Изредка попадаются хозяйки неправильные: они за милую душу выставляют на стол все, что есть. И тут уж, как говорится, кто не успел, тот опоздал. У таких всегда много подруг, и почти не случается застолий для двоих.

Существует и третий тип — самодостаточные хозяйки. Такие не злоупотребляют общением с подругами, во время романтического ужина подают кислую капусту, красиво уложенную в хрустальную вазу, а баночку с черной икрой открывают тогда, когда остаются наедине с собой, и лопают ее ложками под фильм с Аль Пачино.

Каким же горьким было мое разочарование, когда одним июльским утром я снова увидела дождливое Женькино лицо у дверей своего кабинета.

— Женюшка, что-то случилось?

— Да, Вера, у меня беда.

До приема оставалось еще полчаса, и я пригласила ее в кабинет.

— Ну, рассказывай, что стряслось.

Вместо того, чтобы пуститься в пространные описания злоключений, как прежде, она протянула мне свою медицинскую карту.

— Это что?

— Там результаты моего обследования.

— Какого обследования?

— Моего.

— Почему ты мне не позвонила? — взорвалась я.

Женя обессиленно опустилась на кушетку.

— Я и так тебе надоела со своими проблемами. А тут еще это. Мне нужно было пройти через все самой до конца, но я не выдержала. Еще четыре дня до результатов гистологии, и мне нужно…

Она осеклась и закрыла лицо ладонями.

— Так, рядовой Женька, смирно! Не раскисать! — скомандовала я и достала из сумки термос с горячим сладким шиповником.

— Ну-ка, налей себе чашку и пей молча, а я буду смотреть.

Она покорно взяла термос, а я стала листать толстую карту, давно мне знакомую, но содержащую теперь кипу новых вкладышей из лаборатории и частной клиники. Читая историю болезни, я старалась никоим образом не выказать волнения, хоть поводов для серьезного беспокойства было предостаточно. Результаты анализов указывали на то, что у Женьки в ее неполные двадцать семь лет случилось то, о чем не говорят вслух без содрогания все, кроме врачей-онкологов. То, что авторы бестселлеров любят эксплуатировать, дабы заставить читателя отнестись внимательно даже к самому слабому и пустяковому сюжету.

— Ну вот! Отлично! Этого хирурга я знаю лично. Уж если он взялся за дело, то все будет благополучно. Это я тебе точно говорю, — заявила я, стараясь казаться веселой и уверенной.

— Ты, правда, так думаешь?

— Правда. Скажи-ка мне, как продвигается дело с той твоей затеей?

— С какой? — не поняла Женька.

— Да ладно! С портретами и мансардой, конечно.

— Ах, это, — она махнула рукой и равнодушно уставилась в окно. — В училище я не поступила. Там только дневное отделение, а стипендия маленькая. Сначала я хотела переехать в общагу и жить на ренту с квартиры, но потом поняла, что этого не хватит.

— А что на тренингах по этому поводу посоветовали?

— Да что они могут, в сущности, посоветовать? Кричать «Гоп!» тому, у кого нет ног, чтобы прыгать. Все это пустое.

— Так, Женька. Гляжу, в голове твоей опять бардак. Слушай меня внимательно: сейчас ты пойдешь домой, соберешь все, что тебе необходимо для трехдневного выживания у моря. Сегодня у меня последнее дежурство перед отпуском. Вечером я заеду за тобой, и мы махнем в Зеленоморск к Машке. Это моя подруга, помнишь?

— Мне, наверное, нельзя.

— Дышать морским воздухом? Брось. Час езды до дома, да еще и с собственным врачом. Давай, под мою ответственность.

Когда пришло время ехать за результатами гистологии, Женя настояла, чтобы я осталась в Зеленоморске.

— Мне так нужно, пожалуйста, — попросила она. — Ты очень меня поддержала, но я хочу поехать сама.

За три дня на море мы ни разу не говорили о нависшей угрозе, но она лежала на сердце тошнотворным отвратительным грузом. Женя проявила неожиданную стойкость, все время шутила и даже делала себе макияж, что раньше было ей совсем не свойственно.

Посадив ее на автобус, я не пошла на пляж, но осталась сидеть на скамейке в привокзальном сквере. Внутри была гадкая пустота. Если подтвердится то, что наиболее вероятно, думала я, то сразу же поеду домой. Какой уж тут дальнейший отдых.

Она позвонила через полтора часа.

— Вера, у меня ничего страшного, слышишь? Не подтвердилось. И повторные анализы нормальные! Назначили только ходить на контроль каждые три месяца. Ты слышишь, Вера?

Она вдруг сломалась и зарыдала. И у меня потекли слезы облегчения.

— Ты приедешь назад? — спросила я, немного погодя.

— Нет, Верочка. Пока не приеду. Отдыхай, и спасибо тебе.

Вернувшись в Пустошев, я купила бутылку отличного коньяка, сыр с огромными дырками и умопомрачительным запахом и отправилась в однокомнатку в центре города. Женька встретила меня в полиэтиленовом фартуке, измазанном краской.

— Заходи, я сейчас закончу.

Я прошла в комнату и не узнала ее. Все нехитрое бабушкино имущество, кроме дивана — телевизор, ковры, сломанная швейная машина и журнальный столик — исчезли, а вместо них комнату заселили всяческие штуки, назначение которых я не знала, но связаны они были, наверняка, с живописью. На стене красовались знакомые мне красочные вечерние пейзажи, прикрепленные скотчем.

— Ничего себе! — удивилась я. — Вот это перемены!

— Нравится? — крикнула Женька из кухни. — А что ты скажешь на это?

Она внесла в комнату поднос с шоколадным тортом соблазнительного вида.

— Ты снова начала печь?

— Начала. Думаю, что если дать объявление о выпечке на заказ? Торты были моим коньком, почему бы этим не воспользоваться.

Она деловито глянула на часы.

— Так, сейчас подтянется Афанасий Георгиевич с еще одним учеником.

— Кто это?

— Я тебе все расскажу, — начала она, на ходу пудря раскрасневшееся от приятных забот лицо. — Представь, я заявилась в училище и нашла преподавателя, о котором еще давно слышала много хорошего. И говорю ему: «У меня нет денег на учебу, но я не могу жить без того, чтобы рисовать. Посмотрите мои работы!» И представь, он предложил мне брать бесплатные уроки вместе с еще одним учеником. Кажется, он в меня поверил.

— Ничего себе! И они сейчас будут здесь?

— Да. Афанасий Георгиевич уж очень полюбил мои тортики.

— Я представляю.

Когда в дверь позвонили, Женька уже приняла парадный вид: воздушная белая блузка, задорный хвост на затылке, хорошенькое светящееся личико.

— Жень, а Жень, — окликнула я перед тем, как она вышла встречать гостей. — А мансарда у тебя — что надо!

Она подмигнула и выпорхнула в коридор.

Будни проститутки

Люди, обладающие большим творческим потенциалом и высоким уровнем мастерства, часто имеют довольно оригинальный и самобытный подход к своему делу. Например, Римский-Корсаков, великий русский композитор, различал музыкальные звуки по цветам. Ему казалось, что монохромные клавиши рояля выливают в пространство потоки разноцветных аккордов. Джеймс Гаррингтон, английский публицист, воображал, что слова, срывающиеся с его уст, — не что иное, как пчелы и птицы. Говорят, иногда он даже гонял их веником.

Катя Трошина, проститутка из Зеленоморска, имела обыкновение сравнивать своих клиентов с различными представителями класса млекопитающих. Руководствуясь особенностями характеров мужчин, побывавших в ее постели, она разработала оригинальную классификацию, в которую входили звери самых разных родов и видов. Верное определение принадлежности каждого нового клиента к тому или иному типу позволяло выбрать правильную тактику поведения и сделать все, чтобы гость остался доволен.

Реже остальных Катин жизненный путь перебегали мужчины-собаки. Эти всегда верно служили своим женам, послушно выполняли любые команды и лишь иногда слегка огрызались, почувствовав, что дело запахло хворостиной. Такие попадали на Катино ложе только в одном случае: если супруге попадался новый питомец с лучшей родословной, а бедняжки оказывались за калиткой. С мужчинами типа «собака» обращаться следовало не слишком мягко, по возможности холодно. Излишняя благосклонность могла привести к двум совершенно противоположным крайностям: беспочвенному восхищению и ненужной привязанности или немотивированной агрессии и укусам. И то, и другое для проститутки, желающей вести более или менее спокойную жизнь, очень нежелательно.