Эта встреча научила Таризио всему, что ему нужно было знать о работе в Париже. В свой следующий визит он вышел из экипажа, элегантно одетый. Он уже договорился о встречах со всеми ведущими продавцами скрипок, включая легендарного мастера, дилера и знатока Жана-Батиста Вийома. На этот раз Таризио правильно разыграл свои карты и сумел спровоцировать торговую войну за свое собрание инструментов.
Между тем в Италии, где даже жители Кремоны, казалось, забыли о золотом веке скрипичного великолепия, инструменты старых мастеров теперь уже не ценились столь высоко, как раньше. Однако перемещение их через Альпы в северную Европу поднимало цены, и похоже, они росли с высотой преодолеваемых перевалов. Таризио стал первым, кто осознал это явление, и вскоре он начал работать с ведущими дилерами не только в Париже, но и в Лондоне. Никто в Лондоне не знал, как к нему обращаться. Иногда он одевался так, как будто был человеком богатым, а иногда появлялся в гостиных взлохмаченным и помятым, как странствующий разносчик, которым, в сущности, и был. Он был малообразованным человеком во всем, что не касалось скрипок, но инстинкт его по отношению к инструментам казался почти сверхъестественным. Однажды он поразил коллекционера скрипок в Лондоне тем, что смог назвать производителя и дату изготовления всех инструментов в его коллекции, даже не прикасаясь к ним. Этот сверхъестественный уровень знаний порой заставлял людей чувствовать себя неуютно. Джеймс Годинг, британский коллекционер, отчасти уловил их беспокойство, когда заметил, что Таризио «чует скрипку, как дьявол чует заблудшую душу»[56].
Таризио возвращался в Париж каждый год. И каждый год он рассказывал Вийому и всем другим дилерам и музыкантам, которых знал, одну и ту же историю о прекрасной скрипке Страдивари, изготовленной в 1716 году. По всей видимости, Козио удалось купить ее у Паоло Страдивари вместе с инструментами из мастерской его отца. В отличие от большинства инструментов, купленных Козио, этот был уже закончен, но, как и на тех, на нем никогда не играли. Таризио знал об этом в течение многих лет, с тех пор как ему удалось купить его у Козио в 1823 году, и теперь он рассказывал всем, что звучание его настолько прекрасно, что помыслить невозможно, чтобы продать его, слишком благозвучно, чтобы играть на нем, и столь волнующе, что заставляет опуститься на колени перед ним. Он отказался привезти его с собой в Париж, но не мог перестать говорить о его красоте и идеальном состоянии. Услышав, как Таризио снова начинает рассказ в мастерской Вийома, Жан-Дельфин Алар - композитор и музыкант, зять Вийома - вынужден был прервать его, сказав: «Ваша скрипка подобна Мессии, синьор Таризио, как и его, все ждут её явления, но она так и не появляется». Так у скрипки и появилось имя «Мессии Страдивари».
В 1839 году Таризио отправился к Карло Карли в Милан чтобы попытаться узнать, что осталось от коллекции Козио. В этот раз что-нибудь купить у него не получилось, но, когда через год Козио умер, Таризио вернулся. Козио продал бы душу, чтобы сохранить сокровища, полученные из мастерской Страдивари, и ему даже не приходила в голову мысль когда-либо расстаться с ними. Но после его смерти, все, что осталось от коллекции, по завещанию перешло к дочери Матильде. Таризио теперь удалось заплатить значительно меньше первоначально запрашиваемой цены за тринадцать скрипок и виолончель[57]. Среди этих сокровищ были инструменты Карло Бергонци, Джузеппе и Пьетро Гварнери, Франческо Руджери и Гуаданьини. Так Таризио разом стал обладателем собрания одних из самых престижных инструментов в Европе.
В 1855 году Матильда умерла, оставив своему кузену, маркизу Роландо Джузеппе делла Валле, предметы из мастерской Страдивари вместе с письмами Карло Карли и раздраженными ответами Паоло Страдивари на письма её отца.
Козио предпринял пробные, не слишком энергичные попытки продвинуть итальянские скрипки на зарубежный рынок, но ему удалось установить контакт лишь с несколькими французскими клиентами, в то время как Таризио приезжал в Париж по делам не реже одного раза в год и работал напрямую с самыми крупными торговцами скрипками в городе. А пока Козио робко заигрывал с британским рынком, переводя свой каталог на английский, Таризио уже стал завсегдатаем лондонских гостиных. Козио унаследовал богатство, а вот Таризио именно скрипки сделали богатым, и все же он, несмотря на приобретенное богатство, продолжал жить в Милане весьма скромно. Его соседи в течение нескольких дней после его смерти, случившейся в 1854 году, даже не обеспокоились его отсутствием. Говорят, им пришлось сломать дверь, чтобы попасть в его комнату в доходном доме, где он жил, и там они нашли его лежащим на кровати с двумя скрипками, прижатыми к груди. Матрас под ним был набит банкнотами и золотыми монетами на сумму, эквивалентную сегодня миллиону фунтов стерлингов.
Все это случилось в Милане, и все же первым дилером, узнавшим о смерти Таризио, был Вийом. Он знал, что торговцы по всей Италии и Франции отчаянно пытаются заполучить коллекцию Таризио, поэтому он не терял времени даром. В течение часа он выгреб все наличные, которые смог найти, и вскочил в поезд, идущий из Парижа в Новару в Ломбардии. Оттуда он направился прямо в маленькую деревню, где родился Таризио и где по-прежнему жила его сестра с семьей. Когда он прибыл на ферму, она показала ему шесть скрипок, хранившихся в старом сундуке. Среди них был легендарный «Мессия», и эта скрипка, действительно, была столь же прекрасна, как рассказывал ему Таризио, да и все, кому удалось её послушать. На следующее утро Вийом упаковал эти сокровища и отправился в Милан с двумя племянниками Таризио. В унылой комнате, где жил и умер Таризио, они обнаружили груды скрипок, альтов и виолончелей. Вийом не колебался. Он вытряхнул содержимое бумажника на старую кровать Таризио и пересчитал свои деньги. Он привез с собой сумму, эквивалентную 200 000 фунтов стерлингов. «Это все мои деньги», - сказал он, подталкивая пачку денег и стопку монет через одеяла к двум мальчикам.
Вийом вернулся в Париж не только с «Мессией» и пятью другими инструментами, хранившимися на ферме, но и со всеми теми, которые он обнаружил в комнате Таризио в Милане. Всего их было 150, а двадцать четыре были изготовлены самим Страдивари[58]. Вернувшись в Париж, Вийом принялся приспосабливать их для концертных выступлений, не пощадив даже «Мессию». Он удлинил его гриф, снабдил новыми штифтами и пружиной, и добавил резной подгрифок с изображением Рождества - остроумная отсылка к названию, под которым он был известен[59].
На протяжении многих лет Вийом продавал скрипки Таризио одну за другой с огромной прибылью, но только не «Мессию». История того, как он обнаружил ее в мрачном фермерском доме, превратилась в легенду, так что теперь это была самая известная скрипка в мире. Он мог продать её за любую цену, которую бы назвал, и все же он не смог расстаться с ней. Он хранил его в стеклянном шкафу в своем доме на улице Демур-о-Терн, где, возможно, пытался копировать её раз за разом[60]. После смерти Вийома в 1875 году «Мессия» перешел к его зятю, Дельфину Алару, от которого пошло это имя и благодаря которому слава инструмента стала всеевропейской. Следующий поворот в судьбе инструмента произошел в 1890 году, когда он был куплен Альфредом Хиллом в Лондоне. Хилл смог собрать необходимые ему 2000 фунтов, только заключив соглашение с богатым шотландцем по имени Роберт Кроуфорд, который купил инструмент от его имени, пообещав вернуть его Хиллу за справедливую цену[61]. К тому времени, когда в 1904 году скрипка была включена в коллекцию Хилла, на ней удалось поиграть всего лишь нескольким музыкантам, и лак на корпусе был все еще таким же свежим, каким был, когда Страдивари повесил её сушиться.
