Когда орденские боевики, приняв Варда за своего повелителя, подобострастно ползали перед ним на коленях, тот отнёсся к сему инциденту, как к забавному анекдоту. Он был, конечно, доволен, что случайное сходство дало ему шанс прекратить осаду ведьминого дома, но даже помыслить не мог, чтобы принять сей каламбур за чистую монету. Шрамы на теле, конечно, являлись уже более весомым аргументом в пользу данной версии, чем просто внешность, но всё же не настолько весомым, чтобы сразу в неё уверовать.
Сама мысль о пусть небольшой, но всё же ненулевой вероятности того, что в прошлой жизни он действительно мог быть Магистром Ордена, оказалась для Варда настолько неприемлемой, что на несколько секунд он словно бы завис. Однако стоило ему только допустить такую возможность, как тут же на ум пришло пророчество Нарьяны двухлетней давности, о котором Вард легкомысленно забыл, как только покинул дом ведьмы. А ведь та предупреждала, что через два года он встретит в этом месте людей, знавших его раньше.
– Так что же получается? – мысли, одна другой депрессивнее, вихрем закружились в голове Варда. – И те боевики, и этот свихнувшийся бессмертный действительно знали меня как Магистра? Выходит, это именно я был тем самым подонком, который гнобил целый мир на протяжении многих лет, и которого ненавидели все жители этого мира, за исключением разве что бывших братьев Ордена. От такого, пожалуй, и свихнуться недолго.
Несмотря на то, что версия выглядела непротиворечивой, Вард инстинктивно отказывался в неё верить, потому что совершенно не ощущал себя злодеем. Представить, что он смог бы сознательно превратить миллионы людей в рабов, оказалось далеко за пределами его воображения. Тот, кем он стал после воскрешения, на такое не был способен ни при каких обстоятельствах. Неужели потеря памяти могла изменить натуру человека на её полную противоположность? А если действительно могла, то правомерно ли карать такого человека за преступления, о которых он ничего не знает? Вард почувствовал, как в его душе поднимается волна протеста, вызывая острое желание не оправдываться, а ответить ударом на удар. Увы, такой возможности бессмертный ему не предоставил, оставалось только продолжать никчёмные переговоры.
– Вижу, что у тебя ко мне имеются претензии,– мрачно процедил обвиняемый,– может, расскажешь, какие именно.
– Претензии?! – в голосе обвинителя прозвучало неподдельное возмущение. – Это из-за тебя Орден распался, ублюдок. Если бы ни твои фокусы, никто бы не считал бессмертных врагами и не охотился на нас, как на диких зверей.
При всей нарочитой грубости бессмертного он явно был искренен. Похоже, Магистр реально где-то накосячил, и его косяк сделал бессмертных врагами Ордена. Хотя нет, этот парень вовсе не утверждал, что они действительно являются врагами, он сказал только, что их таковыми считают. Вард сразу же ухватился за эту ниточку, которая теоретически могла привести его к раскрытию тайны его прошлой жизни.
– Значит, на самом деле бессмертные вовсе не враги Ордену? – в его вопросе вовсе не было коварного подвоха, но прозвучал он всё же несколько провокационно, и бессмертный вполне ожидаемо вскипел.
– Мы никогда не предавали своих братьев,– выпалил он на одном дыхании,– даже когда ты сам нас всех предал.
Вард сразу сообразил, что ему следует осторожнее выбирать выражения, иначе пуля в затылок быстренько преподаст ему урок дипломатии, даром что воспользоваться этим уроком он уже не сможет.
– Я искренне не понимаю причин, из-за которых бессмертные подвергаются преследованиям,– Вард добавил в свой голос нотку сочувствия,– мне жаль, что так вышло.
– Не понимаешь?! Серьёзно? – на сей раз слова бессмертного прозвучали презрительно, как ругательство. – Да после твоего ритуала они теперь нас боятся, причём всех, а не только тех, кому понравился твой так называемый подарок. Можешь радоваться, тебе таки удалось расколоть наше братство.
Слушая запальчивую речь бессмертного, Вард невольно пытался примерить на себя его обвинения, но хоть убей, не почувствовал за собой никакой вины. Разумеется, ни о каком ритуале он не помнил, хотя это ещё ничего не значило, ведь о том времени у него вообще не осталось никаких воспоминаний. Так что огульно отрицать обвинение Вард не мог, но даже если, будучи Магистром, он и совершил что-то фатальное для бессмертных, то это была ошибка, а не намеренный вред. Как же можно ставить ошибку в один ряд с преступлением?
– У меня не было намерения навредить бессмертным,– попытался оправдаться обвиняемый.
– Тогда зачем ты лишил нас смысла существования и подставил под удар своих же братьев? – бессмертный явно не купился на его покаянную речь. – Прежде, чем я разнесу твою поганую башку, предатель, ты мне всё расскажешь, как на духу, иначе умирать ты будешь очень долго. Думаю, тебе не нужно объяснять, как умеют убивать бессмертные,– в голосе не то обвинителя, не то уже палача промелькнули злорадные нотки, и у Варда не возникло ни малейшего сомнения в том, что это не было пустое бахвальство. – Пришло время каяться, Магистр,– вынес свой приговор бессмертный.
То, что приговор был вынесен ещё до заслушивания аргументов защиты, явно свидетельствовало о том, что бессмертный не был готов пойти на его смягчения вне зависимости от мотивов преступника. Скорый суд тупо предоставил Варду трибуну для последнего слова, но вовсе не потому, что собирался учесть его чистосердечное раскаяние, просто бессмертному хотелось узнать, что стало причиной его несчастий. Это было обидно и несправедливо. Вард уже было решил проигнорировать требование палача и уйти из жизни молча с гордо поднятой головой, но тут в эту самую голову пришла весьма обескураживающая мысль.
– А что если Магистр действительно совершил непростительную ошибку и именно поэтому принял решение лишить самого себя памяти? – мысленно задал себе вопрос обвиняемый. – Нарьяна ведь чётко сказала, что потеря памяти была следствием моих действий. Так может ли в таком случае амнезия служить мне оправданием? Выходит, что бессмертный прав, и Магистр за свои грехи заслужил смерть. Только расплачиваться придётся не ушедшему в небытие ублюдку, а его ничего не помнящему наследнику. Вот уж воистину от кармы не скроешься даже на том свете, а уж тем более в забвении.
– Хочешь покаяния? Изволь. – Вард горько усмехнулся. – Двенадцать лет назад я очнулся в склепе среди высохших трупов без сил и без памяти. Так что буду признателен за любые сведения о моих, так сказать, прегрешениях. Как-то не хочется умирать в неведении.
Некоторое время бессмертный молчал, видимо, переваривал откровения Магистра, а потом громко расхохотался.
– Всё-таки кто-то из наших тебя достал,– теперь в его голосе сквозило уже откровенное злорадство,– хоть что-то приятное за этот поганый день. Выходит, ты теперь у нас невинная овечка, Магистр, вот умора. Думаешь, я на это куплюсь?
В этот момент Вард заметил, что ресницы спасённой им женщины дрогнули, она явно начала приходить в себя. Поскольку он совершенно не представлял причину конфликта, едва ни отправившего её на тот свет, то счёл правильным переключить внимание на свою особу, чтобы у женщины было достаточно времени разобраться в происходящем.
– Чего конкретно ты от меня хочешь? – неприязненно бросил Вард. – Как я могу каяться в том, чего не помню? – увы, его надежды на то, что палач примет аргументы защиты и перед казнью всё-таки сподобится огласить состав преступления хотя бы в общих чертах, не оправдались. Бессмертный упорно молчал, не удостаивая смертника ответом. В конце концов, Варду надоело ждать, и он решил сам предъявить ультиматум палачу. – Либо ты расскажешь мне всё, что знаешь, либо стреляй,– мрачно процедил он,– мне больше нечего сказать.
За его спиной тихо щёлкнул взводимый затвор, и Вард обречённо закрыл глаза. Несколько секунд он напряжённо ожидал смерти, но выстрела так и не последовало, впрочем, и откровений тоже. Бессмертный по-прежнему хранил молчание. Наконец Варда достала эта игра на нервах, сейчас он как никогда был согласен с утверждением о том, что ожидание смерти хуже самой смерти.
