— Про старую каргу? Нет. Про другое — пожалуй. Муж и правда не ревнует, а вот мне, на вас глядя, стало что-то неспокойно. Сделаете ему что-нибудь — выцарапаю вам глаза. Вставайте, уже можно одеваться.

Настойчивый запах мази сулил теперь долгое соседство, но вместе с тем забылись и свежие ушибы. Белег проводил удалившуюся сестру Ниниан взглядом, забрал пиджак и кобуру и, оставив Турина спать на кушетке, сам вышел во двор — пошел к парадной.

Халардон стоял на лестнице возле распахнутого окна, привалившись к перилам, и курил в потемках. На звук шагов не пошевелился, только произнес медленно — заторможенно:

— А, это вы…

— Что девочка?

— Девочку лихорадит. Но все будет хорошо, это не черная сыпь. Скорее куриная, если это о чем-то вам говорит, — дверь в его квартиру была настежь распахнута, и он замолчал на мгновение, прислушался. — Ваш друг — немолодой друг — редкий болван. Да и вы хороши, додумались тащить больного ребенка сразу в дом. Ваш второй, молодой друг разве не рассказывал про мор в Дор-Ломине?

— Следовало оставить девочку за городом?

— Нет, — Халардон покачал головой, потер глаза, — нет, конечно… Но вы, вижу, не очень представляете, что такое людские болезни и как быстро они распространяются. И чем могут быть чреваты…

— Представляю. Но действительно не так хорошо, как вы.

— Вот…

Он докурил, затушил папиросу о металлическую опору перил и вытащил следующую, подвинул пачку Белегу.

— Были там еще больные, вы не заметили? Ваш Тиглдан говорит, что не знает. Только куриной сыпью не болеют по одному.

— Нет, на это я не смотрел.

— Понимаю…

— Эта сыпь связана с отравлением?

— С каким?.. А-а, да… Про это рассказал. И я сам слышал о паре случаев, с таким же исходом… Нет, там было что-то другое — другая клиническая картина. Так уже не скажешь, но предположу что-то пищевое, точечное. Иначе бы охватило куда шире. По-хорошему, это ведь тоже надо бы расследовать: кто, что ели, откуда взялось… Только кто этим займется?

— Больница Заречья?

— Не смешите. С хирургами у нас да, полный порядок, и травмы лечатся прекрасно. Но тех, кто хотя бы примерно понимает, что делать с чем-то посерьезнее простуды, — по пальцам перечесть.

Белег молчал, и Халардон, покосившись на него, снова прислушавшись к тишине из квартиры, продолжил:

— Не знаю, в курсе вы или нет… Медицинское ведомство направляет всех практикующих врачей работать с людьми — по разнарядке. Только это количество в качество никак не переходит, а больше раздражает — и одних, и других. Что толку от эльфийского целителя, столкнувшегося с заворотом кишок от плохой еды?.. Или ваши мозгоправы — спецы по реабилитации? Им потом самим впору помощь оказывать… Дориату следовало бы заимствовать чужой опыт — раз уж Дориат опомнился и захотел дружбы со смертными. Это все похвально. Но вы слишком медленно реагируете.

— Возможно, вы правы.

— …нет, я не про вас лично — вы-то как раз понимаете скорее. Я… — он не договорил, зажмурился, потряс головой, потом встряхнулся уже весь — всем туловищем, почти по-собачьи — и поглядел бодрее, будто проснувшись. — Я ведь когда в Дориат попал, мне все равно было: все закончилось, все рухнуло, никого и ничего не осталось. Я бесполезен стал, и мне все равно было, куда меня тем приливом вынесло. Просто там и остался — при госпитале в лагере — и помогал там, раз нужда такая. Совершенно не волновало меня, что могут ваши вот явиться, проверить и выпроводить меня за границу в любой момент. Там потом на месте лагеря и поселок уже возник — дома, огороды… Люди как-то приспосабливались, семьи заводили, уезжали, переезжали, рождались — умирали, конечно, тоже. Но это все… Своим чередом. А я как будто так и застыл в том дне, в том лагере, хотя от него уже ни одной палатки не осталось. И не заметил, что почти двадцать лет мигнуло, все другое вокруг, все переменилось. Да вот хотя бы: соседская надоеда — совсем малявка ведь, вечно под ногами вертелась — выросла вдруг…

— Это ее решением было переехать?

— И переехать, и… Да все это ее решение. Пока я проснулся от этого своего серого дня длиной в двадцать лет, пока поразился, пока ужаснулся, пока рисовал себе картины отдаленного будущего и снова ужасался, она уже все решила. И, знаете, моим лучшим решением было принять такой же взгляд: смотреть на все не с позиции, что же там будет лет через сто, а вдвоем с ней жить моментом. Видите как: без официальной регистрации, у меня документы дутые, как записывать ребенка — не придумали пока; больница выматывает до смерти, в Дориате непонятно что творится… Вы вот еще — одно к одному, такое чудесное соседство, кому рассказать…. Еще мне сегодня было сказано, что я недоумок и надоел на год вперед, но это все… Не знаю, как назвать, но чувствую, что действительно нужен. Что живу каждый день. И каждый этот считанный день ценнее тех бесполезных серых лет.

— Не скажу, что полностью понимаю вас. Но понимаю отчасти.

— Еще бы… Вы можете не удивляться и не уточнять, зачем я вам все это наговорил. Поясняю: если вы надумали все-таки меня прижать, пользуясь моментом, то не стоит. Мне есть что терять и есть за что побороться. А будете этим же шантажировать, выкину вас в окно.

— Завидная у меня перспектива.

— Я серьезно.

— Я тоже. Многовато угроз от вашей семьи на единицу времени.

— Что?

— Ничего, — Белег вздохнул и все-таки вытащил из пачки папиросу, взял спичечный коробок. — Прижать вас, как вы говорите, вероятно, следовало. Но это больше не в моих обязанностях. А для частного интереса довольно наведенных справок и нашего соседства.

— И что, даже ничего от меня не потребуете, господин бывший полковник разведки? Или ждете, что я не выдержу и сам предложу?

— Вам есть что предложить?

— Ха!

Внизу на крыльцо флигеля вышли нис Дорвэн и нис Акдис, о чем-то тихо переговариваясь, стали вешать на натянутых бечевках прополоснутую скатерть. Ниссэн Авриль с корзинкой в руках показалась следом и в сопровождении нарисовавшегося откуда-то Батона направилась к парадной — наверное, понесла ужин Идмо.

— Не накручивайте себя, господин бывший капитан медицинской службы. Требовать от вас я ничего не буду, но могу сам предложить. Если кто-то заменит вас здесь и если не боитесь, сходите в лагерь у западного въезда в город — посмотрите сами, что там с этой сыпью.

Халардон удивленно застыл, но ненадолго — на пару секунд. Потом мигнул, выдохнул в окно струю дыма, покосился в пролет — там поднялась уже по лестнице ниссэн Авриль, толкнула дверь этажом ниже — и медленно проговорил:

— Здесь — да… Сможет… Здесь ничего сложного. Да… Я схожу. Схожу, господин Куталион!

— Вот и хорошо, — просто ответил ему Белег и выпутал из-под сложенного пиджака портупею с кобурой, — только возьмите. Иначе ваша жена мне не простит.

— Нет-нет, не надо! — как-то живо всколыхнувшись, помахав руками, мотнул головой Халардон. — У меня есть — есть револьвер! Не удивляйтесь, только вчера приобрел у… у одного.

— Покажите.

Тычком затушив папиросу, Халардон быстро скрылся в дверях своей квартиры, пропал там на пару минут и вышел — протянул Белегу завернутый в тряпицу все тот же типовой «Карсид».

— Вот! Новый почти. Армейский.

— Сколько отдали? — Белег взвесил револьвер в руке, повертел, откинул барабан.

— Семьсот пятьдесят.

— Солидно. Посмотрите сюда. А лучше послушайте, — Белег зажал в зубах папиросу, вынул свой «Карсид» и, показывая, одновременно пощелкал курками, покрутил барабаны.

— …и? — подождав, уточнил Халардон. — Вы можете надо мной посмеяться, но я не специалист в оружии. Обращаться умею.

— Тогда неважно. Спуститесь к мастеру Гуину, скажите, что он, вероятно, перепутал и дал вам не то, за что вы заплатили. Если будет возражать, сошлитесь на меня. Держите.

Халардон забрал свое приобретение, недоуменно повертел.

— А…

— Да, вот: это ключи от его лавки, потом отдадите сразу Идмо или ниссэн Авриль.