Больше всего Тору нравилось проводить время у Беннера, во многом потому, что тот всегда был свободен или мог быстро освободиться (похоже, правда, что совершенно не поэтому, ну или по крайней мере не только поэтому, а хотя бы отчасти потому что он не пытался, в отличие от ЩИТа, пустить Тора на опыты, хотя блин, он же Локи на опыты хочет).
— На половину ас, — буркнул Тор, судорожно вспоминая, когда успел поведать Беннеру такие шокирующие подробности. — Но это не имеет значения. Он мой брат.
— Он получается мутантом (э-э-э, но у МСУ практически нет прав на мутантов, у меня за этот абзац два раза поменялось видение того, куда именно вы клоните, если это не специально, есть смысл проработать сквозную идею потенциальной пользы, например, он устроен много лучше любого человека), так ведь?
Сладострастие рекой разливается в голове, лишая возможности связно мыслить (и пол-абзаца связных мыслей вдогонку. может у нее хоть какая-то власть над собственными способностями просматривается? Например, обострение чувств взамен разума),
Локи с непередаваемым выражением лица встал и оправил те немногие слои одежды, которые с него не успели сорвать (перед этим неплохо бы избавиться от тушки, небрежно откинуть или, наоборот, выползти из-под нее с усилием).
Глава 69
У него был только один друг детства, вместе с которым они прошли множество испытаний и даже одновременно начали служить Одину (жутчайшее испытание. может, «и на службу Одину пришли одновременно»).
— Потом Всеотец снова меня усыпит до лучших времен, (да на кой он ему сдался в лучше-то времена?) — спокойно произнес он, отведя царицу на несколько шагов от злосчастного окна.
Или вы готовы признать себя беспомощными младенцами и пасть в ноги мидгардцев? Может, нам стоит захватить в плен человеческих ученых и заставить их заниматься нашей наукой? Может, стоит распустить всех вас, естественников, чье образование (ну с образованием у них вообще туго, тут нужен их допотопный аналог слова квалификация) не соответствует поставленным задачам?
Глава 70
Вот уже несколько недель (старый маразматик, совсем про захват мира забыл, может «то и дело\в редкие свободные минуты возвращался к мысли о том, какое бы…») Хагалар раздумывал над тем, какое бы новое прозвище дать вовсе не плоти и крови Одина.
Старого мага ужасно смешили попытки юной прелести стать Одином поселения, а открывшаяся правда о происхождении не давала покоя и заставляла взглянуть на старую (да какая ж она старая — год отроду, плюс в этом предложении «старый» уже есть, так что хотя бы «давнюю») проблему с немного сдругой стороны.
— Нет, не говори ничего, — он поднял руку в запрещающем жесте. — Без помощи/непосредственного участия (помогать-то особо не чему было, лежал себе, не отсвечивал) нашего вселюбимого Всеотца ты бы здесь не оказался. Значит, он воскресил тебя?
Хагалар знал о Гринольве очень много, но одновременно ничего. Тот портрет, тот характер, который он хранил в памяти, мог вовсе не соответствовать реальности (и полагаю их
последний встреча тут совершенно не причем, просто кое у кого с тех пор колокольня стала повыше), и у него есть всего несколько минут на то, чтобы считать Гринольва настоящего и понять, как с ним обращаться.
Но вообще мне нравится, что у тебя есть чувство юмора… Или появилось только сейчас (типа поспал-подобрел? , может все-таки более правдоподобное — не замечал раньше).
Частично выжили преданные Одину, а из преданных Асгарду остался только один — Хеймдаль — дальний родственник Гринольва — столь же мрачный (ничего они не мрачные, что это в нем за юношеские обиды опять обострились) и ненавидящий все живое, но скрывающий свою ненависть за маской отчуждения
— Что ты знаешь обо мне? — сощурился Хагалар и продолжил беззаботным тоном: — Я работал на износ много столетий, посадил себе здоровье настолько, что его в Бездне пришлось очень долго выправлять (это понадобится по сюжету дальше? А то складывается впечатление, что у них там реально не Бездна, а курорт, ездят все кому не лень на выходные).
— Ты полностью потерял доверие Одина, — сказал как отрезал Гринольв. Не надо быть легендарным полководцем (от чего, от чего, а от скромности он не умрет, может надавить на больную мозоль — не надо знать и тысячной доли того, чему я учил тебя), чтобы понять очевидное. — И мне странно, что ты этого не видишь.
Если бы я был на твоем месте, я бы немедленно отправился к нему и потребовал объяснений. (Это все очень надуманно, тем более, что в его светлой голове должно найтись место для мысли, что случилось сие не вчера и его дорогой ученик не от большой любви к свежему воздуху тусит черте где и черте с кем)
Глава 71
Локи познал суть не только этих, а еще множества других странных слов, заглянул во все
тайны бытия. Исследования Каскета, столь непонятные и желанные в начале, надоели и опротивели. Ему не хватало знаний, чтобы помочь фелагу (по-моему, он бы не стал так путать, кто кому должен помочь), но хватало умения подслушивать и сопоставлять, чтобы понять, что друзья ни на шаг не продвинулись в изучении таинственного артефакта.
Беркана и Раиду оказались на поверку единственными, кто всерьез
относился к Каскету. Они сидели за одним столом, чего раньше вовсе не случалось, и пересматривали прошлые выкладки с учетом данных Лагура (и землян, землян, зря его что ли таскали). Локи признал (раскололся-таки), что ничем не может им помочь.
Наутиз звала Ивара поучаствовать в тайном фелаге, но тот наотрез отказался: не столько потому, что боялся гнева Локи или Раиду, сколько потому, что боялся ртути, которую Наутиз постоянно носила с собой, уверяя всех, что она безвредна (да лааадно, в действительно «огромном» фелаге надо канистру с ртутью таскать для поддержания нужного уровня ужаса, может скорее легкомысленного с ней обращения).
Договорить Локи не успел — его перебили жуткие крики боли (ладно, уговорили на пару с гуглом, все-таки 90 дБ, минимум километр слышимости, там все их поселение, наверное, километр. Предлагаю только «боль» отсюда убрать, чтобы со следующим не сильно повторялось. Но дальше, полагаю, стоит все-таки защитную звукоизоляцию где-то проявить, потому что было бы корректно, если бы там, где кричат, она сработала чуть раньше, чем там где слушают).
Они доносились издалека, но были столь громкими (и пронзительными, полагаю одной громкости, во-первых, маловато будет, может им просто покричать захотелось, во-вторых, там же где про децибелы что-то было про диапазон частот, так что распознавание
крика именно как болезненного должно идти по некоторому дополнительному критерию), что ни у кого не оставалось сомнений — их причиной послужило что-то ужасное и донельзя болезненное.
— Что ж, оставайтесь там, где безопасно, — Локи сложил руки на груди. — Но я должен знать, что именно произошло. Мне нужно выйти (нашел у кого отпрашиваться, больше характера в речи: «И не намерен здесь оставаться, прячась как *вообще тут была идея про страуса и песок, но где страусы и где Локи, так что зверя придумывать вам, если примете это исправление*»).
За свою долгую (ахахаха, насыщенную/непростую/*поворотистую*, уж) жизнь Локи трогал множество артефактов, особенно часто те, которые хранились в подземелье Асгарда, и никогда не чувствовал такого единения.
Что если соединение науки и магии породило не совсем артефакт, а живую душу со своими
причудами, выходящую за рамки электрических импульсов между нейронами? (когда это он так в физиологии прокачался?)
Свои домыслы Локи мог проверить (естествоиспытательское любопытство-то, оказывается, заразно. Он эту мысль всего один абзац думает, а уже рвется проверять) только одним способом — изучив какой-нибудь изначальный артефакт.
— И? Вряд ли оборудование для электрификации или кровь людей могли послужить причиной смерти десятка асов, — холодно проговорил Локи. Хождение вокруг да около раздражало — случилось что-то настолько ужасное, что ему даже не смеют сказать правды. Чувствуют свою вину, свою причастность к произошедшему (угу, три самых левых представителя этого серпентария, может все-таки не свою собственную, а действительно покрывают кого-то, вопрос только зачем).
