С ней же, Ненасытиной, получается еще хуже: она сама никого не видит.

– А у Катерины Сергеевны сегодня красные трусы, – прошипел кто-то заговорщически у самого уха Татьяны Афанасьевны.

– Ага. С кружевами, – согласился ломающийся подростковый тембр.

«Нет. Не будущее, – заключила Ненасытина, руководствуясь услышанным. – По крайней мере, не далекое».

Речь явно шла о Ворониной, учительнице географии. Бесстыжая вечно являлась в школу в короткой расклешенной юбке, несмотря на постоянные замечания со стороны администрации. Совершенно безнравственная особа. Ноги «иксиком», а она их выставляет на всеобщее обозрение. Татьяна Афанасьевна уже подыскала Ворониной замену и со дня на день собиралась попросить ее написать заявление по собственному желанию.

Женщин, подобных Екатерине Сергеевне, Ненасытина очень не любила. И дело было вовсе не в зависти к молодости и смазливости. Более всего в таких особах ее раздражала наглая и неуместная манифестация собственных прелестей (не всегда прелестных, к тому же). Независимо от мероприятия, будь то свадьба, похороны или обычный школьный урок, все предметы одежды таких барышень выглядели так, будто приобрели они их еще в пубертатном периоде, и с тех пор на обновление гардероба средств категорически не было. Говорят, что по восточному обычаю, когда муж отрекается от жены, она имеет право забрать с собой лишь то, что надето на ней. Поэтому зажиточные мусульманки обильно украшают себя драгоценностями. У отечественной женщины нынче все с точностью до наоборот: для достижения личного благополучия ей нужно носить на себе как можно меньше. А чем чаще одни женщины достигают стабильности в отношениях с мужчинами, тем чаще другие его теряют. Бориса Татьяна терять не собиралась. Она всегда была крайне бдительна и, как могла, старалась убирать из своего и его окружения потенциальных соперниц, привыкших «оголять оружие».

Тем временем шквал голосов все нарастал. Татьяна больше не могла улавливать отдельные реплики и лишь стояла, плотно прижавшись спиной к стене. От страха все ее тело будто наполнилось вязкой холодной субстанцией, отчего она застыла, слегка раскинув в стороны руки, словно тряпичная кукла, и не могла пошевелиться.

Так продолжалось минут десять, пока снова не зазвенел звонок. Шумливая толпа невидимым эфиром полилась в распахнутые двери классных комнат, которые через несколько секунд с грохотом захлопнулись одна за другой. Все стихло. Спертый воздух больше не пах булочками, словно невидимые дети поглотили его до последней молекулы. Вместо этого по всему коридору разносился тошнотворный запах резины десятков разогретых от бега и прыжков подошв. От этого Татьяну почему-то сильно затошнило, и она с трудом сдержала рвотный порыв.

Она подумала, что не будет пытаться добраться до своего кабинета или учительской, как намеревалась ранее. Нужно как можно скорее вырваться из этого проклятого места. По крайней мере, снаружи нет голосящих призраков. Если, конечно, призрак – не сама Татьяна. После того, что произошло в последние пятнадцать минут, ничего нельзя было утверждать с уверенностью. Что если на пороге школы, действительно, лежит ее бездыханное тело? Или лежало много лет назад, а теперь одна лишь бестелесная душа блуждает по коридорам интерната. В таком случае, даже если захочет, она не сможет больше выйти отсюда. От этой мысли Ненасытина лихорадочно задрожала. Необходимо было проверить бредовую гипотезу и попробовать выбраться из здания, но двинуться с места она по-прежнему не решалась.

Откуда-то издалека донеслось эхо тяжелых одиноких шагов, по всей видимости, мужских. Половицы слегка поскрипывали. Отчетливо слышалось тяжелое дыхание. У того, кто приближался, явно были серьезные проблемы с сердцем или легкими. Через несколько секунд из-за поворота, ведущего в актовый зал, показалась фигура Андрея Вячеславовича, учителя истории. Низко опустив голову, он читал что-то в раскрытом учебнике. Ненасытина едва не подпрыгнула от радости и облегчения.

– Андрей Вячеславович! Как хорошо, что вы здесь, – вскричала она, бросившись к нему навстречу.

Но реакции не последовало. Историк по-прежнему угрюмо таращился в книгу и медленно продолжал свой путь.

– Андрей Вячеславович, вы меня слышите? – Татьяна остановилась перед самым его носом.

Не обращая на нее никакого внимания, учитель прошел мимо, остановился перед одной из классных комнат, достал носовой платок и отер вспотевший лоб. Ненасытина в отчаянии бросилась к нему, и попыталась схватить за плечи. Но едва кончики ее пальцев коснулись синего пиджака, волна обжигающей боли пронзила обе руки до запястья, словно она окунула их в кипяток. Татьяна дико закричала и рванулась назад, но с ужасом увидела, что обе кисти, словно вкрученные в стену болты, прошли насквозь в спину учителя и застряли в ней. Сознание туманилось, грудь сдавило тисками, а сердечный ритм, казалось, вытянулся в одну сплошную линию. Она делала отчаянные рывки, пытаясь освободиться, словно волк, попавший в капкан, но от этого боль становилась еще нестерпимее. Картина перед глазами стала сворачиваться, будто в пластилиновом мультфильме. Но вдруг учитель сам сделал шаг вперед и скрылся за дверью. Татьяна Афанасьевна упала на пол без чувств.

***

– Ты что, обалдел что ли? Куда ты все это прешь?

– На сортировку.

– У меня смена заканчивается. Ты читать умеешь? На двери расписание висит.

Сухая, но при этом очень крепкая на вид женщина средних лет злобно смотрела на сутулого паренька, который нерешительно мялся в проходе. За его спиной возвышалась гора деревянных ящиков, выстроившихся на металлическом поддоне.

– Извините, вы сортировщик 5708?

– Да, я сортировщик 5708. Но моя смена заканчивается!

– Я понимаю, что заканчивается, – парень мял в руках синюю кепку с маленьким козырьком и смущенно моргал большими голубыми глазами, – но это сверхурочные. Александр Иванович направил их вам.

На бледных скулах женщины проступил румянец раздражения.

– А сам Александр Иванович не хочет поковыряться со сверхурочными?

– Боюсь, ему и без них хватит еще смены на четыре, не меньше.

– Почему, что случилось?

– Землетрясение в Западной Европе. А вы не слыхали?

– Нет. Что я вообще тут слышу и вижу? – женщина недовольно скривилась. – Работаю, как проклятая.

– Ну, дык вы и есть, типа… – хихикнул вдруг парень и закашлялся.

– Завози свою телегу и проваливай отсюда! – гаркнула женщина и отвернулась.

Татьяна Афанасьевна наблюдала за странными собеседниками, сидя в углу комнаты на маленьком диване с дерматиновым покрытием. Она не пыталась вмешаться в разговор. Скорее всего, эти люди тоже не видели ее. Иначе женщина непременно отреагировала бы, когда Ненасытина, едва держась на ногах, вошла в свой кабинет. Во всем здании, похоже, это было единственное помещение, обстановка в котором практически не изменилась. Все тот же письменный стол с высоким кожаным креслом, серые портьеры в серебристых узорах, несколько старых деревянных стульев в хорошем состоянии и диванчик для гостей, на который и упала Татьяна, едва добравшись сюда после того, как пришла в себя на паркетном полу в коридоре.

Поначалу она и сама не заметила, что в комнате кто-то есть. Со всех сторон рассматривая свои ладони, она тщетно пыталась найти ожоги, которые непременно должны были остаться после адского жжения. Но руки имели совершенно нормальный вид, а кожа осталась белой, без единого изъяна.

Немного успокоившись, Татьяна Афанасьевна осмотрелась и увидела женщину, одетую в синий рабочий халат. На голове незнакомки была аккуратно повязана белая косынка, розовые перчатки плотно обхватывали миниатюрные кисти. На столе, за которым трудилась женщина, стоял прибор, похожий на микроскоп с двумя окулярами. Справа от стола стоял большой открытый ящик, слева – несколько емкостей, похожих на бидоны, в которых деревенские труженицы носили прежде молоко. С интервалом примерно в минуту женщина доставала что-то небольшое из ящика (Татьяна Афанасьевна не могла рассмотреть, что именно, так как в комнате царил полумрак, лишь письменный стол освещался небольшой металлической лампой), аккуратно помещала извлеченный предмет под прицел окуляра и внимательно рассматривала его, время от времени поворачивая тонким пинцетом. Затем она бережно брала объект исследования между указательным и большим пальцами и опускала в одну из емкостей.