Наконец, я понимаю, что так просто сойду с ума, и решаюсь сходить поискать ночной бар, чтобы заказать себе чашку кофе. Мысль о том, что по возвращении придётся снова проверять все закоулки номера, страшит, но я уже вышла в коридор.
Бар нашёлся тремя этажами ниже.
Здесь очень шумно и многолюдно, гремит музыка и хлещет из-под потолка пена. Я показываю бармену свой зелёный браслет (означающий, что для меня здесь «все включено») и прошу кофе, уточняя по-русски: «Очень крепкий». Молчаливый неулыбчивый парень ставит на стойку маленькую белую чашку на блюдечке, в которой плещется почти чёрный напиток.
Я благодарно киваю и тащу добычу в номер.
Включая телевизор, тут же попадаю на греческие новости. Едва увидев на экране знакомые ряды Модиано, тела на асфальте в белых туниках, окрашенных красным, тут же выключаю, но уже поздно.
Мне снова становится не по себе и я не знаю, как пережить эти три с половиной часа, оставшиеся до отъезда в аэропорт.
По какой-то странной случайности на одной из полок рядом с часами, статуэтками и вазами оказывается русская книга – детектив в пёстрой обложке.
Она совсем новая и видно, что прочитали ее лишь раз.
После работы в библиотеке я такие вещи чувствую нутром. Наверно, какая-то русская туристка забыла или нарочно оставила, а горничные почему-то решили не выбрасывать.
Книжка ужасно глупая и написана паршивым языком, но она помогает мне отвлечься. Углубившись в бестолковые приключения девушки со звучным именем Клементина, я не замечаю, как проходят три часа.
Книга, как всегда, успокаивает, приносит в душу мир и покой. Магия печатных строчек действует безотказно.
Когда в три часа ночи в дверь, как и положено, стучится портье, я открываю ему с вежливой улыбкой, собранная, спокойная, в коротком чёрном платье, купленном на Модиано.
Сумочка-подкова очень идет к нему.
Она почти ко всему, по правде говоря, идет.
Девушка-портье желает хорошей дороги и остаётся проверять номер, а я, бесшумно ступая каблуками по синему ворсу ковра, спускаюсь вниз, где меня уже ждёт такси.
За окном мелькают ночные и малолюдные улицы Салоник.
Таксист мне попался угрюмый, а я все старалась разглядеть его лицо в зеркале дальнего вида.
Боялась, что он вдруг окажется Яном.
Поймав мой внимательный взгляд, мужчина нахмурился и отвернулся. Он домчал меня до аэропорта очень быстро, и я была этому рада. Меня все больше охватывало какое-то нервное состояние, хотелось улететь из Греции как можно скорее.
Исполинское стеклянное здание аэропорта было заполнено людьми. Стоя в очереди на регистрацию, волновалась. Почему-то мне казалось, что возникнут проблемы с билетом или с моими документами, но все прошло благополучно.
Работники аэропорта немного удивились, что у меня нет багажа, и только.
Оказавшись в Дьюти Фри, почувствовала себя в безопасности и даже решила выбрать себе духи, так как мне казалось, что запах тухлой рыбы преследует меня, пропитав кожу и волосы.
Остановилась на изящном цветочном аромате Дольче Габана Дольче, придя в восторг не только от запаха, но и от флакончика, увенчанного черной лентой и марципановой розой.
Сразу распечатав упаковку, я брызнула в воздух и вошла в облачко запаха, чтобы он осел на одежде, коже и волосах.
Я очень надеялась, что Ян потерял мой след.
Хотя бы на время.
И вдруг подумала, что, может быть, именно в этот момент он чинит расправу над Гаем.
Разрезает ему спину, вытаскивает рёбра…
Наверное, я монстр, чудовище, но я не хочу, чтобы Гай умирал.
Мне небезразлична его судьба, нужно это признать.
Я должна выкинуть его из головы, чтобы не предавать память о Владе.
Внезапно через пару кресел от себя я увидела мужчину в низко надвинутом капюшоне куртки защитного цвета. Он сидел, сгорбившись и сунув руки в карманы, будто задремал.
Я понимала, что нельзя подозревать каждого парня в капюшоне, но мне сделалось жутко.
А вдруг Ян все-таки выследил?
Купил билет, прошел регистрацию… Вдруг я полечу с ним в одном самолёте?
Закрытое пространство, огромная высота, ничего не подозревающие и беспомощные пассажиры…
От одной мысли, в какой кошмар и бред способен превратить этот рейс Ян, мне стало совсем худо.
С испугом вглядываясь в мужчину в куртке, я с ужасом находила в нём все больше знакомых черт.
Худой и какой-то неопрятный. На ногах раздолбанные грязные кроссовки. Одно плечо держит чуть выше другого.
Напротив меня молодая семейная пара пыталась успокоить орущего ребёнка, совсем маленького, месяцев восьми.
Малыш заходился в крике и показывал пальцем куда-то в сторону… В сторону мужчины в капюшоне.
Я вжалась в кресло. Во рту появился противный привкус меди, в ушах зазвучал знакомый гул.
Теперь мне не уйти от Яна… Теперь нет… У меня не было больше сил сопротивляться, куда-то бежать. Я обхватила себя руками и ждала, когда парень поднимет голову и улыбнётся мне из-под капюшона знакомой Яновой ухмылкой.
Я стала загнанной дичью, покорно ждущей, когда охотник вскинет ружьё.
– Ева, успокойся. Это не он.
Вздрогнув, обернулась на соседнее место и вместо сидящей там женщины увидела Гая.
Гладко выбрит, причёсан, свеж, и убийственно спокоен. Вот что за человек такой?
Ни наша его полиция не берёт, ни даже греческая!
– У тебя лицо такое, как будто по нему сапогами прошлись, – продолжил Гай. – Возьми себя в руки.
Его грубые слова подействовали как отрезвляюще. Я действительно превращаюсь в параноика.
– Откуда ты знаешь, что это не Ян?
– Видел, как он проходил регистрацию, – снизошел до ответа Гай.
– Ну, спасибо, что успокоил, – чувствуя себя совершенно по-дурацки произнесла я. – А теперь уходи!
– Вообще-то я тоже лечу этим рейсом, – сообщил Гай. – Даже на соседнем с тобой кресле. Может, нет смысла мне уходить?
Я даже дар речи от такого вероломства потеряла.
– Зачем? – воскликнула громче, чем следовало, и сразу понизила тон. – Забудь меня. Пожалуйста, Гай! Я не хочу иметь ничего общего с… убийцей. Если ты не возьмёшь билет на другой рейс, я снова обращусь в полицию. Я не отступлю, Гай. Что бы ты ни сделал, я не прощу тебя за Влада. Никогда.
Я впервые назвала его этим страшным словом, но он даже не поморщился.
Я закончила свою речь очень спокойно.
Я говорила правду.
Выслушав меня, Гай не стал оправдываться, возражать, уговаривать или клясться в вечной любви.
Он просто достал из своего кейса вскрытый квадратный конверт и протянул мне.
Я машинально взяла, почувствовав внутри что-то плотное.
Подняла на него глаза.
– Что там? Что?
Гай молча смотрел на меня.
Не зная, чего ожидать, я открыла конверт и достала несколько фотографий.
– Этого просто не может быть… – прошептала.
Господи боже, я его похоронила, я его оплакала, я поставила свечу за упокой его души.
Я поверила в то, что он убит, поверила слепо, безоговорочно и постаралась забыть, тогда как он был жив.
Влад жив.
Фотографии непрофессиональные, и все-таки очень качественные и яркие, как будто снимали на хороший телефон.
На первой Влад стоял на ступеньках Согинеи, прикуривая сигарету.
Мимо шли студенты, но ему, похоже, было все равно. Это было что-то новенькое, потому что курящим я его видела лишь раз – в ночь, когда он признался мне в любви.
А тут так демонстративно, напоказ – я хорошо помнила развешанные по Согинее правила, гласящие, что курить на территории академии строго запрещено.
Влад как будто стал ещё бледнее, ещё болезненнее, чем я его помнила. Черное пальто было неожиданно стильным и здорово шло ему, учитывая в какие старомодные одежки Влад всегда одевался.
Вторая фотка явно сделана с одной из ступенек расположенной амфитеатром лекционной.
Влад читал лекцию у кафедры. Это было так обыденно, привычно и так позабыто, что у меня даже сердце защемило.
Я обратила внимание, что на доске позади него была мелом выведена дата. Позавчерашняя.