С мужчиной вышло иначе: задергавшись, он в какой-то момент притих, поддался, но потом взъярился с утроенной силой, стал изрыгать неясный поток брани и проклятий, а тот перешел в настоящий, животный вой.

В кабинете будто бы упали плотные шторы: стало душно, стало еще темнее, а может, загустилась та повисшая вокруг сумрачная паутина, вытеснила собой воздух. Рядом, но как будто из-под воды раздался грохот. Белег обернулся и увидел как-то странно, замедленно корчащегося на коленях, зажимающего уши Саэроса; к стене привалился Нолмэндил — через прижатые к лицу пальцы сочилась кровь.

— Да просто выруби его!.. — глухо, растягивая слова, — или это казалось так? — выкрикнул он.

Тот, пристегнутый, тоже был в крови — браслеты впивались все глубже, возили по разодранным запястьям; хлынуло носом, потекло ртом, слезами засочилось из глаз, а он все продолжал извиваться и выгибаться на стуле с такой силой, что ясно было — еще немного, и начнут трещать кости.

Поверх ладоней доктора Игливина легли женские ладони: Галадриэль отпихнула с дороги застывшего Орофера и шагнула вперед, бледная и решительная, замерла рядом с трясущимся стулом.

Амплитуда рывков нарастать перестала. Еще несколько раз мужчина дернулся с тем же звериным ожесточением, а потом поддался; вой сменился хрипом, потом стоном; закатившиеся глаза закрылись, и он тоже затих.

Тишина повисла резко и неестественно отчетливо. Будто поворотом рычага отключили звук, отключили сопротивление воздуха, и все они, потеряв равновесие, качнулись, оторопело заозирались друг на друга.

С колен кое-как поднялся Саэрос, витиевато выругался.

— Ну и выступленьице, — добавил севшим голосом и привалился к окну — дернул щеколду. В кабинет потоком хлынул свежий ночной воздух, стало полегче. — Знаете, мне совершенно не понравилось…

Отмер и доктор Адвэллион: уже достал что-то из своего саквояжа, доведенным до автоматизма движением набирал в шприц. Военврач Хабрас стянул и скрутил валиком куртку, стал пихать ее женщине под шею.

— Спасибо, Ваше Высочество… — опустошенно выдохнул доктор Игливин, ухватился за спинку стула, — ваша помощь подоспела очень вовремя. Еще немного, и действительно осталось бы только оглушить его ударом. И то, это не всегда помогает…

— Не благодарите, — без улыбки ответила Галадриэль, наклонилась, неловко пощупала бесчувственному мужчине пульс. Руки у нее сильно дрожали. — Впечатляюще. Я о том, что вы в принципе его держали.

— Случай тяжелый, но в моей практике бывало разное…

— С этого надо было начинать, — гнусаво произнес Нолмэндил. Он сидел на полу возле двери и, запрокинув голову, зажимал нос. — В тяжелом-то случае… А вы рисковали получить прикованный труп. Или — неприкованный.

— Возможно, вы правы…

— Возможно? Нашли место, тоже мне… Были в вашей богатой практике случаи, когда кто-то выламывал из браслетов руки? Или сворачивал себе шею, откусывал пальцы и продолжал при этом насмехаться?

— К сожалению…

Белег обнаружил, что так и стоит, стиснув Турина за плечо и за отворот куртки, а тот застыл и ошеломленно глядит на бесчувственного мужчину. Отпихнув их, вперед прошел Орофер.

— Ну что, будете отрицать, что это из-за ваших инициатив? — пряча в злости миновавший испуг, спросил он и посмотрел на доктора Игливина — тот прикрыл глаза и переводил дух, мерно подкручивая завод карманных часов. — Не из-за вашего «неравнодушного гражданина»?

— Их крепко повело еще до нашей встречи, — возразил Нолмэндил.

— Доктор?

— Да?.. Не могу пока судить, что именно спровоцировало такое бурное проистечение…

— Отойдите все. Сядьте, — Ордиль резко оборвал нарождающийся спор и указал на ряд стульев возле стены. Сам он тоже чуть покачнулся, приложил к носу ладонь, коротко взглянул. — Дармир, изолировать их, прямо сейчас. Одних не оставлять, постоянный конвой. Халькон, картотека: через полчаса должны знать, кто это и чем занимались. Но сначала приведите Бриан, пусть первая посмотрит.

— …я не узнаю в них своих бывших пациентов, — вставил доктор Игливин.

— Вы уверенно помните их всех?

— Практически…

— Это не ответ. Халькон — картотека. Вы, — он обернулся к так и сидящему на полу голдо, — готовы делиться еще сведениями? Или хватит? Или… в состоянии?

— Да, господин Нолмэндил, вас самого-то не следует изолировать, а?

— Не следует, ваше высочество. Сейчас пройдет. Только дайте воды, что ли…

Офицеры отвлеклись на поручения, оба доктора и военврач вместе с майором Сибралланом занялись прикованными, откуда-то уже появились свертки плотной ткани и ремней, и конвойные быстро разматывали их, готовясь применить.

— Если хотите, чтобы меня на вас вывернуло, садитесь ближе, — пригласил Саэрос, когда Белег и Турин подошли к распахнутому окну и молодой человек нервно хрустнул папиросной пачкой.

Ночная, почти осенняя уже прохлада вольно текла из парка — пахло свежестью, близостью реки и леса. Саэрос сидел на подоконнике прикрыв глаза и жадно заглатывал все это. Турин развернулся на пятках и отошел.

— Ты не слышал же?

— Что?

— Его. Голос этот. Голос в голове.

— Нет.

— Хорошо. Рад за тебя…

— Что он говорил?

— Даже не спрашивай… — Саэрос снова прикрыл глаза и лбом уткнулся в холодное стекло.

Что именно случилось в тот раз, когда в подзвездном мраке окружающих Куйвиэнен лесов сгинула не первая и не последняя группка охотников, они так и не узнали. Нашли следы на земле, глубокие борозды, окровавленные клочья одежды и просеку, которую оставило нечто огромное, взявшее путь на север. Но Саэрос потом вернулся — один. Вернулся через несколько дней, когда надеяться уже перестали. Прибрел в поселение в полном беспамятстве — голый, грязный, но как будто целый — только весь исцарапанный, исхлестанный ветками, зато совершенно не в себе, — без слов рухнул в чьи-то объятия и надолго канул в забытье. А когда проснулся, рассказывать ничего не стал. Они, впрочем, и не выпытывали.

— Скажешь, не надо было мне соваться, да? Скажешь, не моего ума это?.. А я не хотел, чтобы вы без меня тут собачились…

— Я знаю. Посиди здесь. Найду тебе пить.

— Лучше выпить…

Белег толкнул оконную створку, шире распахнул ее и отошел.

В стороне на чьем-то письменном столе стоял пустой графин, рядом тоже пустая бутылка из-под минеральной воды, а ближайший погребец еще год назад находился в отделении книжного шкафа: на случай некоторых разговоров там держали бренди и какую-нибудь настойку. Только теперь и шкафа на прежнем месте не было — втиснули еще один стол.

Белег поискал взглядом, обернулся на дверь, и тут же в нее и постучали. На отклик заглянул настороженный командир поста — ему было велено никого не пускать и не мешать, но и через дверь, и через внешний холл между кабинетом и лестницей недавний вой было совершенно точно хорошо слышно.

— Господин полковник, — он сделал паузу, оценив обстановку, и продолжил, — курьер. Пакет. Говорит, лично в руки, из центра города. Из Квартала.

— От Берена? — живо обернулся Орофер.

— Не сказано, — ответил командир, но из-за его спины, из холла донеслось: «Да! Так точно!»

— Зови.

По знаку, застеснявшись, запнувшись на пороге, вошел парень в полицейской форме со свертком коричневой бумаги в руках: вошел, растерянно оглядел их всех и выговорил:

— Доставлен пакет для господина начальника разведки… Велено передать лично в руки.

А дальше все произошло быстро и почти одновременно.

Белег, оказавшийся от курьера сбоку, увидел, что форменный полицейский значок с менегротским гербом приколот на его мундире ниже, чем полагается, и что ткань под этим значком натягивается, словно он скалывает — скрывает — края небольшой дырки; Белег опустил взгляд ниже и увидел, что вместо полицейских сапог на нем сапоги похожие, но все же другие — обычные гражданские. Перебравшийся на стул Нолмэндил резко выпрямился, будто увидел знакомого, а Марондир — наоборот: нахмурился, не узнавая. И сам парень, окинув их всех медленным неуверенным, заспанным каким-то взглядом, остановил взгляд на нем — на Белеге.