— Да я сам не знаю, — пожал плечами здоровяк. — Меня не было, когда Локи ко мне пришел. Мне потом доложили, я бросился к нему, все же нечасто Локи меня вспоминает.
— А я думал, вы с ним очень дружны, — вставил Хагалар.
— Куда там. В детстве — да, а потом чего, дети выросли, у них своя компания молодых асов, это я их стараюсь не забывать, а у них свои дела, ристалище, я же понимаю. В их возрасте я такие подвиги совершал.
— Так что с Локи?
— Когда я пришел, то он сидел у меня, а потом сказал что-то невнятное, лег. Я думал, просто так, а смотрю: спит и бредит, добудиться я не смог, а тут ты.
— По твоему описанию его отравили, — недоуменно пробормотал Хагалар. — Но чем же? Он не притрагивался к еде.
— Не знаю, — пожал плечами Хьярвард. — Только вот, — он огляделся, будто опасаясь, что их подслушивют, а потом тихо добавил: — Дело одно есть, но не знаю, как и сказать тебе о нем. Ты ведь наставник Локи вроде как?
— Все, что касается детей Одина, касается меня в первую очередь, — проникновенно протянул Хагалар. — И я ни о чем не скажу Одину.
— Вот бы и хорошо, — замялся Хьярвард. — Локи просил меня не говорить его семье.
— Я не его семья
— Но тут такое дело, — Хьярвард с трудом подбирал слова. — Сложное дело. Друг Тора в нем замешан.
— Что успел натворить смертный, пока я спал? — удивился Хагалар. — Тор хвастал, что это один из бравых воинов Мидгарда, но он не в состоянии подстрелить даже зайца.
— Дело не в зайце, — Хьярвард пошел по пустынному коридору, увлекая Хагалара за собой. — Неприятное дело вышло. Очень. И даже не знаю, как и рассказать.
— Говори толком, — нарочито мягко произнес Хагалар. — Все, что касается Локи, касается и меня, и я могу дать клятву на крови, что если дело такое скользкое и личное, то никто ни о чем не узнает.
— Клятву на крови? — почесал в затылке Хьярвард — Ты и в самом деле готов? Она же смертельная.
Хагалар закатил глаза: как же сложно общаться с недоумками. И что только нашел Локи в этом мямлящем громиле? В юности он был посообразительнее и порешительнее. Неужели все асы, которых Хагалар знал до побега, только подурнели и никто не похорошел?
— Так что там с Локи? — не выдержал Вождь. — Я защищу его от любой напасти.
— Дело не в защите, а в родовой мести.
— Какой еще родовой мести? Человеку? — Хагалар проглотил готовые сорваться с языка язвительные колкости. Родовая месть смертному — звучит-то как!
— Локи был откровенен со мной, и я не уверен, что имею право.
— Зато я уверен, что имею право на всё, особенно на его жизнь, душу, благосостояние и душевное спокойствие. Говори, наконец.
— Хорошо, хорошо, только чтобы никто не узнал… Этот человек — не человек на самом деле.
— Великан? Эльф? Цверг?
— Нет, хуже. Он оборотень и превращается в огромного монстра, зеленокожего, бесстрашного и ужасного. Он победил Локи в Мидгарде, но не в честном бою. Он напал на него, безоружного, и подверг избиению. Он оскорбил члена царской семьи, попрал его честь и удачу. Локи до сих пор полностью не пришел в себя, и даже у меня не получается восстановить его навыки по отключению сознания до прежнего уровня.
Хагалар цокнул пару раз языком. Видение из сна Локи сложилось. Компенсаторная реакция, типичная, как в учебниках: во сне Локи побеждал своего врага в обличии монстра, унижал, правда, тем способом, который в Асгарде считался неприемлемым, о чем человек не знал и потому получал удовольствие. Вот, значит, как выглядит вторая ипостась доктора: огромный человекоподобный монстр, выше человека, ниже великана. Безумный, опасный и сильный — типичное сочетание признаков.
— Мы не можем убить друга старшего царевича, — задумчиво протянул Вождь. — Как и попрать законы гостеприимства.
— Но он должен заплатить за то, что сделал.
— Заплатит, — Хагалар перебирал в голое возможные варианты. — Причем старшенькая плоть мне поможет. Не беспокойся, я не расскажу никому правду. Спасибо за откровенность, друг. Локи нельзя было пожелать лучшего наставника, чем ты.
С этими словами Хагалар отправился на поиски Гринольва. Желанный поединок между полководцем и гостем не состоится просто так. Даже если Тор договорится со своим другом, необходимо получить согласие Гринольва, а тот не опустится до битвы со смертным ради забавы, даже если ему расскажут об оборотничестве. А вот отстоять честь Локи — совсем другое дело. Гринольв не станет вникать в подробности, зато выполнит дружескую просьбу. Подговорить его на битву даже проще, чем якобы мирного человека, который вряд ли отвечал за себя в обличие оборотня. Но чего только не делает с людьми любовь.
План действий обрел четкость, и Хагалар сменил направление, решив для начала найти в целительном отделении Алгира и обрадовать скорым возвращением домой. Не то, чтобы полунедруг кого-то лечил, но развлекался с целителями так, как никогда не позволял себе в поселении.
— Мой недорогой друг, я скоро вернусь к своим обязанностям, как ты и просил, — объявил Хагалар прежде, чем заметил, что объявлять некому, потому что все присутствующие пьяны. — Да что же сегодня такое! — Вождь картинно всплеснул руками. — Я к тебе с такой важной вестью, а ты меня даже не слышишь! Эй!
Он попытался привести Алгира в чувства, но безуспешно. В поселении был запрещен алкоголь, поэтому и Алгир, и Беркана, вырвавшись в большой Асгард, пили без всякой меры. Но если Беркана молода и здорова, то Алгир стар и легко доведет себя медом и элем до большой беды. Ну да Хагалар читать ему нотации не собирался: он и так вынужден поучать молодых, не хватало еще тратить бесценное время на стариков. Пусть сами о себе заботятся.
Ивар никак не мог определить, кто управляет его разумом: он сам или некие высшие силы. Порой он ловил себя на странных, несвойственных ему идеях и желаниях, с которыми вовсе не хотелось бороться, а порой мыслил настолько здраво и привычно, будто ничего не произошло. С братом он совсем разошелся, только наблюдал иногда за экспериментами над людьми. Раиду попал в рабство к очередной идее и судорожно проверял какие-то человеческие яды.
В последний раз брат помахал перед носом письмом от Локи, адресованном лично ему, в котором сообщалось, что у царевича все хорошо и что он когда-нибудь вернется домой. Так там и было написано «домой», не «в поселение». Энтузиазм Раиду Ивар не разделял. Он чувствовал себя обязанным совершить великий подвиг и немедля отправиться в Етунхейм. Предложил брату поехать с ним, но тот не расслышал вопроса, копаясь во внутренностях еще живого человека. Анатомия Ивара никогда не прельщала, как и физиология и прочие страшные слова из Етунхеймских и Мидгардских книжек по науке естества. Он молча покинул лабораториум и устремился в дом мастеров, чтобы с помощью осколка Тессеракта перенестись в Гастропнир: завершить дело, ради которого когда-то собрали царственный фелаг.
Какого же было его разочарование, какая буря гнева поднялась в его душе, когда он встретился с ледяным отказом собственного мастера и мастера логистики. Они мягко, даже нежно объяснили ему, что пока в Етунхейм нельзя, что его идею претворят в жизнь только с позволения Локи, а его сейчас нет. Это была явная отговорка: мастера все решали и без Локи, если того требовали обстоятельства. Ивар пустился в объяснения, едва сдерживая гнев и потоки силы, бесящиеся похлеще него самого. Он боялся, что с руки сорвется молния или огненный шар. И он видел, что мастера тоже боятся. Не чувствовал, но предполагал, что комната наводнена какими-нибудь мощными боевыми заклятиями, поставленными специально против него. Осознавал, что слишком сильно сжимает стол, что его лицо искажено гримасами, приличествующими вспыльчивому брату. Он хотел убивать и непременно убил бы, если бы дал силам вырваться на свободу.
С трудом, пошатываясь, словно пьяный, он вышел на свежий морозный воздух и стянул варежки. Холод обжег руки, успокоил мысли. Спала кровавая пелена гнева. Стало легче дышать. Только вот проблема так и осталась нерешенной. Почему он не оставил себе осколок Тессеракта, когда его только раздробили? Это была ведь его идея!
