Сейчас к этой отчужденности, черной сокровенной тайне, к очевидной боли и тоске, погасивший тот ее внутренний свет, примешалось нечто новое — то, чего Белег не узнал, не смог распознать сразу, не подумав даже и не поглядев в ту сторону, но теперь, вблизи, глаза в глаза, видел отчетливо — страх. Незнакомый раньше сковывающий, оцепеняющий страх. А с ним что-то еще — что-то неясное… Сожаление?

Дверь в танцевальный зал открылась рывком, и, неловко споткнувшись, вошел сначала ошеломленный Турин, сразу за ним доктор Адвэллион, а последним его помощник — он почему-то нес на руках Галадриэль.

— Видит Отец, — в повисшем молчании произнес доктор Игливин и устало поднялся со своего стула, — я не желал, чтобы до этого дошло.

Турин дернулся, как от тычка, шагнул в сторону, и тогда Белегу видно стало, что Галадриэль бесчувственно обмякла, а в руке у доктора Адвэллиона поблескивает наготове маленький дамский револьвер.

========== Глава V. Приди и возьми ==========

01 час 25 минут

Арво Игливин возглавлял дворцовую медицинскую службу с тех самых пор, когда и службы как таковой еще не было, и вместо дворца было только скопление домов и обжитых пещер на вершине холма, а сам юный Менегрот не сильно отличался от обычной деревни. Тогда уже у целителей хватало разных пациентов, и постепенно повелось, что именно Игливин отвечает за все хвори и беды Тингола, его семьи и ближайшего окружения. Склонность свою, как и однозначный талант к врачеванию травм душевных, разнообразных волнений и тревог он проявлял уже тогда, но и привычных забот о ранах и переломах не оставлял, пока со временем не представилась возможность передать их кому-то еще. И все же официальный свой пост он так и сохранял: ведал физическим и душевным здоровьем дворцовых обитателей и служащих, курировал им самим созданный, из малого начинания разросшийся Реабилитационный центр и успешно совмещал все это с практикой, с преподаванием, с какой-то исследовательской работой.

Помимо редкого, исключительного целительского дара этому способствовал и приятный нрав: доктор Игливин был неизменно участлив, любезен и готов прийти на помощь; своей семьи он не завел, никаких родственников не имел, как не имел как будто и близких друзей, зато со многими ровно приятельствовал, а с многочисленными, искренне обожающими его учениками десятилетиями поддерживал устойчивую связь. Прочие же коллеги, особенно хирурги, особенно те, кто за глаза подшучивал и называл белоручкой или мозговедом, все равно дружно признавали и ум его, и опыт, и профессиональное чутье, и такое ценное в их общем деле сочувствие ко всем пациентам.

Представление о нем у Белега исключением не было.

Знакомы они были давно — со времен беспорядочного блуждания по лесам, когда потерявшие своего предводителя тэлери кочевали по Белерианду разрозненными группами, оседали в поселениях, покидали их, иногда встречались, обменивались новостями, объединялись или расставались вновь. Их с Игливином общение, всегда ровное и непринужденное, редко выходило за рамки обсуждения каких-то реальных дел или, наоборот, ничего не значащих бесед о погоде и природе. Вежливую дистанцию они сохраняли, но тут не было ничего необычного ни для одного, ни для другого; Белег деталями его биографии специально не интересовался, а сам Игливин если и рассказывал, то о чем-то заурядном, мало отличающемся от историй любого другого Пробужденного, жившего у Куйвиэнен и прошедшего Великий Поход.

— Боюсь, мы все попали в трудную ситуацию, но все же давайте постараемся выйти из нее бескровно, — произнес Игливин все тем же сочувствующим тоном. — Начнем с самого простого: Белег, будьте любезны, отдайте револьвер Ее Величеству.

Белег не шелохнулся.

Игливин понимающе вздохнул.

— Я поясню: у нас не так много времени, и, если понимания не выйдет, доктор Адвэллион застрелит сначала вас, Белег, потом господина Турамбара, а потом мы решим, как поступить с принцессой.

— На выстрелы сбежится весь дворец.

— Возможно. Хотя пусть коллега Адвэллион меня поправит, если ошибаюсь: эта малютка должна быть очень тихой. А если нет — немного времени у нас все же будет, а кое-какие соображения имеются. Череда трагических событий во дворце непредсказуемо влияет на нас всех. Не так ли?..

Он качнул головой, предлагая Адвэллиону возразить или добавить, но тот только кивнул и, похоже, подтолкнул Турина — молодой человек яростно оглянулся.

— Сядьте. Второго предупреждения не будет.

Револьвер у него в руках был дамский, мелкокалиберный, явно нарготрондский. Но сомнений в меткости и кучности это не вызывало, как не вызывал сомнений уверенный хват: дуло замерло прямо над ухом у все-таки севшего Турина и маленькой черной дыркой глядело на Белега.

Оставался еще вариант: можно было заслониться королевой. По-прежнему недвижная, застывшая, она стояла чуть боком, так, что легко можно было дернуть ее за локоть, упасть вместе и одновременно выхватить револьвер…

— Вы думаете не о том, — с укоризной заметил Игливин, и Белег все-таки шевельнулся.

Револьвер из кобуры Мелиан достала спокойно и неумело — зацепила курком за ремень и за пряжку. Вытащила, отошла и положила в стороне от всех на каминную полку, но сразу вернулась — безучастно села на банкетке у окна.

— Спасибо, — кивнул им обоим Игливин, — это был разумный шаг.

— Что дальше?

— Дальше… Дальше давайте постараемся друг друга понять и мирно разойтись.

— Мирно?! — захлебнулся на стуле Турин, дернулся, и Белег быстро качнул головой: не надо.

— Мы постараемся, господин Турамбар, — голосом выделил Игливин. — Я искренне хочу избежать вашей смерти — она стала бы новой трагедией и, как страдания любого Эрухини, глубоко ранила бы меня.

— Ага! Как смерть короля Тингола?! Маблунга? Смерть Фрара и Англазара?

— О, вынужден признать: судьбы созданий Аулэ не так занимают меня, хотя и это было больно. Но Его Величество и господин комендант — несомненно. Тяжелое решение.

Он развел руками и будто невзначай сделал несколько шагов — взгляд от Белега при этом не отводил. Умеренно высокий, умеренно подтянутый, в обычном темном костюме-тройке, с темными волосами до плеч, с приятным открытым и простым лицом, с темными внимательными глазами, взгляд которых, как всегда, был лишен нередкой у врачей пытливой проницательности, некого профессионального напора — нет, он смотрел мягко, все так же приветливо и почти ласково, да и вообще никаких изменений относительно того, привычного доктора Арво Игливина в поведении своем не обнаруживал.

— Вижу, — продолжил он и сделал вперед еще пару шагов, — вам хочется кое о чем меня расспросить. Или уже обвинить? Воззвать? Признаю законность таких мыслей, и поэтому считаю необходимым пояснить сразу: поиски иного пути отняли у меня много времени и сил, но я его не отыскал. И должен ответственно заявить, что совершенное было единственным возможным выходом из сложившейся ситуации. Хотя и признаю, что не все пошло так гладко, как планировалось изначально…

Он говорил негромко, мягким примирительным, даже убаюкивающим тоном, очевидно стараясь что-то донести. Белег рассматривал его не шевелясь, и, только когда на периферии бокового зрения снова дернулся от ярости Турин и снова надо было его остановить, оказалось, что Белег ни шевельнуться не может, ни взгляд отвести. Будто тихо и незаметно наползало на него нечто неясное, ускользающее от взгляда, от слуха, от самого чутья; нечто, не имеющее ни формы, ни цвета, ни сути; нечто зыбкое, едва различимое — как слабый туман, как утренняя дымка над водой, как дурман…

Длилось не больше секунды, а потом у Белега перед лицом будто дрогнул воздух, будто лопнул несуществующий мыльный пузырь, и наваждение спало.

— Вот ведь, — сожаление во взгляде замершего Игливина приобрело другой оттенок — досады от неудачи. — Что это опять? Принцесса? Если так, она оказала вам дурную услугу! Мелиан, это то, о чем мы с тобой говорили: излишняя забота может быть губительной.