Даже Дэн назло куда-то исчез.

Тело Лики сканировали лучи, начинающиеся в потолке и заканчивающиеся в полу. Они бороздили её одежду, лицо, иногда посылали «зайчики» в глаза.

– Расставьте руки в стороны. Теперь верните на место.

Она ощущала себя новобранцем, прибывшим служить в армии на чужой планете.

А спустя минуту из раскрытой двери, из смежной комнаты, вдруг услышала знакомые голоса. И его, Лока, в том числе.

– Я хочу с ним поговорить, я должна. Слышите? Можно?

Она сошла с некоего невысокого постамента, вращающейся платформы.

– Кто вам разрешал двигаться?

Ей и запретить никто не мог.

– С нейрографом! – сказала она очень громко, так, чтобы до громилы дошло. Но он вдруг рявкнул на неё.

– Стоять! На колени. Взгляд в пол!

Анжела не собиралась ничего подобного исполнять, но её будто ударили под дых. Слова высокорослого незнакомца прошили её разрядами, и тяжёлое тело рухнуло вниз. Подкосились ноги. Опустилась голова. Теперь Лика находилась в позе раба – ах, вот как, оказывается, здесь себя ведут с новичками? У неё не двигаются ни руки, ни ноги, голова не поднимается, пошевелиться не удаётся.

– Мне нужно поговорить с нейрографом! – заверещала она что было мочи. Но ей приказали «молчать».

– Зачем ты так жёстко обращаешься с нашей гостьей?

Она узнала бы его голос из тысячи.

Перед ней, стоящей на коленях, показались коричневые ботинки, попали точно в фокус застывшего взгляда. Док опустился на корточки; теперь Лика при ярком освещении отлично видела его руку с тату-змеёй на фаланге большого пальца. От бессилия – этот маньяк приказом поставил её на колени! – хотелось не то рыдать, не то орать. Но перехлестнуло облегчение, когда нейрограф мягко попросил:

– Урин, отмени свои приказы.

– Ей запрещено видеть твое лицо.

– Значит, этот не отменяй.

Здоровяк что-то недружелюбно пробубнил, внутренние оковы спали.

– Пойдём, – док протянул руку, – поговорим.

И она бы радовалась на полную, если бы могла поднять на него глаза. Тело двигалось, язык тоже. А вот взгляд – взгляд только в пол.

Хорошо, что в помещении, куда он её привел, судя по звукам, – никого. Хорошо, что они одни.

Он поставил Лику у стены; сам так близко, что почти прижат. Погладил её по щеке, вдохнул глубоко.

– Ты зачем так кричала?

Анжела видела пуговицы на стильной куртке. И размыто подбородок – трудно смотреть всё время вниз. Давила обида.

– Зачем он со мной так? Сразу… на колени.

– Он обязан действовать по уставу. Здесь у некоторых случается истерика. Приступ. Всякое бывает.

Ей в эту минуту хватало знакомого голоса; бушующее нутро успокаивалось, когда он звучал.

– Я просто… хотела… с тобой поговорить.

– Я здесь.

Док улыбался. Ей пришлось закрыть глаза – так было проще. Не напрягались окологлазные мышцы, хотя бы удалось поднять голову.

Что-то нужно было сказать, что-то правильное, очень важное.

– Спасибо, что помог мне… в машине.

Прозвучало странно, двояко. И больше всего Анжела боялась услышать фразу «Это моя работа», хотя именно это предложение должно было венчать конец диалога. Но не услышала ничего. Только почувствовала отголосок напряжения в стоящем напротив человеке – ему помнилось, что это было непросто.

– Всё хорошо теперь. Скоро ты отправишься дальше.

– Мы увидимся ещё?

Она не могла не спросить.

– Возможно. Жизнь длинная.

Очень ровная фраза, ни о чём не говорящая.

– Тебя зовут Лок?

– Тебе не положено знать мое имя. Мы – просто проводники.

– Для меня… не просто. – И только потому, что нейрограф молчал, добавила. – Ведь и для тебя это было… «не просто»?

«Ведь ты не с каждой…». Не с каждой делаешь «это».

Ужасно, но она боялась знать. В конце концов, в салоне звучали слова «гормональный выплеск» – может, её оргазм тоже был частью его работы?

– Ангел, – док говорил мягко, и её будто гладили изнутри. – Не впадай в иллюзии. Я перевожу двух-трёх человек в день – это моя работа. Слежу за их состоянием.

– Я хочу увидеть тебя ещё раз…

– Для чего? Ты теперь здесь, и тебе встретятся на пути очень красивые, очень сильные, достойные мужчины.

«Я хочу тебя» – она не должна была сообщать об этом так прямо, но, кажется, всё её тело излучало в данный момент флюидами схожий смысл. Попыталась снова открыть глаза, посмотреть на него – поняла, что при попытке поднять взгляд блокируются мышцы шеи и происходит расфокусировка, опять закрыла их. От досады почти стукнулась затылком о стену.

И в этот момент док поцеловал её. Не смог удержаться – она почувствовала. Лика впервые почувствовала его по-настоящему – не только руку, не только иллюзию о том, как это было, если бы они слились, но и первое настоящее касание. И поплыла голова. Она бы позволяла ему целовать себя вечно, она бы не сумела отлепиться от него. И в поцелуе этом не было ничего целомудренного, он был жадным, жарким. Док наградил им не её – себя. Анжела это чувствовала. Он хотел ощутить её ещё раз, он, как и она, жаждал контакта, но в какой-то момент прервал блаженство, прервал поцелуй. Только губы его остались очень близко, дыхания сплелись.

– Нам запрещён контакт с «новичками».

– Но ты… касался меня.

– В машине я мог – нейтральная зона, другие полномочия.

– И поцеловал только что.

– Потому что здесь ещё не Монтана. Это для меня последняя возможность дать себе волю, объяснить это в рапорте «необходимостью».

Анжеле эта «необходимость» после будет нужна пожизненно.

– А дальше?

– А дальше… у тебя будет прекрасное будущее.

– Ты уходишь, потому что я… «новенькая?»

«Чёрт». Он не сказал это вслух, но окутался раздражённой дымкой. Коснулся её губ снова, прикусил нижнюю, поцеловал в уголок рта.

– Ты делаешь это снова…

– Да. Но это не одно и то же, что войти в тебя на полную.

Она бы хотела этого. Она уже рвалась к этому как цербер с пеной у рта, которого почти допустили в рай.

– Какого ты уровня, Лок? Пусть я новенькая, но я…

– Даже не думай об этом.

– … до тебя дойду. Дорасту. Ты будешь…

«Ждать?»

– Не порти себе жизнь с самого начала. – Долго молчал, выдохнул тяжело. – Не дури.

И вновь закрылся, стал спокойным, почти лёгким. Лика уже была готова закричать «не уходи!», когда нейрограф коснулся её губ в последний раз.

– У тебя карамельная энергия, ты знаешь? Невозможно от неё отказаться.

Теперь что бы она ни сказала, ничто не будет иметь смысла. Видимо, некоторые вещи не изменить.

– Всё у тебя будет хорошо.

Лика опять смотрела на пуговицы его куртки, на ремень джинсов, на ноги, на которых так долго лежала. Коричневые ботинки.

– Кстати…

«Неужели она так и не увидит его лицо?» Хотя ей было всё равно. Она хотела бы быть с ним, даже если бы Лок оказался не в её вкусе. Он уже был в её вкусе на ощущении – другого не надо.

– … я починил твоё сердце, котёнок. Теперь оно здоровое. Наслаждайся.

Те самые пальцы, которые в машине ласкали её там, «где нельзя», теперь погладили по щеке.

А после человек со змейкой на руке ушёл, оставив «пациентку» с вылеченным сердцем стоять у стены.

«Он унёс его с собой» – думала Лика обречённо. «Защёлкнул всё на той же дужке замка…»

Горько и смешно. Пусто у стены одной, одиноко. Как вышло, что, не доехав до некоего мифического города, она втрескалась в проводника?

Её усадили на мягкий диван, сказали ждать.

«Сколько ждать?»

Здесь, когда она впервые решила оглядеться вокруг себя, рассматривать было нечего – просто комната, проходная, но пустая. Только радостные жёлтые стены и диван. Палас на полу отсутствовал, под ногами – будто очень-очень хорошо натянутый линолеум – какое-то время она оглядывала его, после – ощутила усталость. Сколько времени в её родном мире? Сотовый показывал третий час ночи, сознание двоило.