На третьей и последней фотографии Влад, сгорбив плечи, стоял под дождём на остановке, ожидая свою маршрутку.
Неведомый фотограф умудрился заснять его крупным планом: на тёмных волосах бисеринки дождя, уголки губ чуть опущены вниз, и только глаза – яркие и пронзительно синие выделяются на печальном лице Влада.
На этой фотографии он был чем-то похож на Пьеро.
Я не знаю, как описать бурю эмоций, которая охватила меня при виде этих фотографий. Я забыла о том, что сижу в аэропорту, забыла о Гае, забыла даже о Яне, перебирая фотографии и вглядываясь в черты лица своего бывшего преподавателя, который когда-то признался мне в любви.
Что Влад думает обо мне сейчас?
Ненавидит, разлюбил, позабыл?
Вариантов очень много.
Он мог подумать, что помимо Эли в тот вечер бала-маскарада в Согинее маньяк напал еще и на меня и что я мертва.
Или что это я маньячка – убила Эльвиру и скрылась.
Дико звучит, но чего только не бывает.
Хотя, скорее всего, Влад решил, что я сбежала вместе с Гаем. Наплевала на него, на его чувства, даже смс не написала напоследок.
Я должна его увидеть!
Должна поговорить с ним, все объяснить. Я ведь теперь так перед Владом виновата – вовек не искупишь свою вину.
Он открылся мне, а я дала надежду, а потом просто исчезла.
Да он меня тварью последней наверняка считает.
А, может, и не думает уже обо мне?
– Ева, – тихо позвал Гай. – Почему ты плачешь?
Действительно, плачу.
И не могу остановиться. И вправду, почему?
– Что произошло, когда полиция увела меня из твоего номера? – спросил Гай и добавил, сделав паузу. – Ты была на Модиано?
Я кивнула и зарыдала еще сильнее.
Что-то произошло со мной, мой обычный рационализм впервые валялся в полной отключке, позволив эмоциям одержать полный верх.
Все навалилось одновременно: одинокие пустые дни бездумного бегства, комнатушка, заставленная камерами, в которой меня собирались изнасиловать, кровь на белых тогах греческих богов-актеров и то, как я умирала на солнцепёке от запаха тухлой рыбы и страха, что увижу безумные глаза Яна совсем близко…
И новость о том, что Влад жив, которая потрясла даже больше всего остального, пробудив какие-то неясные мысли, чувства и образы.
Гай привлёк меня к себе, а я не нашла сил отстраниться.
Если быть совсем уж честной, мне не хотелось этого.
Он был живой, сильный, настоящий, от него пахло каким-то свежим пряным цитрусово-древесным запахом, совсем чуть-чуть, но этого хватило, чтобы растаять, уткнуться в его плечо.
– Дурочка ты, Ева, – Гай положил ладонь на мою макушку. – Безрассудная, самонадеянная, упрямая дурочка. Моя.
Мягкость его тона никак не вязалась с жесткими словами, которые он произнёс. Они должны были прозвучать снисходительно, а прозвучали нежно.
– Ты один умный, – сказала я, отстраняясь.
Что это со мной?
Дурацкая слабость!
Пусть он не убивал Влада, но это ещё ничего не значит.
Наверняка у Гая припасено пару тузов в рукаве. Такой это человек.
– Умный бы сейчас снимал сливки в городе, – усмехнулся Гай. – С подачи Яна стал уже, по меньшей мере, мэром, скупил бы на корню полицию и прокуратуру, выстроил настоящий замок, забил его подвалы кокаином и оплатил проституток экстра-класса.
Сказанное им прозвучало настолько цинично и мерзко, что я поморщилась и бросила:
– Так что же помешало?
– Ты, – просто ответил Гай. – Ты – неучтённый фактор, моя слабость, моя необходимость. Чистая моя половина. Все хорошее, что есть во мне – это ты, Ева.
– Хочешь сказать, в тебе осталось что-то хорошее. Да ты же продался ему со всеми потрохами!
– Положим, не со всеми, – резко перебил Гай и, помолчав, добавил, – Я хочу все исправить.
– Что?
В горле сразу пересохло, и голос мой стал похож на хрип глубоко простуженного человека.
Я ожидала, что Гай скажет, что это не мое дело, велит мне больше не поднимать тему его предательства, начнёт оправдываться, объяснять, как дошел до жизни такой…
Я ожидала всего, чего угодно, кроме этих простых и таких важных слов.
– Это ты можешь бегать, ты привыкла так жить. Этим ты выживаешь, – продолжал Гай серьёзно. – Знаешь, чего мне больше всего хочется сейчас? Схватить тебя в охапку и бежать с тобой на край земли, но я не могу. Я не такой человек, Ева. С тем, что у меня сейчас творится в душе, нельзя жить спокойно, да и ты меня таким не примешь.
– Я тебя никаким не приму.
Я впервые видела его таким… открытым.
– Уверена? – ухмыльнулся Гай. – Ты же любишь меня, просто не отдаёшь себе в этом отчёта. Всегда любила. Я знаю.
Он говорил это с такой уверенностью, что я и сама на мгновение поверила его словам.
Конечно, любила. Конечно, люблю!
Я, как завороженная смотрела на Гая.
Одним взглядом, всего лишь одним взглядом он мог сказать так много, что хватило бы на целую главу книги.
Но фотография Влада в моих руках заставила опомниться, стряхнуть с себя наваждение.
Честное слово, с таким даром убеждения ему точно надо в политику.
– Как мне любить тебя, если ты меня предал? Может, ты опять обманываешь? Откуда эти фотографии?
– Какая разница, откуда… – поморщился Гай. – Влад жив и здоров. Ну, думаю, что здоров, хотя, учитывая, как много он курит, я не был бы в этом на сто процентов уверен. Я не убивал его, Ева. Ян пытался подбить меня на убийство, это так, но ты и сама знаешь, что мне трудно навязать свою волю.
– Господи, Гай, я как подумаю, что ты с ним якшался, прямо дурно становится, – пробормотала я. – Я не смогу простить тебя, понимаешь, просто не смогу…
– Я и не прошу у тебя прощения. И оправдываться не собираюсь. Все, что бы я сейчас не сказал – будут пустые слова, слова на ветер, – усмехнулся Гай. – Я всего лишь предлагаю тебе свою защиту и помощь. И искренне надеюсь, что тебе хватит мудрости их принять.
Подумайте только, он даже не хочет попросить прощения за свою подлость!
– А если не хватит?
– Если не хватит, он найдёт тебя и очень скоро, – сказал Гай, не глядя на меня. – Достанет даже на краю земли. Куда бы ты не уехала – в Австралию, в Антарктиду, Ян найдёт. Сделает из тебя нечто себе подобное. А потом я тоже вас найду, увижу вместе и пущу себе пулю в голову. Ну, или он меня раньше отыщет и убьёт каким-нибудь весёлым способом. Но по мне – так лучше пулю. Выбирай, какая концовка тебе больше нравится.
– Вообще-то ты сам говорил, что ему нельзя сопротивляться, и от него можно только бежать, – напомнила я.
– Я ошибался, – ответил Гай, кажется, не обратив внимания на мой ехидный тон. – Я не предполагал, что он хитер настолько. Передо мной он играл одну роль, перед тобой другую, он перебирает эти маски из миткаля – надевает то одну, то другую – и отбрасывает. Ян безумец, и в безумие превращается все, к чему бы он ни прикоснулся. Иногда мне кажется, что он и вовсе не человек, а существо, кем-то слепленное. Что у него не было отца, матери, что его просто сделали из какой-нибудь компостной кучи.
Гай как будто бы спохватился, кинул на меня взгляд и замолчал.
Странный у него в этот момент был взгляд.
В нем свозила… готовность. Обречённость? Безысходность?
– Ты хочешь сказать, что за Яном кто-то стоит? – прошептала я.
Уж что-что, а такое мне в голову не приходило никогда.
– Может быть… Не знаю, – неопределённо ответил Гай. – Когда дело касается Яна, нельзя ни в чём быть уверенным. Но одно я могу сказать наверняка. Нам нужно вернуться.
Вот так вот.
Это «нам» прозвучало очень твёрдо и уверенно, точно было в порядке вещей. Точно Гай ни секунды не сомневался, что я приму его предложение и вверю ему свою жизнь.
И только потом до меня дошёл смысл всей фразы.
– Нет… – не веря своим ушам, произнесла я. – Ты же это несерьёзно? Зачем возвращаться в город, из которого я сбежала? Ты же сам говорил, что там жизни не будет. Там же все пропитано им! Это его вотчина. Его бредовый остров, где он хозяйничает, как хочет!
