Татьяна Афанасьевна хотела было заговорить с невесть откуда взявшейся здесь женщиной, но медлила, боясь новых странностей этого места и его обитателей. Диалог с «грузчиком» и вовсе сбил ее с толку. Она снова начала подозревать, что все происходящее – нелепая галлюцинация.

Шутка молодого человека, которую Татьяна Афанасьевна совершенно не поняла, по-видимому, очень задела работницу. Она снова повернулась к микроскопу и сохраняла молчание, пока смущенный паренек, потея и кряхтя, снимал ящики с поддона и выставлял их рядком на полу комнаты. Закончив, он расстегнул ворот своей куртки и достал из внутреннего кармана черный приборчик, похожий на калькулятор с круглым экраном.

– Извините, – снова обратился он к женщине.

– Чего тебе еще? – процедила она сквозь зубы, не оборачиваясь.

– Я насчет оплаты. Снимите, пожалуйста.

Парень протянул ей одноглазый прибор.

– Какой у тебя тариф?

– Месяц за каждый ящик.

– Ни хрена себе! – возмутилась женщина. – Мне больше дня за ящик не списывают. А кто-то принес, скинул, и до свидания!

– Ну, дык не я ж тарифы устанавливаю, – стал оправдываться парень виноватым голосом. – Да вы не расстраивайтесь. Наоборот, радоваться надо, что не безлимит. И мне, и вам. Рано или поздно все спишется.

Женщина взяла машинку и набрала что-то на клавиатуре, после чего «грузчик» удалился, тихо прикрыв за собою дверь.

Некоторое время после его ухода работница сидела недвижно, задумавшись о чем-то и глядя перед собой невидящими глазами, как вдруг повернулась в сторону Татьяны Афанасьевны и в испуге соскочила со стула.

– Вы кто такая? – выпалила она.

Татьяна Афанасьевна выпрямилась от неожиданности.

– Это вы мне?

– Само собой, вам. А кому же еще?

– Вы меня видите?

– Вижу.

Работница с опаской разглядывала Ненасытину, машинально передвинув свой стул так, чтобы он оказался между нею и Татьяной Афанасьевной.

– Извините, конечно, но кто вы такая и что здесь делаете? – спросила Ненасытина.

– Где здесь?

– В моем кабинете.

– А с чего вы взяли, что я в вашем кабинете?

– Но простите, ведь мы с вами находимся в кабинете директора второго зеленоморского интерната, верно?

– Вы, может быть, и находитесь. А я – нет.

– Это как же, если вы только что сидели за моим столом?

Ненасытина нахмурилась, думая, нормально ли разговаривать и, более того, – спорить с галлюцинацией.

– Тут всякое бывает, – сказала женщина и загадочным взглядом обвела кабинет. Или же то, что сама она вместо него сейчас видела.

Ее поведение не на шутку пугало Татьяну Афанасьевну.

– Что-то я вас не понимаю. Кто вы?

– Сортировщик 5708.

– Сортировщик чего?

– Исходников.

– Чего-чего, простите?

Женщина молча кивнула в сторону микроскопа.

– Можете посмотреть… Наверное.

Татьяна Афанасьевна неуверенно поднялась на ноги. Жжение во всем теле стихло, руки больше не болели. Только теперь появилось странное ощущение, будто комната, в которой она находилась, действительно, не была ее кабинетом. Внешне в ней ничего не изменилось, но визуально знакомые предметы казались все более чужими. Ненасытина ощущала что-то наподобие того, что можно почувствовать, если сесть в полный автобус в центре города и доехать до конечной остановки. Когда выходят все пассажиры, салон кажется совершенно другим, будто ты попал в другой автобус, хотя на самом деле все время не сходил со своего места.

Она мешкала, нетвердо держась на ногах, и никак не решалась приблизиться к столу. В глазах ее странной собеседницы появилось сочувствие.

– Выглядите вы что-то неважно. Присядьте, – предложила она. – Побелели, как покойница.

– А я еще, случайно, не покойница? – осмелилась спросить Татьяна и ей тут же стало совестно за нелепый вопрос.

– Подозреваю, что нет. Безнадежные в отдел кадров попадают. Я, как отошла, сразу там в приемной и оказалась, – доверительно сообщила работница.

Неужели она, Татьяна, действительно, лишилась рассудка? Сидит, наверное, сейчас в палате психиатрической лечебницы и ведет сама с собой бредовые беседы. Бедный Боренька! Как он будет жить без нее?

– Думаете, вы сошли с ума? – угадала женщина мысли Ненасытиной.

– Что вы, конечно, не думаю! Просто мило болтаю с покойницей. Это ведь вполне в порядке вещей, – иронично заметила Татьяна Афанасьевна.

– Вполне, – заверила работница. – Поглядите.

Она осторожно расстегнула три верхние пуговицы и распахнула халат на груди.

От того, что Татьяна Афанасьевна увидела, ее затошнило и повело в сторону так, что пришлось схватиться за край стула, дабы удержать равновесие: в центре грудной клетки женщины зияла дыра, будто сквозь ее тело, как по тоннелю, на огромной скорости промчался детский электрический поезд.

– Видали такую красоту? – почти весело спросила сортировщица, снова застегивая халат.

– Что это? – едва слышно пролепетала Ненасытина.

– Газовый баллон взорвался. И понять ничего не успела, а уже в отделе кадров.

– Какой отдел кадров?

Татьяна Афанасьевна с трудом сдерживала слезы.

– Обычный. Который жмуриков сортирует, чтобы потом их мучили в соответствии с должностными инструкциями.

Ненасытина схватилась вдруг за голову обеими руками и до боли сдавила виски ладонями.

– Бред! Все это мне чудится! Чудится! Хочу скорей проснуться! – почти крикнула она.

– Прекратите истерику! – прервала ее женщина. – И без вас тошно.

Татьяна Афанасьевна сделала над собой усилие и отерла выступившие слезы негодования.

– Простите. Я не понимаю, что происходит.

– Если честно, – сказала женщина, смягчившись, – я и сама не знаю, почему вас сюда занесло. Вы у меня первая живая гостья. Но я слышала о подобном. К Александру Ивановичу, моему здешнему начальнику, как-то живой медиум заглядывал. Не весь. Одна голова. Долго говорил что-то на каком-то тарабарском языке, но Александр Иванович ни черта не понял. При жизни сантехником был, какая уж там лингвистика. Голова покраснела от досады и исчезла. Дурень потом сокрушался, что языков не учил.

Сортировщица рассмеялась.

– А у соседки по кабинету, Марии Сергеевны, проявился раз молодой растаман. Весь в косичках, разноцветный. Поглядел на нее и говорит: «Хуяси!». И сразу исчез. Наш уборщик (он при жизни востоковедом был) сразу сказал, что есть такой город в Китае. Но на китайца паренек похож не был. Так что, скорее всего, соотечественник.

«Дырявая» женщина проявляла все большее расположение к гостье.

– Да вы присаживайтесь, присаживайтесь!

Она подвинула стул ближе к Ненасытиной. Та грузно опустилась на мягкую подушку.

– Я вам покажу, чем мы тут маемся.

Женщина засуетилась. Пододвинула для себя второй стул, уселась, потом выудила из ящика стола второй белый платочек и пару чистых перчаток.

– Вот, наденьте, чтоб все как положено.

Татьяна Афанасьевна небрежно повязала платок и с трудом натянула маленькие резиновые перчатки. Сортировщица же ловко выудила из деревянного ящика какой-то небольшой предмет и осторожно водрузила его на своей ладони. Это был почти круглый полупрозрачный пузырек, размером с мелкий каштан. Если бы не легкое свечение, которое сочилось изнутри, его запросто можно было бы принять за кусочек мармелада.

– Это и есть исходник, – гордо заявила она, будто демонстрировала образец ценного произведения искусства.

Татьяна Афанасьевна уставилась на ладонь с непониманием.

– Если исходник оказался в таком ящике, значит, его хозяин тоже сыграл в ящик. Или вот-вот сыграет.

– Хозяин этого мармелада?

Сортировщица рассмеялась.

– Ну вас! Мармелада! Скажете тоже!

– А что это?

Лицо женщины приняло серьезное выражение.

– Не догадливая вы какая-то, директор интерната. Что да что! Понятно – что! Оно самое!

Она бесцеремонно ткнула Ненасытину в солнечное сплетение и как-то неприятно захихикала, отчего у Татьяны Афанасьевны по телу побежали мурашки.