Потянулись мучительно медлительные, темные и пустые дни. Через пять недель после ухода Майка Саре приснилось, что ее отец приехал в город и остановился у нее. Они приготовили завтрак, он ходил по дому в нарядной фланелевой пижаме и сером полосатом халате. Выглядел он куда старше тех тридцати восьми, в которые умер. Утренняя щетина совсем седая, глубокие морщины, веером расходящиеся от уголков глаз. Но, даже постарев, он остался таким же красивым, как в воспоминаниях Сары. Он крепко обнял ее, и она чувствовала себя любимой с головы до пят. Они ели бейглы с джемом и сливочным сыром. Папа сказал, он может оставаться тут сколько угодно, пока нужен ей. Она осмотрелась вокруг, внезапно застеснявшись своего неубранного дома, испытывая острое желание немедленно привести все в порядок.
На следующее утро Сара проснулась в шесть часов, легко и просто, всей душой ощущая тепло отцовской любви. Прижав подушку к груди, она несколько минут наслаждалась этим чувством. А потом тело ее наполнилось новой энергией. Она влезла в спортивный костюм и кроссовки, распахнула окна и принялась мыть и оттирать все подряд. В сердце ее ворвалось ощущение свободы – ощущение, про саму возможность которого она давно забыла. Мама и Анна-Кат присоединились к ней ближе к вечеру и помогли упаковать горы вещей Майка. На следующий день Сара купила на постель новое покрывало и спинку в изголовье. Анна принесла несколько новых подушек и букет цветов на ночной столик.
Дом Сары словно бы обновился. Стал лучше. Боль утраты, конечно, все еще висела в воздухе, точно дым, иногда сгущаясь сильнее. Шесть лет брака оставили за собой слишком много вопросов. Но наряду с ними в Саре крепло ощущение, что это была необходимая потеря, с которой стоило примириться давным-давно. Ей просто никогда не хватило бы сил уйти самой.
– У меня есть цель, – повторила она, стараясь сосредоточиться на сегодняшней задаче. Перебрала бумаги в секретере, проглядела ящики письменного стола в поисках документов или внешних дисков.
Ничего.
Ей удалось найти несколько флешек, но на них оказались только черновики речей и презентаций. Сара даже ланч пропустила, просматривая файлы на мамином ноутбуке и планшете.
Ничего.
Тогда она вытащила девять здоровенных коробок с документами из кладовки при кабинете. Перелопатила их все до единого.
По-прежнему ничего.
Глава 7
Ради всего святого, не публикуйте ничего,
пока вам не исполнится тридцать.
Вирджиния Вульф
Три дня спустя.
Текстовое сообщение в пятницу, 17 мая, 10:44
Бинти
Подруга, что с тобой? Вышла на работу, а теперь снова исчезла. И на телефон не отвечаешь. Все в порядке?
От: Ветеринарная лечебница Бетесды
Кому: Сара Грейсон
Дата: Пятница, 17 мая, 11:00
Тема: Гав! Гав!
Дорогой Гэтсби! Ты пропустил свой вчерашний осмотр с головы до кончика хвоста. Пожалуйста, напомни своей хозяйке, Саре Грейсон, что таким взрослым песикам, как ты, необходим ежегодный осмотр, который поможет им сохранить здоровье и бодрость.
С дружеским гав-гавом!
Доктор Пэт
От: Зои («Клевые купоны»)
Кому: Сара Грейсон
Дата: Пятница, 17 мая, 11:15
Тема: Надо поговорить
Привет, Сара. Что у тебя там происходит? Пора поговорить начистоту. Твой вариант для эскейп-комнаты звучит, как будто его писали для старичья вроде моей маман. Пожалуйста, перепиши к пятнице. Если не получу от тебя ответа сегодня же, отдам это направление Брили, а ты вернешься на таитянский жемчуг. Докажи мне, что ты этого хочешь.
Зо
Старший супервайзер проекта
«Клевые купоны Инт»
* * *
Она стояла перед дверью.
Нельзя же вечно так и избегать этой комнаты.
Гэтсби заходил туда и выходил, как будто так и надо.
За три дня она обыскала все остальное – и ничего не нашла. Анна поговорила с Филом, который сказал, что в глаза не видел никаких черновиков к пятой книге. Люси, мамин редактор, была где-то за границей и не отвечала на звонки.
Сара не заходила в мамину спальню со времени ее смерти – двадцать четыре дня. И вот теперь стояла в дверях, нерешительно заглядывая внутрь. Сиделки и больничные медсестры унесли все, что имело отношение к медицине, а приходящая раз в неделю домработница привела спальню в тот вид, в каком она была до болезни Кассандры. Почему-то видеть ее такой чистой, свежей и нормальной казалось даже сложнее, чем когда тут происходило самое страшное.
Пятнадцать минут.
Единственный раз, когда они оставили ее одну. У Кассандры начали отказывать почки, врачи говорили, остались считаные дни. Сара и Анна-Кат не отходили от ее кровати, твердо решив, что их мать не должна умирать в одиночестве. Она слабела на глазах. Кожа у нее становилась все бледнее и мучнистее. Иногда она что-то слабо шептала, но разобрать слова было сложно.
В то утро Анна-Кат ненадолго отлучилась забрать из школы заболевшего Джуда, а больничная медсестра уже ушла после утреннего обхода. Саре отчаянно требовалось в душ. Она решила, что примет его очень быстро, туда и обратно. Но, подставив усталое тело под теплую воду, простояла там дольше, чем собиралась. Выскочив наконец из-под душа, она накинула халат и пошла в мамину комнату проверить, как она там, перед тем как одеться.
Она торопливо влетела в спальню, но тут же замерла. В комнате висела тяжелая тишина. Стоя в изножье постели, Сара заглянула маме в лицо. И ахнула, прижимая пальцы к губам. Ей не требовалось проверять ни мамин пульс, ни дыхание. Мамы не стало – и Сара знала это. Чувствовала. Она медленно обошла кровать и опустилась на краешек рядом с мамой. Потрогала мамину руку, еще теплую и мягкую, уткнулась головой маме в плечо. А потом стала целовать ее лицо, снова и снова повторяя, как ее любит.
Она слышала, как к дому подъехал автомобиль Анны-Кат. Слышала, как ахнула сестра, войдя в комнату.
– Нет-нет-нет. – Анна с криком бросилась к постели с другой стороны. – Ох, мама. Я так хотела быть рядом.
Она схватила маму за руку, прижалась к ней щекой. Слезы катились у нее по лицу и стекали на руку Кассандры. Казалось, мама все еще тут – ласковая, успокаивающая. Потянувшись через ее тело, Анна взяла Сару за руку, и они вместе обняли маму, в последний раз ощущая тепло этих общих объятий.
Прошло ровно двадцать четыре дня. Сара смахнула с лица слезы и медленно вошла в спальню.
На столике возле кровати все еще высилась стопка книг. На спинке маминого любимого мягкого кресла висел желтый шерстяной платок. Гэтсби обнюхал пустой матрасик Мисс Марпл в углу.
В розовой с желтым комнате не было почти ничего, кроме одежды, книг и небольших фотографий в рамках, в том числе и их последний семейный портрет. На одной стене висела картина Мэри Кассат, на другой – карта Лондона в рамке. Никаких коробок с бумагами. Никакого компьютера. Никакого напоминания о писательстве Кассандры, если не считать любимых книг – раскиданных отдельными стопками и выстроившихся на двух небольших полках. Кассандра никогда не читала только одну книгу за раз. Сара понятия не имела, как она в них не путалась.
Сара по очереди заглянула в каждый ящик и пошарила внутри, не найдется ли какой-нибудь листок или внешний диск.
Она вздохнула. Ничего, кроме аккуратно сложенной одежды, – вполне ожидаемо. Но грустно.
Вытащив пару маминых теплых носков, она всунула в них босые ноги. А потом открыла последний ящик. Заглянула туда – и медленно выдохнула.
Мамин утешительный ящик.
Притянув к себе Гэтсби, она вытащила стопку открыток на День матери и просто рисунков, которые Сара и Анна-Кат дарили маме в детстве. Еще там лежал мужской галстук в желто-зеленую полоску – папин, от формы, которую он надевал в Лондонскую школу. Еще – коробка «линдтовских» трюфелей, в которой осталось всего две конфетки, бусы с крохотным красным сердцем, совсем пряничным с виду, полная бутылочка лимонного лосьона и томик стихов Элизабет Баррет Браунинг. В книжке хранилось несколько любовных писем от отца Сары к ее матери. Сара уже сотни раз читала и перечитывала их. Они изобиловали чисто британскими словечками, которые американцы употребляют так редко. Словечками типа «очарованный», «сраженный», «обольщенный». Слова, от которых в детстве – да и до сих пор – ее наполняла радость, звенящая точно щекотка. Сара сунула одно из писем в задний карман джинсов.