В качестве украшения стола имелись три бутылки шампанского и пара еще запечатанных кувшинов вина. Зато по всему периметру столов горделиво возвышались четвертьведерные[18]бутыли с чем—то мутным. С хорошим запасом брали – сомнительно, что двадцать с лишним человек способны такой арсенал превозмочь за вечер.

Не успел Анджей спросить, что же это такое странное, как ему тотчас из одной великанской бутыли и плеснули.

Поручик Байда, командир взвода пеших стражников, протянул Подолянскому стакан. Второй рукой подал вилку с наколотым крохотным груздочком – к тугому грибку прилипла какая—то травка—зеленушка.

– Вы, господин прапорщик, если решите с бимбера начинать, то сразу на нос прищепку нахлобучивайте. Рекомендую, как пограничник пограничнику. Вывернет иначе. Буквальнейшим образом наизнанку. Но если к Нему, – поручик отчетливо выделял большую букву, – подойти, предварительно разогрев желудочную мышцу, то скользит как по маслу. Есть у Него немаловажное в наших суровых буднях достоинство – голова на утро свежа и ясна будто небо весеннее. Вы же, как погляжу, размялись немного?

От бимбера, который представлял собой, как догадался прапорщик, банальнейший картофельный самогон, мощно несло сивухой. Но горло не опалил, проскочил чудесно. Груздочек же, и вовсе сделал картину благостной.

– А я как говорил?! – торжествующе вскинул руки Байда. – Повторим, пан Анджей?

Подолянский не успел ни согласиться, ни отказаться. Поручика мягко оттер в сторону Темлецкий:

– Позвольте, Дмитрий? А то у меня к нашему соратнику новому, есть приватный разговор.

Байда на миг вытянулся по стойке «смирно», кивнул и исчез, будто и не было его. Только шлейф свежеупотребленного в воздухе повис.

Гауптман склонился к Анджею:

– Наш поручик, хоть и горький пьяница, ничего поделать не можем, но следопыт великолепный. И служака отменный, вон, в прошлом году незаконщины на полторы тысячи наградной выплаты задержал!

Подолянский быстро прикинул в уме. На выплату, то есть, на премиальное жалование, в Корпусе, шла четверть суммы, в которую оценили задержанную контрабанду. Соответственно, наловил лихой поручик тысяч на семь—восемь. И не в одиночку же он по лесам бегал, а нижним чинам тоже кое—какой процент положен. Билет третьим классом от ближайшей станции, Вапнянки, где, кстати, и баталион дислоцируется, до Крукова, обойдется в сотню…

Небогато живут местные господа обер—офицеры, совсем небогато! И с размахом в плане премиальных у них тут дела обстоят ровно так же, как и с деликатесами. Паршиво. Не сообразил, надо было из саквояжа хоть пару банок шпротиков достать. Порадовались бы.

С приватным разговором не вышло. К Подолянскому и Темлецкому подошел Орлов, начальник «трешки».

– А вы, прапорщик, богом клянусь, молодец! Помните, пан Владислав того красавца из столицы?

Гауптман нахмурился, вспоминая.

– Точно, точно! С него еще бриолин так и капал! Догадываетесь, господин прапорщик, что сей поручик сотворил?

Действие самогона надежно заклинило любые мысли. Хотелось безмятежно улыбаться и все. Подолянский так и сделал.

– Вы совершенно правы! И мало того, что подписал, так еще торговался из—за процентов!

– И что с ним стало? – уточнил прапорщик.

– Как «что?» – удивился Орлов. – Пан Лемакс слов на ветер не бросает! Он же вроде вам говорил о жадной породе Лабы? По глазам вижу – говорил. Утопили мы круковянина. Как местные говорят – лышень бульбы зи сракы выдулись![19]

Анджей догадывался, что над ним подшучивают, но решил промолчать – развлекаются гауптманы, пусть их! В поддержание игры даже соорудил на лице нечто типа удивления.

– Павел… – протянул Темлецкий, – мой же прапорщик, я его пугать должен! Он, бедный, и так, уже ведь лыжи примеряет, дабы убечь на первом же паровозе. На деле, мы поручика отправили в бригаду, минуя баталион. А следом, с нарочным, его расписку. Говорят, полковник очень смеялся.

– А вы, пан Анджей, повторюсь, молодец! Двоих в лазарет спровадили.

Подолянский поперхнулся от сомнительной похвалы. Но гауптман, похоже, нисколько не был возмущен случившимся. Напротив, он повернулся к Темлецкому и продолжил:

– Вы бы, пан Владислав, в следующий раз предупреждали. Наш новый товарищ, сущий медведь! Корчинский до сих пор перхает – что-то там с хрящами.

– Надеюсь, ничего серьезного? – поспешил уточнить Анджей.

Начальник третьей заставы отмахнулся:

– Сам виноват! Не думаю, что у поручика к вам будут какие—нибудь претензии. Ну а если ему что взбредет, то я, как старший товарищ и его непосредственный командир, рекомендую пристрелить и закопать где-нибудь в овраге.

На лице Подолянского отразились столь сильные эмоции, что Орлов не выдержал и захохотал, чуть не расплескав вино.

– Анджей, с вас можно писать картину сюрреалистов! Воплощенное удивление, пополам с ужасом.

– Не привык я еще к таким методам разрешения споров, – прапорщик развел руками.

– Это еще что! – хмыкнул Темлецкий и ткнул пальцем в потолок, где ровной строчкой тянулось восемь пулевых отметин. – Видите?

– Конечно! Все забывал спросить о причинах.

Гауптман Орлов подал Анджею наполненную чарку:

– Вы, друг мой, смотрите лучше сквозь благородный хрусталь! На дне очаровательная линза получается.

Анджей с благодарностью принял, но пить не спешил.

– Так вот, – продолжил Темлецкий, – дыры сии произошли после того, как один юный прапорщик… О, пан Анджей, совершенно не в вашу сторону, вы такой глупости в жизни не совершите, даже в лютом подпитии, я уверен! Представьте себе: роковое письмо, лунная ночь и много—много вудки. Ужасное сочетание! К несчастью, тут же стояла и картечница – мы ее только—только получили из Вапнянки, хотели на следующее утро пристрелять – очень уж для утиной охоты полезная штука. Как дашь очередью по стае, перья во все стороны!

– И что стало с тем юным прапорщиком? – Анджей осторожно вернул разговор к нужной теме.

– Застрелился, – совершенно серьезно заявил гауптман, – соорудил хитрую систему, потянул за веревочку и ррраз!

Первым не выдержал паузу Орлов, согнувшись от смеха. Через полминуты его поддержал и Цмок. Отсмеявшись, и кое-как разогнувшись, начальник «трешки» хлопнул Анджея по плечу:

– Ваш гауптман – неисправимый фантазер и обожает шокировать свежих людей! Вы погодите, он вам еще про призраков расскажет!

– Не буду я ему ничего рассказывать, – с хмурой физиономией заявил Темлецкий, – сам увидит. Все видят. Кому парни захотят показаться.

В ответ на молчаливый вопрос, гауптман пояснил:

– Не знаю, обратили внимание или нет, но постройка наша, хоть и фортом древним кажется – свежая. Ей нет и пяти лет отроду.

– Обратил, конечно!

– Вот—вот. И запах в подвале тоже слышали? Вас же наш каштелян туда утаскивал, в логово интендантское.

Анджей кивнул.

– Семь лет назад, в начале осени среди ночи полыхнуло. То ли граничары подожгли, то ли кто из рядовых огнем баловался. А может с освещением что случилось – оно газовое, как у людей… Так и не разобрались. Да особо и не до того было, а потом дожди, снег… Прежнее здание, деревянное было. Ну и сгорело всеми, кто внутри оставался. Человек пятнадцать со всей заставы и уцелело, те, кто в дальних флангах был. Ну и Вацлав «Гыр на вас», с внучкой из огня выскочил.

Один фундамент остался, на нем и восстанавливали, чтобы документацию не перезаводить…

– Да уж.

– А дырки, что в потолке, как Павел верно сказал, вовсе не от застрелившегося прапорщика образовались. – Темлецкий поставил пустую чарку на стол, вытянул руки, оглядел их с пьяной внимательностью, – У нас, правды ради, вообще никто не стрелялся. Пока что, разумеется. Это к нам в прошлом году экспериментальную ручную картечницу привозили. Блок на сорок выстрелов, с плеча стрелять можно… Я, вот, по неумению, и шарахнул. И ррраз! Хорошо хоть на девятом выстреле заклинило и не убило никого, только штукатуркой обсыпало. Замечательная вообще штуковина, если между нами. Заряжать, правда, сущая мука. Но на то нижние чины есть.