— Звонят. Пошли послушаем Пижона, этого стилягу. Может быть, он тебе что-нибудь подскажет.

…типично эмигрантское мышление. Но не лишен интеллекта. Впрочем, и Нонненрот тоже. Человек, действительно наделенный интеллектом, не может не вызывать у меня симпатии. Даже если у него путаные, устаревшие взгляды, вот как у Грёневольда. В неприятном характере может быть haut gout^[10], но глупость непростительна. Между прочим, интересно, что у Грёневольда есть интеллект, но совершенно нет чувства юмора. У этого полуеврея — или кто он там еще — слишком трагическое выражение лица. Вечная серьезность раздражает. Хорошо бы показать ему мою статью. Любопытно, что он скажет. У Куддевёрде нет своего мнения — нет кругозора. Я уже сколько раз отмечал: учителя рисования ничего не смыслят в живописи. Aperçu^[11]. Следствие того факта, что настоящий художник вряд ли может стать учителем рисования. Параллель: учителя музыки. Например, Шут. Конечно, бывают исключения. А в литературе? Тут дела обстоят иначе. «Руркумпель»^[12] выходит ежедневно тиражом в двести тысяч экземпляров. Значит, его читает приблизительно восемьсот тысяч человек. А литературную страницу? Скажем, половина — четыреста тысяч. Таким образом, каждый сто сороковой житель Федеративной республики прочитает мою статью. «Педагогические функции современного искусства». Почему они не поместили ее в субботнем номере? Ну ничего, для Ренаты появление этой статьи сегодня — после всего, что было в субботу, — прямо точка над «i». Punctum puncti^[13]. А где эта точка у нее самой? Пикантная девочка! Аморальна, как настоящая француженка. Если бы Годелунд только знал, кто та «подруга» в Касселе, к которой она ездила. Статья ей, несомненно, будет приятна. Я уже не раз наблюдал это явление: именно у необразованных, у совсем примитивных женщин, короче говоря, у самок интеллект возбуждает чувственность. Не только деньги. Справедливый товарообмен. Десять часов пять минут. Она уже два с половиной часа сидит за машинкой. Дурацкая профессия. Интересно знать, флиртует ли она одновременно со своим шефом? У нее были какие-то подозрительные пятна на шее. И все-таки не верится. Зачем ей меня обманывать? Ведь она получает все, что ей нужно. Что касается меня, это другое дело. Ирена — идеальное дополнение в духовной сфере. Надо будет позвонить ей сразу же после обеда. Страшно интересно, что она скажет о статье. Конечно, без критики не обойдется, но в целом она скорее всего одобрит. Образованная женщина. Какой у меня класс? 6-й «Б». Идейно вооружить их к выпуску, как говорится на этом мерзком школьном жаргоне. «Состояние современной литературы». Обзорная лекция. Конечно, только в общих чертах. Не копаться в материале, идти вперед. Как бы там ни было, в гимназии св. Петра коллега Корвин еще не проходил этого в выпускном классе. Позор! До чего мы дойдем, если наша молодежь вступит в жизнь, не имея понятия об авангарде: о Джойсе, Прусте, Брохе, Кафке…

— С добрым утром, господа! Приветствую вас!

— С добрым утром, господин доктор!

— Садитесь, пожалуйста! Кто у нас сегодня выступает? Желающие, прошу! Ну, так как же? Господа, я же ясно сказал: решайте сами, кто из вас на каждом уроке литературы — вплоть до пасхи — будет прочитывать нам какое-нибудь стихотворение современного автора — само собой разумеется, по собственному выбору, я только хочу, чтобы стихотворение было прочитано — это тоже само собой разумеется. Итак, прошу! Надеюсь, что не требую от вас слишком многого — за месяц до выпуска! Рулль, пожалуйста. Кого из современных немецких поэтов вы избрали?

— Готфрида Бенна.

— Бенна — превосходно! Это, несомненно, самый тонкий из всех немецких поэтов-экспрессионистов. Наряду с Георгом Траклем^[14], конечно. При этом я хотел бы еще раз подчеркнуть, что экспрессионизм — это специфически немецкий и весьма крупный вклад в культуру двадцатого века. Поэтому мы простим Бенну его нацистские заблуждения в самом начале тысячелетней империи. Errare humanum est^[15]. Начинайте, Рулль!

Рулль засунул обе руки в карманы брюк, втянул голову в плечи и с мрачным видом стал перед классом.

— «Прекрасная юность» Готфрида Бенна.

— Минутку, Рулль! Я предложил бы так: Готфрид Бенн, «Прекрасная юность». Звучит лаконичнее, жестче, современнее. Согласны?

Лицо Рулля приняло еще более угрюмое выражение. Он снял очки и потер их о свой черный свитер.

— Готфрид Бенн, «Прекрасная юность», — пробурчал он.

Рот девушки — она долго лежала в камышах —

Был весь изгрызен.

Когда вскрыли ей грудь, в пищеводе зияли дыры.

Но вот в углубленье под диафрагмой

Нашли выводок крысят.

Одна маленькая сестричка подохла.

Остальные грызли печень и почки,

Пили холодную кровь: здесь прошла их

Прекрасная юность.

Но смерть унесла их тоже — легко и быстро:

Всех крысят побросали в воду.

Ах, как малышки пищали!

Вяло дочитав стихотворение, Рулль неуклюже плюхнулся на свое место.

Класс ржал. Мицкат пищал наподобие тонущих крысят. Нусбаум мял в руках носовой платок.

Д-р Немитц скрестил на груди руки и с улыбкой превосходства спокойно ждал, когда утихнет общее веселье.

— Человек, незнакомый с природой современной лирики, мог бы неправильно истолковать ваш гомерический хохот, — с удовлетворением сказал он. — Тем не менее вы бессознательно подметили самую существенную черту не только в лирике великого — впрочем, здесь опять-таки истерически крикливого — Готфрида Бенна, но и в современной литературе вообще — жуткий юмор, humour macabre! Если мы попытаемся вникнуть в суть этого раннего стихотворения Бенна, то ее можно будет выразить так: трагедия юного существа, девушки — молодой, красивой, полной надежд, но больной. Смертельно больной — ведь речь идет о самоубийстве. И потом, эта изумительная в своей жути картина, это гениальное изуверство — крысиное гнездо в девичьем теле! А в заключительной строке — жесткой, но восхитительной, со всей силой проявляется тот самый humour macabre, о котором я вам говорил. Это уже искусство, господа. Больше чем искусство.

Кстати, где вы уже встречали этот мотив — «Река и самоубийство юной, цветущей девушки»? Ну-с, обратим свой взгляд на Англию? Ага, Клаусен?

— Шекспир, Офелия, — сказал Клаусен.

— Правильно. В «Гамлете». А где мы найдем это в современной литературе, которая лишь облачает в новые одежды — в соответствующую времени форму — старые, вечно актуальные тревоги человечества? Так где же?

— У Брехта.

— Совершенно верно, Затемин. «Когда она утонула и погрузилась на дно…» На следующий урок я принесу вам пластинку — Лотта Лениа, вдова композитора Лениа, великолепно читает эти стихи — «Балладу об утонувшей девушке». Производит большое впечатление. Ну-с, а теперь in medias res^[16] — обратимся к нашему Кафке. Сначала протокол… Нет, Рулль, с вас на сегодня довольно — Клаусен, пожалуйста!

Клаусен вскочил, как всегда, немного торопливо и вдохновенно начал читать свой протокол.

— В начале урока Фарвик продекламировал стихотворение Ганса Арпа «Opus null». Господин доктор Немитц рассказал нам о дадаизме в Цюрихе, Берлине и Париже, к которому отчасти примыкал Ганс Арп, который был к тому же еще и скульптор…

— Преимущественно, сказал бы я, преимущественно скульптор…

— …преимущественный скульптор. После этого господин доктор Немитц познакомил нас с творчеством знаменитого немецкого писателя Франца Кафки, который принадлежит к числу писателей, проложивших путь для современного романа и теперь уже может считаться мировой литературой…