— Какие купишь в этот раз? — спросил царь, положив свой медальон на место.
— Никакие, — буркнул Локи, старательно не глядя на украшения.
— Почему? — искренне удивился Один. — Твоя коллекция…
— Ты закопал мою коллекцию, — голос сына был сух как никогда.
— Как закопал, так и откопаю. — Локи вздрогнул, услышав подобное святотатство: к собственной могиле он относился столь трепетно, будто и в самом деле восстал из мертвых. — Или возмещу закопанное. Ты помнишь, что на них было изображено?
— Не стоит, — процедил Локи сквозь зубы, поспешно отходя от прилавка и вливаясь в толпу.
— Почему? — Один чуть повысил голос, прекрасно зная, что сын ответит. Не посмеет не ответить. Царевич остановился, но красиво обернуться у него, конечно же, не получилось: людской поток понес его дальше с такой силой, что он споткнулся и чуть не упал. Один схватил его за руку и дернул к себе. Они отошли к домику, прислонились к теплому бревну — здесь можно переждать давку. От вопросительного взгляда сыну некуда было деваться, и он тихо произнес:
— Коллекция копий будет лишь тенью прошлой. К тому же, — Локи вздохнул, — ту коллекцию любил и создавал ты. Я думал, она доказывает, что я достойный тебя сын. Но все ложь…
Один внимательно смотрел на сына. «Ту коллекцию создавал ты».
— Достойный сын, — прошептал Один. — Достойный… Неужели все эти безумства…
Громкий стук сбил Одина с мысли. Около дома, где они с Локи стояли, актеры возводили небольшой помост для кукольного представления. Царевич с преувеличенным интересом наблюдал за приготовлениями и явно не собирался никуда уходить. С каких пор он интересуется незнакомыми религиозными сюжетами? Ну да сейчас этим можно воспользоваться.
— Закончим прогулку, — произнес Один громко, стараясь перекричать гудящую толпу, собирающуюся вокруг актеров. — Я хотел бы вернуться на постоялый двор. Останешься на ярмарке?
— Останусь, — откликнулся Локи, не отрывая взгляда от сцены.
— Возвращайся к ужину.
Один свернул в ближайший переулок, намереваясь добраться до постоялого двора обходным путем. Ему о многом стоило поразмыслить, многое вспомнить и сопоставить. И лучше всего это сделать погружением в собственное сознание.
Он мог с легкостью показывать прошлое детям или смотреть его лично. Для этого требовалось только чуть больше сосредоточенности.
Шестьсот зим назад
Они с Фригг возвращаются после поездки в Юсальфхейм. Обеспокоенные няньки докладывают, что младший совсем отбился от рук: вот уже несколько дней не выходит со стрельбища и отказывается заниматься чем-либо, кроме стрельбы из лука. Наставник по стрельбе, ван из рода Алькеро, ничего не может объяснить толком. «Твои сыновья словно прокляты Биенто — их стрелы летят куда угодно, но только не в цель. Мои замечания, по-видимому, обидели младшенького, и он тренируется теперь в поисках благословения Адоро». Царь идет к стрельбищу. Много времени тратит на то, чтобы убедить чересчур старательного ребенка в том, что непослушание наставникам — худшее из зол, какие бы благие цели не преследовало.
— Я лишь хотел тебя обрадовать! — воскликнул тогда Локи в отчаянии.
— Ничто не обрадует меня больше, чем повиновение правилам, которые я для тебя установил.
Триста зим назад
Он занят, у него совещание, но вдруг его срочно вызывают. Учитель Локи в ужасе, произносит всего одну фразу:
— Он без сознания.
Подвальное помещение. Целитель. Ребенок лежит у него на коленях весь в крови. И правда без сознания. Воздух искрится ужасными страданиями и редкими всполохами магии. Заклинание молчания?.. Но зачем?!
Снять заклинание, перенести ребенка в целительное отделение, засыпать раны порошком волшебных камней.
Когда Локи приходит в себя, то далеко не сразу начинает говорить: приходится расписать ему весь ужас создавшегося положения. Ребенок слушает с таким искренним удивлением на усталом лице: он то считал, что хуже всех пришлось ему, а вовсе не окружающим.
— Я хотел показать, что я выносливее Тора… — тихо шепчет он, сломленный осознанием собственной вины. — Я хотел, чтобы ты гордился мною…
Глупость и зависть толкнули его на опрометчивый поступок — так расценивает это признание Один и разговаривать дальше не желает. Локи тоже молчит, наблюдая за уходящим богом, и лишь у самой двери окликает:
— Что меня ждет?
Подобный вопрос злит еще сильнее. Глупый, завистливый трус — и это сын Одина?
— Подумай, и сам завтра скажешь, чего достоин, — произносит он, не оборачиваясь, и покидает комнату.
Две зимы назад
Попытки убить брата. Покушение на приемную мать. Убийство Лафея. Уничтожение Ётунхейма с помощью моста. И какого же будет оправдание? А все то же.
— Ради тебя. Ради нас всех.
И он сказал ему «нет», как говорил раньше, потому что всегда считал подобную блажь не более, чем гордыней. Но раньше он говорил «нет» завуалировано, щадя ребенка, а тогда сказал все как есть. И вот результат — самоубийство.
Все то же, все там же. Локи растет, меняются методы достижения цели, но цель то все та же… «Значит и Мидгард ты завоевывал ради меня, — отметил про себя Один. — Что ж, если ты так хочешь служить мне и что-то доказывать, я дам тебе такую возможность. Любовь ко мне — твоя слабость, Локи, но пока она у тебя есть, ты в моей полной власти. И я направлю твою разрушительную любовь на благо Асгарду».
====== Глава 29 (часть вторая) ======
Локи проводил удаляющуюся фигуру долгим задумчивым взглядом. С десяток предположений по поводу того, почему отец столь спешно покинул его, тут же возникли в голове, одно гаже другого, но окружающая действительность была столь занимательной, что размышлять над очередной отцовской странностью не было никакого желания. У Одина вполне могли иметься незаконченные дела. И это к лучшему. За полгода Локи привык играть роль ребенка ради фелага, но заниматься тем же, находясь рядом с царем, было, по меньшей мере, противно. Задавать глупые вопросы, покорно следовать за богом, изображать несуществующие эмоции — мог ли он предположить такое развитие событий, когда шел войной на людей?
Представление, тем временем, уже началось и оказалось на редкость нудным. Чужие мифы никогда не увлекали младшего царевича, тем более растянутые в несколькочасовую пьесу, поэтому он решил продолжить свой путь, наметив новую цель — боевой лук. Для его приобретения надо было найти лавку, слава о которой гремела по всему Иггдрасилю. Каких только боевых луков там не было: в рост лучника, в рост кошки, складные, переносные, из всевозможных сортов дерева, инкрустированные драгоценными камнями и янтарем. А тетива, а стрелы!.. Локи нашел лавку на оживленном перекрестке и теперь беспрепятственно любовался оружием. Одна из множества малых народностей ванов — алькеро, хозяева чудных луков, имели ту особенность, которую Локи очень ценил в торговых людях, но крайне редко встречал: они не навязывались. Царевич знал, что за ним следит несколько пар глаз их темноты дома, располагавшегося за прилавком, он знал, что, если посмеет украсть лук, его остановят тут же, но, пока он не выказывает злых намерений, никто к нему даже не подойдет. Любое оружие можно брать в руки, проверять и осматривать. Луки стоили целое состояние, поэтому большинство покупателей и близко не подходило к мрачному прилавку. В свое время, в эпоху войн, каждый норовил ограбить торговый корабль малочисленного народа и завладеть чудо-луками, но в эпоху мира по-настоящему грозное оружие почти вышло из употребления. Локи взял в руки большой лук из красного дерева. Когда-то у него был такой — подарок великолепного стрелка и не менее великолепного наставника, обучившего обоих царевичей не только стрелять, но и обороняться от стрел. Именно он показал, как ловить стрелы голыми луками и стрелять, не глядя на противника. Алькериец страшно гордился оказанным ему доверием со стороны Одина, прочил обоим царевичам путь лучников. Однако его мнение во дворце не играло никакой роли. Тора целенаправленно натаскивали на молот, а Локи на копье, хотя последний страстно желал стать лучником, а не копейщиком. Ему нравилось оружие дальнего боя, позволяющее не лезть в самое пекло битвы. Кроме того, лучники всегда носили при себе кинжалы, с которыми Локи успел сродниться. Но против воли Одина никто идти не смел. Раз Один сказал «копье», значит, будет копье. Но даже зная об уготованной участи, Локи часы проводил на стрельбище, совмещая занятия по стрельбе с магией иллюзий. Наставник поощрял его увлечение. Отслужив несколько столетий и обучив наследников всему, что знал сам, он покинул пресветлый Асгард, оставив ученикам подарки: по-настоящему сильное оружие, способное поразить мишень чуть ли не за линией горизонта. Локи свой лук повесил на стену и любовался им каждый раз, когда ложился спать. Все равно он не имел права пользоваться им вне стрельбища, а тренироваться без наставника было неинтересно да и некогда.
