать для него исключение, как полного георгиевского кавалера в Первую мировую, да и позже отличающегося храбростью.

6. Об именных часах ЦИК УССР за борьбу с Врангелем.

При аресте их не изъяли. А вот куда они делись между 1920 и 1937 годом – кто знает… Правда, если они были из драгметалла – была компания по сдаче драгоценностей в фонд пятилетки на индустриализацию страны. Сдавали не только личные драгоценности жен, но и сохранившиеся Георгиевские кресты из серебра и золота и другое.

Еще раз по поводу этого послужного списка в этой бумаге. Снова обращаю внимание на показания товарища Губанова.

«Я, гр. ст. Вешенской Сев. Донского округа Губанов Арсентий Антонович, красный партизан, бывший член Рев. ком-та Донской области в 1918–1919 годах, по вопросу о службе Свиридова Николая Семеновича могу сообщить следующее:

1. Что гр. Свиридов Николай Семенович мне неизвестен.

2. Трудно предположить возможность ухода Свиридова на шахту, так как станичное правление не дало бы документы о выезде из станицы на частные работы, потому что тогда бы вся станица должна была бы справлять ему коня.

3. В 1915–1916 годах в ст. Каменская не было никаких запасных полков, а были запасные сотни, и учебная команда могла быть сводная от этих сотен. 11-й полк – кадровый полк – постоянно был во Владимир-Волынском.

4. В станицу Луганскую 14-я сотня не могла быть выделена, так как это не вызывалось никакой необходимостью, ни стратегической, ни политической и не формировалась там.

5. В 1918 году в апреле месяце я не знаю, чтобы был такой отряд (Ковалева), был отряд т. Забей-Ворота. До сентября 1918 года станция Морозова была занята белыми (восставшими).

Ковалевы, братья (Каменская) Василий, Иван, третьего не помню (2 учителя, 3 офицер), все три служили в Рев. ком-те: один казначей, один в культпропе, один в хозчасти, а отрядом ни один не командовал.

Вывод:

1. Из всех этих частей, названных Свиридовым, нельзя установить, где был в 1918–1919 годах Свиридов, так как они не существовали. 14-я сотня Рев. ком-т, если была, то распустил бы или часть забрал бы себе куда-нибудь или в какой-нибудь рев. отряд направил бы.

2. Если Свиридов попал в Морозовскую, то значит, был у белых, а в отряд Киквидзе, который был под Царицыном, мог бы попасть только с боем, но Свиридов не указывает, в какой части был.

3. На Дону тогда командовали отрядами Щаденко, Саблин, Петров, Ворошилов, Забей-Ворота.

В своих показаниях подписываюсь. Губанов

18.4 1936.

Подписи Кугно и Семикоза.

Скорее всего, Губанов именно эту бумагу видел, возможно, в несколько измененном виде.

Не могу исключить, что это поздний вариант, «исправленный и дополненный». Основания для этого есть, и много. Как мы знаем, здесь его подразделение названо разведбатальоном, но раньше оно называлось разведдивизионом. Мелочь, а не точно.

Собственно, при позднейшем составлении боевого пути части или отдельного человека подобные ошибки очень часты.

В итоге полностью и безоглядно доверять документу нельзя, но интересного там много.

И вот тут уполномоченному КГБ повезло. Еще жил и был в досягаемости Кочетов Федор Семенович 1895 года рождения. Тот самый, кого допрашивали по поводу Свиридова.

Никого другого найти не удалось, хотя и это сродни чуду. Человеку было 72 года, и он прожил очень напряженную жизнь, в которой случились две мировые и гражданская война, а также отсидка на Беломорканале. А это не способствует долгожительству.

Автор позволит себе вновь воспроизвести его показания 1935–1937 годов, чтобы читатель не вспоминал, кто именно из свидетелей тогда что сказал.

«Кочетов Федор Семенович, 1895 года рождения, уроженец хутора Старо-Зенцов станицы Боковской и ныне живущий там же, из казаков-середняков, владевший избой, коровой и свиньей (к какому периоду это относится – не указано, но, скорее всего, к теперешнему), русский, гражданин СССР, женат, состоит в запасе армии второй категории, образование низшее, рядовой член колхоза, судим в 1930 году по статье 58 на 10 лет, содержался на Беломорканале. Социальное прошлое – белоказак, беспартийный, в профсоюзе не состоит.

– Что вам известно о белобандитской контрреволюционной деятельности вашего однохуторянина, ныне военнослужащего Свиридова Николая Семеновича, с которым вы служили в белой армии?

– Я был мобилизован в белобандитский отряд полковника Сенина. В нем было много моих односельчан, в том числе и Свиридов Николай Семенович. Отряд полковника Сенина, в том числе и Свиридов Николай Семенович, принимал активное участие в ликвидации отряда Кривошлыкова и Подтелкова. Сотня, в которой находился и я, была направлена в хутор Орлов с целью задержания при встрече с красногвардейским отрядом. Однако нам не пришлось столкнуться с отрядом Кривошлыкова и Подтелкова, так как он был разоружен другой сотней казаков. Припоминаю, что, когда мы пришли на хутор Пономарев, когда кривошлыковцы и подтелковцы уже были разоружены и посажены в коморы. Наш командир, сотник Попов, как только мы приехали в Пономарев, обратился к полковнику Сенину с вопросом: «Нужна ли его сотня в Пономареве», на что получил ответ: «Без вас справились. Вы можете уезжать на охрану имения Кузнецова». Спустя час мы уехали обратно, что было в хуторе Пономареве не знаю, за давностью лет не припоминаю.

Когда вернулся весь костяк белоказаков Сенина, мне рассказывали казаки, что весь отряд красногвардейцев по повелению (?) военно-полевого суда, а Кривошлыков и Подтелков повешены.

Мне Свиридов Николай в личной со мной беседе хвастался, говоря: «Ну что же, я человек семь сам расстреливал». На что я сказал так: «Дурак! Зачем же ты их расстреливал?»

Он ответил: «Я бы отца не пожалел, если бы он стоял на дороге». На мой вопрос, кто его назначил расстреливать казаков, он ответил: «Никто, я лично сам, добровольно участвовал в расстрелах».

Мне известно, что Свиридов участвовал в подавлении революционного восстания иногородних крестьян слободы (пропущено), но несмотря на мое присутствие, я затрудняюсь сказать что-либо о его деятельности. Сам лично не видел, убивал ли он кого-либо или нет.

В белой армии со Свиридовым служил примерно до 1920 года – весны (исправлено), когда он в моем присутствии раздевал пленных красноармейцев, отбирал у них верхнюю одежду и ценные вещи. Грабил и жителей, отбирал у них одежду и продукты. Но назвать конкретные факты за давностью времени не могу. Помню, когда Свиридов раздевал красноармейцев – помню раза три-четыре. В моем присутствии он никого из пленных красноармейцев не расстреливал. Об этом я также ни от кого не слыхал. Примерно в январе 1920 года я добровольно перешел на сторону Красной Армии и был зачислен в 33-й кавалерийский полк. Свиридов оставался в белой армии до ее ликвидации. С 1920 года я со Свиридовым до настоящего времени не встречался. Слышал, что он, Свиридов, в Красной Армии, что он приезжал на родину. Кого конкретно встречал, не знаю.

Больше по настоящему делу сказать ничего не могу.

Протокол записан с моих слов, мною прочитан» и так далее.

Таким образом он дал достаточно неприятные для Свиридова показания, передав слова того, что Свиридов лично участвовал в расстрелах, гордился и хвастался своим участием в них, а также тем, что Свиридов лично не менее четырех раз занимался ограблением пленных красноармейцев, чему Кочетов лично был свидетелем.

Автор уже отмечал, что, если уточнить у Кочетова, что Свиридов раздевал пленных в морозный период, то это уже в чистом виде издевательство над красноармейцами и угроза их жизни, потому что Свиридов мог и не дать ничего взамен из одежды и обуви – как пойдешь, так и дойдешь.