В плену у Озура Арвольд провёл не так много времени. Перейдя горный перевал и оказавшись в пустыне, его шайка головорезов попала в засаду других разбойников, предводитель которых не говорил на общей речи. Арвольд с холодным спокойствием и улыбкой наблюдал за тем, как одни пустынники вырезают других. Было ли дело в простой наживе и какой-нибудь давней вражде и кровной мести, юноша не знал. Но ему, безусловно, приятно было наблюдать за тем, как вздувается и слезает клочьями кожа на роже Озура, чью голову привязал к своему седлу предводитель шайки.

Его пленником Арвольд пробыл недолго. Всего через пару дней головорезы продали его другим головорезам – так называемым погонщикам двуногого скота. Они скупали пленников у таких вот пустынных разбойников и гнали их через всю пустыню, продавая там, где больше предложат.

Арвольду не повезло остаться в золотых копях Кабара. Кровавым господам очень понравилось то, что странный пленник не боялся раскалённого железа и огня… Никто из них не понял, с чем связан его небывалый талант, но тем лучше. Ведь что толку от дракона, который не умеет обращаться?

– Предаваться одиночеству и грусти в священную ночь единения лун, значит навлечь на свою голову проклятье, мой друг. Пока мы тут харкаем кровью и изнываем от жажды, во дворце шаха Тазара рекой течёт вино и прекрасные девы танцуют с юношами танец слияния лун. Вот, держи…

Арвольд было отмахнулся, но пересохших губ коснулся край фляги, в которой, чёрт возьми, была вода! Жадно припав к ней, юноша сделал несколько жадных глотков.

– Тише, тише… оставь и мне немного. – С улыбкой прошептал однорукий, прежде чем забрать флягу и допить остатки. – Сегодня Аль Хаятти – праздник полного лунного затмения. Чтобы снискать благословение богов, всем сегодня надлежит праздновать. Так скажи мне, разве же глоток воды в нашем с тобой положении хуже вина?

Прикрыв глаза на миг от удовольствия, Арвольд тяжело выдохнул сожаление. После целого дня на жаре без воды, которой их лишили из-за того, что один из вновь прибывших пленников попытался сбежать, напав на надзирателя с киркой, трёх глотков было отчаянно мало. Но всё же лучше, чем ничего.

– Он убьёт тебя, ты знаешь? Когда обнаружит, что ты стащил у него флягу.

Однорукий тихо рассмеялся.

– Смерть на свободе лучше жизни в цепях… но как насчет смерти в цепях? Смерть, даже в цепях, это тоже свобода. Значит и она лучше жизни в них… Но ты не бойся. Он меня не убьёт. Иначе придётся рассказать за что. Как ты думаешь, много ли жизни в нём самом останется после того, когда остальные узнают, что он прятал от них воду?

Арвольд ядовито усмехнулся. Сейчас, когда однорукий оказался к нему ближе, а лунный диск вновь открылся на небосводе, пройдя цикл полного затмения, он смог разглядеть его лучше.

Худое, измождённое лицо и тело могли бы принадлежать старику, но однорукий вряд ли был старше тридцати лет. О том говорили и его моложавый голос, и глаза, лишённые старческой тоски по утраченным годам, и редкие, но все же яркие, сильно вьющиеся каштановые волосы. Борода на щеках однорукого почти не росла, может быть от недоедания, а может и по какой другой причине. Хоть и свободно владел общей речью, он всё же не отличался внешностью от прочих жителей пустыни. Такой же смуглый, толстогубый и темноглазый. Один из многих, если бы был покрепче, вполне бы сошёл и за кого-то из надсмотрщиков. Самой яркой деталью в его внешности были разве что три неприятные выпуклые родинки, венчавшие его лоб на равном расстоянии друг от друга, словно три зубца короны. Возможно, потому другие пленники и звали его принцем.

– Как ты узнал, что сегодня будет лунное затмение? По мне, так была самая обычная ночь.

Спросил его Арвольд. Теперь, после нескольких глотков воды жажда и тяжёлый сон отступили. Спать юноше больше не хотелось.

– Нет… не обычная. Такая бывает лишь раз в два с половиной года… – Однорукий широко улыбнулся ему своими ровными белыми зубами. – Я рос хилым и болезненным ребёнком, не то что мои братья. И отец в своей мудрости, вместо войска определил меня в ученики к Золотой Дюжине, самым видным учёным всего востока. К их совету обращаются даже кровавые господа и погонщики двуногого скота… Благодаря знаниям законов природы и способности к чтению её знаков, они предсказывают, когда лучше сеять, когда жать, когда готовиться к засухе… или когда воевать. Что им предсказать какое-то лунное затмение?

Арвольд горько усмехнулся. Сумасшедший или просто фантазёр? В золотых копях Кабара многие быстро сходили с ума – вечная жара, скудная пища, тяжёлый труд и постоянные избиения. Не так-то просто в таких условиях сохранить здоровье, что и говорить о разуме.

– Значит, ты и правда принц… и что же принц забыл в этой забытой богами дыре?

– Вероятно, то же, что и дракон. – Просто ответил тот, заставив юношу задержать дыхание. – Я слышал, как надсмотрщики шептались о юноше, который не боится огня.

– Дракон… – фыркнул Арвольд, пытаясь свести всё в шутку. – Если ты такой же принц, как я дракон, тогда всё ясно.

– Что ясно?

– Неужели ты думаешь, что будь я драконом, то не спалил бы всё тут к чёртовой матери? Я не дракон, а ты не принц. Мы с тобой рабы на золотых копях Кабара, мясо на столе кровавых господ, вот и всё.

Однорукий смерил его задумчивым взглядом и улыбнулся, совсем не взрослой, а какой-то детской, непосредственной улыбкой. Словно несколько минут назад его не избивал озверевший от усталости пленник, словно его ноги не сковывали тяжёлые цепи, а правая рука была на месте, как и левая.

– Знаешь, дракон, несмотря на милость моего отца и все старания наставников, я плохо учился. Мне всегда скучно было посвящать время тому, что пытались донести до меня учителя… я хотел чего-то другого… понимаешь? Зазубривать геометрические аксиомы и тонкости гидравлики было не так интересно, как читать о древних воинах, опасных приключениях и диковинных существах. Ах, что с меня взять, я был глупым непоседливым мальчишкой… Может быть, что и глупее многих…

Он грустно вздохнул, задумавшись о чём-то своём и тихо продолжил, опасливо озираясь на других пленников в пещере. Казалось, что все они сейчас спали. Но как знать… может быть, и внимательно слушали разговор двух странных друзей по несчастью.

– Однажды, когда я сидел в библиотеке, готовя доклад о мелиорации, мне попался интереснейший свиток. Имя его автора мне не дано было узнать… мыши съели изрядно от начала сего труда, включая название и обстоятельства, при которых он был написан автором, но не суть. Трактат этот был об обращении драконов. И, скажу я тебе, умение обращаться, мой огнедышащий друг, это тоже сложная наука…

Сказав это, он вдруг поднялся и, подобрав свои цепи, чтобы не разбудить уснувших пленников, быстро пошёл прочь, к другой стороне пещеры, оставив Арвольда наедине со своим смятением…

Ведь как это возможно? Здесь, на краю мира, в грязной кровавой яме, в которой ему, казалось, и суждено было умереть, он встретил единственного человека, который мог ему помочь?

Как ни старался, уснуть ему больше не удалось. С ночи и до самого рассвета все мысли Арвольда были только о принце. В отличие от однорукого. Тот спал у противоположной стены пещеры, как невинный младенец – свернувшись калачиком и подложив под щеку единственную руку.

С первыми рассветными лучами в пещеру гремя дубинами по стенам и, стращая пленников ругательствами, пришли надсмотрщики. Трое крупных бритоголовых пустынника открыли замки и погнали измождённых мужчин в шахты. Как и каждый день до конца их жизни им предстояло дробить камень и вытаскивать его из штольни на поверхность, чтобы другие пленники там, наверху, дробили его в мелкую пыль в поисках золотых самородков.

Арвольд наблюдал за принцем. Некто, сказавший вчера, что ему недолго осталось, был прав. Неизвестно почему бедолагу не убили сразу, после того как отняли руку, ведь толку от него было даже меньше, чем от дряхлых стариков. Измождённый однорукий едва переставлял ноги, изо всех сил взваливая себе на плечи корзину, полную камней. Он спотыкался и падал, роняя их и собирая вновь. Надсмотрщики же смеялись над ним, называя падалью и всё ещё не забили до смерти только потому, что сделали ставки на то, сколько дней калека протянет в копях.