С родными, оставшимися в Польше, до 1927 года он переписки не вел. Потом написал одно письмо, получил на него ответ, и на этом переписка оборвалась.

Попадание в шпионы произошло по протоколу так.

В июне 1937 года Черневич и инструктор сапожной мастерской склада Иванов зашли в столовую близ станции Крюков, где Иванов встретил своих знакомых. Одного из них звали Руциньский, ФИО второго Черневич забыл. Руциньский сказал, что он поляк, уроженец Варшавы, работает техником на железной дороге. Черневич сказал, что он тоже поляк, работает сапожником на вещевом складе в Крюкове. Еще Руциньский заинтересовался домашним адресом Черневича, который это сообщил. Далее участники встречи разошлись, и новая встреча с Руциньским состоялась в августе, когда они встретились возле клуба имени Котлова (расположен в квартале от здания станции Крюков, поскольку неясно, где тогда была столовая).

Они снова зашли в столовую, где Руциньский стал расспрашивать, какие у Черневича отношения с начальством, с кем из них ему приходилось выпивать и где вообще проживает начальство. Черневич ответил, что взаимоотношения с начальством у него хорошие, и начальство живет в общежитии. Кстати, Черневич тоже. Руциньский высказал желание побывать у Черневича дома, тот ответил, что встречаться в общежитии неудобно.

Третья встреча с Руциньским состоялась в начале сентября, и на ней змей-искуситель Руциньский сказал, что является польским агентом, и предложил давать ему информацию, что хранится на складе из обозно-вещевого имущества.

Моральных препятствий к этому у Черневича не было, сложность заключалась лишь в том, что этих данных у него тоже не было. Тогда Руциньский предложил связаться с начальником обозно-вещевого отдела, втянуть его в пьянку и узнать нужное. Для этой цели Руциньский решил организовать вечеринку, куда пригласить этого вот носителя информации. Договорились, что организуют это на октябрьские праздники, туда же будет приглашен Руциньский. Он должен был уехать в Киев, но 5–6 ноября они собирались встретиться и все обговорить.

Но еще до наступления срока Черневич был арестован.

В деле указано, что там «Протоколы допросов», но по факту есть только один.

Да, в этом протоколе не хватает сведений, сколько в каждом случае было выпито и после какой стопки было дано согласие.

В обвинительном заключении отражено приблизительно то же, но с нюансами. Черневич на следствии сообщил, что он последний раз писал в Польшу почти что десять лет назад, а следователь пишет, что он «ведет» переписку.

Также там сказано, что Черневич собирался участвовать не только в спаивании и извлечении информации из начальника обозновещевого отдела, но и других.

Про Руциньского сказано, что он пойман и сознался. Возможно, арест Черневича был по его показаниям.

Дата 30 ноября 1937 года.

15 декабря приговорен к расстрелу (справка об этом поздняя, аж 1971 года).

Документ о приведении приговора в исполнение в деле отсутствует.

Следующая и последняя бумага в деле – это справка о реабилитации от 1989 года. К тому времени Мария Ивановна была еще жива, жила в Миргороде и получила эту справку.

И это все о нем.

Что касается ведения следствия – здесь явно видна тенденциозность и нагнетание черноты в биографии Черневича.

Виновность – сказать сложно. С много пьющим и много болтающим в пьяном виде человеком может произойти много чего неожиданного, а он не всегда помнит об этом.

С другой стороны, потом сам Хатько говорил, что «так называемые альбомные дела стряпались на скорую руку, вследствие этого сейчас трудно разобраться в них».

5. Дело Садикова.

К сожалению, по техническим причинам закопировано оно было не все.

Автор тогда не собирался писать про Хатько, его интересовали некоторые исторические вопросы, а в деле удалось найти фамилии командира и комиссара вещевого склада № 164 на 1937 год.

Город Кременчуг, 22 декабря 1937 года.

Я, оперуполномоченный Кременчугского горотдела НКВД лейтенант госбезопасности Хатько, рассмотрев следственное дело за № 47282 по обвинению Садикова Александра Петровича в совершении преступлений, предусмотренных статьей 54–10, часть 1 УК УССР и найдя, что следствием выявлена контрреволюционная деятельность военнослужащих склада НКО № 164 Шахнюка, Губера, Теодоровича, Грицкевича и Иванченко, в отношении которых необходимо возбуждение уголовного преследования,

ПОСТАНОВИЛ:

материал о контрреволюционной деятельности военнослужащих: Шахнюка, Губара, Теодоровича, Грицкевича и Иванченко из следственного дела № 47282 выделить в отдельное производство.

Подпись Хатько.

Основанием для этого послужили слова из протокола допроса:

«Ведя контрреволюционные разговоры среди определенной категории лиц, а именно среди начсостава склада: Шахнюка, Губера, Теодоровича, Грицкевича, Иванченко, Каменецкого и Шестоперова, которые поддерживали мнения, высказываемые мной, и в свою очередь были настроены сами так же, как и я, сколотилась группа беспартийных лиц, противопоставляющих себя парторганизации склада…» Дальше были слова об «оформлении ее в контрреволюционную организацию».

14 декабря 1937 года Хатько допросил как свидетеля начальника склада № 164 Чичерина Василия Прокофьевича, 1891 года рождения, проживающего в Крюкове по ул. Ленина, 19, кв. 1.

Сам протокол автор не копировал.

Еще имеется письмо супруги Садикова, явно послевоенного времени, в котором она спрашивала о его судьбе.

Там сообщается, что Садиков родился в городе Бежецке Калининской области, в 1900 году, беспартийный.

В 1918 году пошел добровольцем в Красную Армию, воевал, с 1923 по 1937 год в звании старшего лейтенанта служил начальником транспортного отдела военно-вещевого склада № 164.

В октябре (приблизительно) 1937 года был арестован и приговорен к 7 годам лишения свободы и был оправлен в бухту Нагаева, прииск «Золотой». Там он проработал месяц на общих работах, потом стал главным бухгалтером колонии.

До суда жена виделась с мужем в тюрьме, и он сказал ей, что основой обвинения послужили лживые слова комиссара склада Яковенко, который ненавидел Садикова за критику в свой адрес, а именно за самоснабжение разными промтоварами через склад, использование транспорта склада для разъездов жены комиссара по своим делам, питание комиссара в столовой бесплатно за счет красноармейцев.

Еще муж прислал ей письмо в 1938 году, но оно в 1946 году сгорело в пожаре на квартире вместе с другими документами.

Это все, поскольку документы копированы не полностью.

Автором они не правились, за исключением выделений фамилий крупным шрифтом, поэтому опечатки допущены Хатько.

Что касается самого Хатько, то в протоколе допроса военнослужащий носит фамилию Губер, а в постановлении о выделении в отдельное производство – Губар.

Почему еще на двоих участников группы (Каменецкого и Шестоперова) не заведено дело, тоже неясно.

С делами упомянутой группы автор не знаком.

Вещевой склад № 164 находился в Крюкове, недалеко от моста через Днепр.

Постройки его сохранялись по крайней мере до начала XXI века, существовал ли он дальше, автор не знает.

Теперь вернемся к значению фамилии.

«Сама же такая личность крайне очаровательна, способна лишить разума, вовлечь и навязать свое мнение». В общем-то так и есть, рассмотренные дела в значительной части выполнены халтурно, как и в вопросе виновности, так и в формальном оформлении их. И долгие десятилетия дела выглядели, как обоснованные.

«Такие люди всегда недовольны течением событий и нынешним положением, находятся в постоянном поиске нового, способного вызвать восхищение» – а вот об этом еще будет.

И вот такой человек прибыл в город Полтаву и оказался в непосредственной близости от Николая Семеновича.

Определение № 002649/1/P.