И следующие полчаса гадала, кому принадлежит музыкальная коллекция? Александеру? Смесь лёгкого рока, альтернативы, качественной попсы. Попадались песни, которые она никогда не слышала – Ирине вчитывалась в названия групп, и память выдавала белые пятна. Либо они обе – и Ринка, и её память – отстали от моды, либо новомодные бэнды плодились слишком быстро.

А через полчаса захотелось в туалет. И еще ботфорты, неудобные и расхлябистые, неожиданно начали натирать пятки.

Ринка тушевалась. Вроде одна, вроде – не одна. Не присядешь за соседним кустом, не раскорячишься, сверкая голым задом. Вдруг он увидит? Александер… И сколько ещё гулять – непонятно.

В какой-то момент тропинка закончилась, и Ирине свернула туда, где светлее, где меньше кустарников. Причитала в голове, желая вновь вывернуть на верный путь: «только бы не заблудиться». И повезло. Спустя пару минут дорожка показалась вновь, шире, идущая параллельно предыдущей. Вдохнулось свободнее.

Шаг, ещё шаг, мысли вразброд. Странноватый туман вдалеке; почему-то не кричат даже птицы.

И именно из-за неестественной тишины, которой не должно быть в лесу, Ирине отчётливо услышала, как позади хрустнула ветка. Кто-то на неё наступил.

Она обернулась и увидела то, что хотела видеть менее всего – за ней шёл человек. Невысокий, одетый во всё чёрное. Приземистый, вроде медлительный, но вроде и суетливый. Не Александер.

Что-то зловещее зависло в воздухе.

Ей захотелось ускориться.

«Бежать нельзя, – убеждала она себя, – мне ничего не угрожает. Просто мужчина из соседнего села. Рыбак, дровосек, фермер – мало ли.

«Может, постоять? Сделать вид, что уткнулась в телефон? Пропустить?» – вроде мысль логичная, но что-то подсказывало, что это плохая идея.

Она бы, вероятно, всё-таки побежала, но застыла на месте, когда мужик её почти догнал и произнёс нараспев:

– Не убегай, красавица, всё равно не убежишь…

Она развернулась, ощущая, что потеряла способность двигаться. Некоторые в момент опасности обретают практически сверхспособности, начинают соображать быстрее, молниеносно ориентируются по ситуации. Других вдруг разбивает паралич, мыслительный и физиологический. Ирине, как оказалось, относилась к последним.

– Хорошенькая…

Мужик был странным, он Ринке совершенно не нравился. Глаза маленькие, тёмные. Будто весёлые, а будто пустые, сумасшедшие. Голодные до чего-то ужасного. Одежда вся неприметная, но удобная; вместе с ботинками на довольно высоких для мужской обуви каблуках преследователь был ниже на полголовы. Лицо в морщинах, будто его постирали и забыли расправить, прежде чем сушить; волосы редкие. И возраст не определишь – за сорок? Чуть за пятьдесят?

– Любишь с парнями поиграть, а? Судя по одежде. – Голос под стать, странно шуршащий. Как будто воздуха больше, чем звука. – Мы с тобой поиграем…

– Что… вам… нужно? – слова от страха давались Ринке с трудом.

Где Александер?

Не дай Бог он оставил её в лесу одну, ушёл по делам или просто отвлёкся.

– Мы позабавимся с тобой. Ты хорошенькая. И шлюшка… Всё как я люблю. Вас таких надо искоренять.

«Он больной» – поняла Ирине интуитивно. С какими-то травмами детства, озлобленный на женщин, невменяемый. И ей бы бежать, но она остолбенела совершенно, не могла даже шага назад сделать.

– Уходите! – выдавила жалко и сипло, поняла, что сейчас разрыдается. От собственного бессилия, от ужаса происходящего, от неумения дать какой-либо отпор.

– Я тебя сначала потрахаю хорошенько, – к её ужасу у преследователя в руке возник нож. Большой, охотничий. – А потом буду смотреть, как стекленеют твои красивые глазки. Всё, милая, ты уже пожила, прощайся…

Наверное, осознай она досконально, что именно ей только что сказали, пропусти через себя смысл, Ринка оказалась бы объята чёрной паникой. И та навалилась бы… но в этот момент позади мужичка с тесаком показалась на тропинке другая фигура.

– Александер… – пискнула Ирине. Ей казалось, выкрикнула, на деле – лишь прошептала.

И урод, только что грозивший ей последним днём жизни, обернулся. Увидел позади себя военного, но, как ни странно, не испугался. Разозлился.

– Сначала я разделаюсь с ним, и ты будешь смотреть, – пригрозил ей, – а после буду лоскутами снимать с тебя кожу, поняла? За то, что привела за собой «свинью» …

Она не поняла, почему «свинью» – может, так на тюремном жаргоне назывался полицейский?

– Наживка хренова…

Александер ускорил шаг, и «урод» кинулся на него первым. Принялся атаковать ножом – быстрыми, отточенными движениями. Чего Ринка не ожидала, так это того, что маньяк окажется настолько физически развитым, настолько спонтанно непредсказуемым. Ей бы никогда не выпутаться из его хватки, наложи он на неё руки, даже Александеру первые несколько мгновений пришлось уклоняться.

«Боже, он его убьёт» – думала Ринка. Она отмерла только теперь, когда по щекам полились слёзы. Её затрясло всю разом, как включенный в розетку холодильник. Бежать? Прятаться? Пытаться помочь?

Они сражались там шумно, быстро – она слышала. И искала хоть что-нибудь, чем могла бы защититься сама. Не соображая, что именно ей поможет и что она делает, отыскала на земле булыжник, кое-как выкорчевала его, вросший, из земли, подняла до груди, всхлипывая.

Его нужно будет опустить на голову маньяку. Она сможет, она должна, у неё получится. Сейчас, пока он задом…

Когда она, сморгнув слёзы, шагнула вперёд, то увидела, что преследовавший её человек висит у Александера на руке. Точнее – на ноже. Одной рукой тот держал низкорослого «урода» за шею, придушив, второй провернул лезвие у маньяка в пузе.

Ирине ошалела от странной смеси ужаса и облегчения. Ей не придётся… самой.

– Ты его…

«… убил».

А у того, с кем она явилась в лес, голос спокойный, чёткий.

– Не убил, но отключил. С этой раной он протянет минут тридцать-сорок, а больше и не нужно. Полиция уже в пути.

Ринка выдохнула, когда мужик в чёрном соскользнул с чужого лезвия, повалился на землю лицом вверх. Оказывается, нож Александера был еще больше – закруглённым военным тесаком. С лезвия капала кровь.

– Он убил восемь девушек твоего возраста, собирался убить девятую. Пора было его «отключить». – Пауза. Взгляд на булыжник в её руках. – Этим ты собиралась мне помочь?

Взгляд на лежащего на земле мужика, осознание, что он действительно был маньяком, самым настоящим, а также измазанная в крови белая майка Александера – Ирине поплохело. Камень выскользнул из её рук, упал на хвою глухо. Сантиметром ближе – и ей бы на ноги.

А после от слабости подкосились колени.

Ринку поймали за запястье до того, как она упала, крепко сжали ладонь.

– Идти можешь?

Наверное, она могла – тут наверняка не скажешь. Нужно проверять.

– Идём.

– А он…

Она то и дело оборачивалась, пока её волокли прочь из леса. Всё боялась, что сейчас как в фильмах преследователь встанет, несмотря на рану, бросится в погоню.

– Он не поднимется.

«Может, метнёт нож…»

– Он…

– Без сознания.

– Точно?

– У меня всегда всё точно.

Она поверила. Но оборачиваться перестала только тогда, когда лежащее на земле тело скрылось из виду.

Уже в машине ей протянули плоскую флягу.

– Пей.

Напиток оказался терпким, пряным и слишком крепким. Коньяк?

– Делай глоток. Сразу не выдыхай. Выдыхай через паузу, после пей ещё.

Она не ожидала, что, следуя чужим инструкциям, выпьет всё.

Авто неслось от злополучного места прочь; им навстречу спустя минут десять пути пролетели полицейские авто с мигалками.

– Это за ним?

– За ним.

Столько вопросов… Как Александер узнал, что убийца будет разгуливать по лесу именно сегодня? Почему в Литсау? Кто позвонил в полицию? Как… вообще…

Коньяк путал мысли.

– Мы сегодня больше никого?

Она сама не поняла, что хотела спросить.

«Никого не ловим?»

– Никого, – ответил ей водитель.