Он стоял так неподвижно, что Алексис поначалу даже не заметила его.

Теперь она разглядывала его, отмечая красивое лицо с крупными чертами, сильную челюсть, детализированную татуировку солнца, которая выделялась у основания его шеи и горла.

Его глаза мерцали ошеломляющим золотистым светом.

— Разве она не прекрасна? — прошептала Лана.

Мужчина подошёл к ней. Со слезами на глазах он кивнул и наклонился, чтобы поцеловать их обоих. Сначала он поцеловал Лану в губы, затем ребёнка в макушку.

В течение нескольких долгих минут они оба смотрели на младенца, гладили его по голове и личику, перебирали маленькие пальчики на руках и ногах.

— Я должен вернуться, — наконец, произнёс мужчина, и его голос был полон сожаления. — Я должен вернуться. Красный Дракон приведён к присяге. Они требуют, чтобы я был там…

Лана встревоженно посмотрела на него снизу вверх.

— Хотела бы я, чтобы ты подождал, — сказала она. — Чтобы я могла пойти с тобой.

Но стоявший там мужчина покачал головой.

— Нет. Невозможно. Это небезопасно для тебя, любовь моя. Мы уже обсуждали это. Там небезопасно для любого Светоносного… больше небезопасно. Это определённо небезопасно для Светоносной, которую считают моей супругой. Он ожидает, что я буду верным сторонником. Он ожидает, что я буду лояльным. Твоё присутствие рядом со мной он расценил бы как худший вид предательства.

Он посмотрел на ребёнка у неё на руках.

— Если бы он увидел ребёнка… Боги, Ланай, я не знаю, что бы он сделал. Теперь, когда он объявил все смешанные браки богохульством.

Всё ещё глядя на свою дочь, он покачал темноволосой головой.

— Нет. Они не должны узнать о ней, Ланай. Они никогда не должны узнать о ней. Красный Дракон увидит в ней угрозу. Он возжелает её смерти.

Сглотнув, Лана кивнула.

Она опустила взгляд на свёрток в своих руках, и тут по её лицу потекли слёзы. На этот раз обе её щёки стали мокрыми.

— Береги её, любовь моя, — пробормотал мужчина, снова целуя её. — Я вернусь, как только смогу. И, возможно, мы всё-таки добьёмся успеха. Красный Дракон непопулярен. Он ещё не полностью консолидировал власть. Возможно, план Яргли сработает. Возможно, нам даже удастся убить его до того, как он сможет захватить врата…

Лана кивнула, выдавив улыбку.

Даже Алексис видела, что она в это не верит.

Мужчина, казалось, почувствовал её скорбь.

— Если это не сработает, я уйду, — сказал он ей, пожимая плечами. — Но мы должны попытаться. Если у нас получится, тогда ты сможешь вернуться со мной. Мы сможем растить нашего ребёнка вместе. На Лакриасе.

— А если нет? — тихо спросила она. — Неужели я никогда больше не увижу тебя, муж?

Алексис вздрогнула от этого слова, чувствуя, как в груди нарастает боль.

Боль стала обжигающей, затрудняя дыхание.

— Конечно, ты увидишь меня, — сказал мужчина, поглаживая её длинные тёмные волосы. — Я вернусь. Тогда, возможно, мы сможем уйти вместе. Если они решат, что наша дочь станет одной из стражей порталов, возможно, мы сможем убедить их отправить нас в измерение, куда Красный Дракон не доберётся. Мы сможем исчезнуть…

Он произнёс это с печалью в голосе.

Он сказал это так, словно сам в это не верил.

Алексис наблюдала, как её мать, её прекрасная мать, кивнула головой.

На её глазах выступили слёзы, но она заставила себя улыбнуться.

— Конечно, — сказала она, улыбаясь шире. — Всегда найдётся выход.

— Всегда найдётся выход, — повторил он, как будто они часто говорили друг другу эти слова. — Мы сможем всё наладить, — сказал он. — Что бы ни случилось в моём мире. Я позабочусь о нас, Ланай. Я позабочусь о нашей прекрасной дочери.

Лана крепче обняла ребёнка, всё ещё кивая, с натянутой улыбкой на лице.

Слёзы снова потекли по её лицу.

— Просто вернись ко мне, Юрген. Пожалуйста, вернись ко мне. Делай всё, что должен… говори всё, что должен, чтобы убедить его, что ты не представляешь угрозы. Возможно, мы даже могли бы убедить его, что ты мёртв. Возможно, мы могли бы сказать ему, что ты умер, чтобы он не пришёл за нами… чтобы он не чувствовал необходимости убивать нас… или Алисиандру.

Он улыбнулся, поглаживая её по волосам.

Но на этот раз он ничего не сказал в ответ.

Возможно, у него больше не осталось никакой лжи для неё.

Возможно, у него не осталось никаких ментальных сил, необходимых для того, чтобы убедить себя, что эта ложь действительно может стать правдой.

Как бы то ни было, они ещё несколько минут сидели вместе, что-то бормоча друг другу и ребёнку у неё на руках и тихо плача, прощаясь.

Алексис всё ещё смотрела на них, когда почувствовала, что снова начинает падать.

***

Алексис дёрнулась… ловя ртом воздух.

Теперь она стояла на песке.

Небольшие волны накатывали на пляж, выбрасывая на берег мелких существ: маленьких песчаных крабов и кусочки ракушек, иногда даже крошечных медуз и плоских морских ежей.

Алексис наблюдала, как чайки перекрикиваются друг с другом, сгрудившись вокруг пучка водорослей, выброшенного на берег примерно в десяти метрах от неё. Она увидела вдалеке собаку, которая лаяла и бегала туда-сюда по песку, радостно взбивая песок ногами. Хозяин пса бросал ярко-оранжевый мяч в волны, а Алексис наблюдала за ним.

Чёрный лабрадор начал безумно лаять, пока побежал за мячом, пробираясь сквозь волны, чтобы поймать его и вернуть обратно.

Алексис хихикнула, прикрыв рот рукой.

Маленькой рукой.

У неё было маленькое тело, она была одета в шорты и белую футболку с рисунком дельфина.

Она знала это место.

Она почти помнила, как когда-то была такой маленькой.

Она посмотрела на песчаный пляж, узнавая вдалеке пирс Санта-Моники. Ипподром всё ещё был там, но её взрослые глаза заметили, что американские горки ещё не построили, а пирс выглядел необычно старым для её юных глаз.

Затем она услышала голоса и повернула голову.

Лана, её мать, стояла там, разговаривая с женщиной с потрясающими зелёными глазами, длинными чёрными волосами и мускулистыми руками. На вид ей было около сорока, но, возможно, она была старше. У неё был проницательный взгляд, но она сжимала руки Ланы, её глаза были полны сочувствия, а в руках, в которых она удерживала мать Алексис, ощущалась ярость.

— Я должна вернуться, — говорила женщина. — Я должна. Я не могу оставить его.

Она сглотнула, её горло сжалось.

— …У него мои дети, Ланай.

Лана кивнула, обхватив её за спиной.

От охватившего её горя Алексис стало плохо.

От этой боли у неё защемило в груди, она пульсировала внутри и была почти невыносимой.

Она поняла, что боль всегда была там.

Она даже не знала, была ли это боль её матери или её собственная.

Какая-то её часть, несмотря ни на что, извлекла из этого урок.

Любовь причиняла боль.

Любовь всегда причиняла боль.

— Я должна вернуться, — настаивала черноволосая женщина, вытирая глаза. Она прикусила губу, глядя на океан, на пирс в конце песчаной полосы пляжа. — Я скучаю по этому месту, — затем сказала она. — Жаль, что я не могу привести сюда своих детей. Жаль, что я не могу растить их здесь. Но он бы последовал за нами. Он так привязан к ним обоим… особенно к Кэлу…

Алексис вздрогнула, и боль в её груди усилилась.

Боги. Она помнила это.

Она каким-то образом заблокировала это воспоминание, выбросила его из головы.

Но теперь она вспомнила его.

Она вспомнила, как смотрела, как мамочка плачет вместе с красивой женщиной не пляже.

— Я должна идти, — сказала черноволосая женщина. — Он наверняка уже ищет меня. Просто я должна была прийти. Чтобы рассказать тебе о Юргене. Не приходи за ним… его больше нет, Ланай.

Лана кивнула, но горе переполняло её глаза, а её тело, казалось, разрывалось пополам. Алексис поняла, что она едва держится на ногах, что хватка черноволосой женщины за её руки и запястья была единственным, что удерживало её от того, чтобы рухнуть на песок.