Я только-только присела на террасе, как владелец магазина уже поднялся наверх и сказал, что они закрываются. Он обратился ко мне с деликатностью, которую обычно проявляют, прерывая чьи-то молитвы, но ему не о чем было беспокоиться. Мне всего лишь стало любопытно, оставляла ли Франческа пространство между подгузниками на бельевой веревке, чтобы Антонио мог повесить свои недавно покрытые лаком скрипки для просушки.

Семья Страдивари переехала из своего старого дома на Корсо в 1680 году. Их новый дом на площади Сан-Доменико, 2 находился в самом сердце района скрипичных мастерских, в двух шагах от дома Гварнери под номером 5 и недалеко от дома Амати в Сан-Фаустино. Набросок дома можно увидеть в книге о жизни и творчестве Страдивари, написанной известным лондонским торговцем скрипками и реставратором У. Генри Хиллом и его сыновьями Альфредом и Артуром[12]. На рисунке 1870-х годов изображено элегантное трехэтажное здание с витриной на первом и балконом на втором этаже. На первом этаже за витриной был магазин-ателье портного, а этим помещением располагались кухня и гостиная, как и во времена Страдивари. Наверху было достаточно спален, чтобы вместить одиннадцать детей, которых ему родили Франческа и вторая жена Антония Замбелли. Возможно, именно такое количество детей в доме заставило его сделать летней мастерской секкадуру, типично кремонскую особенность - крытую террасу на крыше или чердак с открытыми стенами. В любом случае, добраться туда можно было только по стремянке с третьего этажа, что, отгораживало Страдивари от большей части повседневной суеты семейной жизни с маленькими детьми.

В этом шатком сооружении Страдивари создал множество своих скрипок, и, возможно, среди них был маленький и изысканно украшенный инструмент «Страдивари», который я видела в музее Эшмола в Оксфорде. Датированный 1683 годом, он был заказан одной из самых влиятельных семей Италии д'Эсте сразу после переезда мастера на площадь Сан-Доменико. Завиток и обечайки этой скрипки покрыты инкрустированным узором из нежных листьев и волнистых усиков, изгиб отмечен ярким узором из кругов и ромбов цвета слоновой кости, а на пуговке помещена мерцающая перламутровая звезда. Это была работа непревзойденного мастера, уже готового выйти из тени Николо Амати и стать главной достопримечательностью Кремоны.

После переезда Страдивари в мир иной ушли его единственные реальные соперники: Якоб Штайнер, еще один ученик семьи Амати, ставший самым значительным мастером австро-германской школы, умер в 1683 году, а 1684 году за ним последовал его бывший наставник Николо Амати. Мир лютерии вступил эпоху Страдивари, которая продлилась пятьдесят лет. К этому времени мастер достиг апогея своих способностей. Он вырезал эфы, врезал линии пурфлига и вытачивал с безупречным мастерством завитки. Он выпускал инструменты, непревзойденные по безупречности оформления и элегантности. Его скрипки были созданы, чтобы удовлетворить виртуозов, исполняющих произведения таких композиторов, как Арканджело Корелли, Томазо Альбинони и Джузеппе Торелли, чья музыка была сложнее и смелее, чем все, что было написано раньше. Это было пространство Страдивари, в котором он экспериментировал с различными формами и корректировал детали дизайна до тех пор, пока не создал инструмент с достаточно мощным голосом, не теряющимся на фоне звучания полноценного концертного оркестра. Примерно в 1690 году он начал производить свои собственные скрипки Grand Pattern, но не прекратил экспериментировать с новыми моделями, а в 1700 году вернулся к более короткой и узкой конструкции, с которой музыкантам было легче обращаться. Только в 1704 году Страдивари нашел модель с тембром и акустикой, удовлетворяющую его до конца долгой жизни.

Страдивари работал вместе с двумя сыновьями от первого брака: Франческо, помогавшего ему в мастерской, и Омобоно, занимавшегося большую часть своего времени переговорами и продажами. Страдивари не передал им ген долголетия, и оба его сына умерли в течение шести лет после смерти своего отца. Франческо оставил содержимое мастерской своему сводному брату Паоло, младшему сыну Страдивари от второго брака. Завещание включало почти сотню скрипок, большинство из которых были незаконченными, и в 1746 году Паоло обратился к мастеру Карло Бергонци с просьбой довести работу над этими инструментами до конца. Бергонци с женой и детьми переезжает на площадь Сан-Доменико, 2 и с помощью своего сына Микеланджело приступает к вырезанию недостающих завитков, подгонке подгрифков, душек и колков.

Хотя к середине 18 века скрипки производили по всей Италии, смерть Антонио Страдивари в 1737 году ознаменовала конец золотого века скрипичного дела в Кремоне. Но даже гораздо большее количество мастеров в Венеции с трудом могло удовлетворить спрос на инструменты со стороны церквей, оперных театров, любителей и частных лиц, не говоря уже о богадельнях или благотворительных больницах.

На улице уже стемнело, музыканты, собравшиеся за соседним столиком, по-прежнему не проявляли никаких признаков подготовки к началу вечера бразильской музыки. Я подумала, что они изучают ноты, но, когда поняла, что это меню напитков, решила уйти. Возвращаясь на велосипеде домой, я поняла, что испытываю чувство искренней благодарности скрипке Льва. Не подумайте, что я вообразила, будто она была сделана Страдивари или кем-либо из других великих мастеров Кремоны, но я все ещё верила, что это могла быть работа ученика в какой-нибудь менее известной мастерской этого города. И если бы не это, я не разъезжала бы на велосипеде по темным улицам, не наслаждалась бы первыми звездами летней ночью в Кремоне и не исследовала бы секреты, передаваемые от отца к сыну в пыльных мастерских великих династий скрипичного города.

Однако я уже знала, что ещё не добралась до настоящих истоков истории скрипки Кремоны, и искать начало надо в штабелях аккуратно распиленных кленов и елей, выставленных на продажу. Именно эти клены и ели определили дальнейшее: отправиться далеко за пределы уютных и красивых улиц Кремоны и найти дорогу в далекие горные леса, где рождалась главная составляющая этих скрипок.

В те времена, когда Андреа Амати начал делать скрипки, мастера Кремоны для создания дек своих инструментов использовали альпийскую ель (Picea abies) с Доломитовых Альп. На протяжении веков из леса под названием Паневеджио скрипичным мастерам было поставлено столько древесины, что местный совет по туризму любит называть его «лес скрипок» (foresta dei violini). Тем летом я уже планировала провести пару недель в горах, и теперь мой затейливый маршрут без особых приготовлений потянулся к лесам, растущим в верховьях долин Примьеро и Фьемме, где изрезанный край Италии проникает в Австрию, и итальянский язык уступает место немецкому задолго до официальной границы.

Когда я выезжала из Венеции, воздух, врывающийся в окна машины, нес летнюю жару и запах урожая, но, когда дорога начала подниматься, температура за окном заметно упала. В сумерках я оказалась в узком извилистом коридоре, зажатом между высоких гор. Гроза осталась внизу, в долине, но напоминала о себе раскатами грома, отражающимися от скал, и потоками дождя, заливающими дорогу. Вскоре молнии уже вспыхивали непрерывно, и я с болезненным вниманием всматривалась в зеркала заднего вида, как будто меня, как кого-то преступника, могла преследовать полицейская машина.

Последний подъем привел меня из низины к перевалу Passo Valles, соединяющему долины Travignolo и Biois. Ошалевшая от бури и вконец измученная, я перебежала из машины к двери большого приюта под названием Capanna Passo Valles. Перед входом спал, громко храпя, старый сенбернар со спутанной шерстью. Он не сдвинулся ни на сантиметр, когда я открыла дверь, так что мне пришлось перешагнуть через его неподвижную тушу. Внутри синьора за стойкой наливала граппу нескольким задержавшимся на пути в свои спальни путникам. Она была одета в традиционный альпийский наряд, состоявший из вышитой блузки, жилета и длинной юбки, причем чувствовала она себя в нем столь естественно, что не возникало сомнений в повседневности такого одеяния. Уже лежа в постели, я слушала, как стонет буря, оставленная за стенами приюта, и думала об Амелии Эдвардс, неутомимой путешественнице и писательнице, чья книга о посещении Доломитовых Альп в 1873 году лежала в моем чемодане. В течение лета, которое Амелия провела, объезжая горы верхом на муле, она наблюдала ежедневно повторяющуюся смену погоды: солнечные лучи утром и в первой половине дня сменялись надвигающейся бурей, начинавшейся вечером и бушевавшей всю ночь. Как-то она пожаловалась, что ей постоянно не дают спать не только громы и молнии, но и непрерывный звон церковных колоколов. И действительно, уже в пять утра следующего дня все жители деревни собрались в процессию и начали умолять Святую Деву защитить их от бурь. Погода успокоилась, но Эдвардс поняла, что в полдень они собираются в новую процессию, на этот раз с просьбой защитить их от засухи. «Богопослушным людям Каприле трудно угодить с погодой», - писала она, и слушая, как ветер громыхает ставнями и бьется о толстые стены убежища, я нисколько не удивлялась. И было поразительным сознавать, что поколения скрипок Кремоны с их прекрасными голосами вышли из такого вот хаоса альпийских бурь[13].