Дежурящая на ресепшене девушка-гречанка распахнула двери ресторана и включила первый ряд ламп.

Так как из Флегры в Метеоры ехала только я, то завтракать мне предстояло в гордом одиночестве.

Впрочем, в том, что ресторан открыли только для меня, было нечто забавное и приятное.

Я налила себе кофе со сливками, положила на тарелку сосиску из лотка, сыра и пару сладких булочек и села за самый первый стол, чего обычно себе не позволяла, выбирая самые дальние столики.

– Приятного аппетита! – мягкий тенор заставил меня поперхнуться.

Садовник, будь он неладен! И чего ему в такую рань не спится? Кажется, его зовут Прочорос…

Грек, и, не подозревая, как смешно звучит по-русски его имя, стоял, поигрывая мускулами под очень обтягивающей белой футболкой, как будто напрашиваясь на сравнение с Аполлоном.

Честно говоря, я не люблю таких вот накачанных парней с кубиками на прессе и рельефными бицепсами.

Может, я не вполне нормальна…

– Метеоры – прекрасная экскурсия, – заметил Прочорос. – Лучшая из всех, которые тут предлагают. Вы знаете, что Метеоры в переводе с греческого – «Парящие в воздухе»?

– Нет. Но звучит очень красиво.

– Ещё красивее будет, когда вы увидите монастыри. Они как будто парят на землёй, над равниной, – произнёс садовник, наливая себе кофе и присаживаясь за мой стол с твёрдым намерением поболтать.

– Не терпится увидеть, – сказала я, поднимаясь. – Мне сказали, нужно быть у входа в отель в половине шестого. Удачного дня!

– И вам, Афродита! – улыбаясь, пожелал садовник и, как будто спохватившись, хлопнул себя по лбу. – Ох, перепутал, Ева!

Автобус прибыл точно по расписанию.

Забравшись на второй этаж и заняв милое местечко у окошка, я подумала, что, наверное, стала совсем дикой.

Надо было поболтать с этим Прочоросом, может, даже пофлиртовать, он явно не против… Но делать этого совершенно не хотелось.

Не хотелось флиртовать ни с ним, ни с кем-либо другим. Что-то со мной явно было не в порядке.

Я посетила местного парикмахера, может теперь к местному психиатру сходить?

Представив себя на кушетке судорожно сжимающей клетчатый носовой платок и рассказывающей незнакомому дядечке про свои глубоко личные переживания, я хихикнула.

Возможно, просто все дело в том, что мне не нравятся греки?

Автобус постепенно заполнялся людьми, которых водитель подсаживал у отелей, расположенных на побережье. Когда туристическая группа была, наконец, укомплектована, мы доехали до Салоник. Это крупный мегаполис Греции, почти такой же по величине и значению, как и Афины.

Здесь к нам присоединился гид, который начал немного нудновато про эти самые Салоники рассказывать. Он сыпал историческими датами и разными названиями так обильно, что я совсем отвлеклась, пока впереди не показалась огромные царственные горы.

Вершины их тонули в шапке тумана.

Это был знаменитый Олимп – место обиталища греческих богов. В связи с этим гид сменил тему и принялся рассказывать про Зевса, Геру, Афину, Гермеса и перипетии их семейных отношений.

В Согинее мне безумно нравились поэмы Гомера.

В них было что-то необыкновенное, чарующее, и это не портил даже тяжеловесный слог поэм.

Удвоенный дактиль, вспомнила я, улыбнувшись.

Влад вбивал нам это в головы и даже заставлял заучивать начало «Иллиады» и «Одиссеи» наизусть.

– Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына, – повторила я шёпотом. – Грозный, который ахеянам тысячи бедствий содеял страшных…

Помню.

Даже сейчас помню.

Я усмехнулась, мельком посмотрев на соседнее кресло. Сидящая в нём девушка болтала с парнем, находящимся через проход и на мою фразу внимания не обратила.

И это хорошо, потому что меня саму всегда настораживали люди, разговаривающие сами с собой.

Влад был действительно отличным преподавателем, потому как сумел по-настоящему заинтересовать мифами Древней Греции.

Ему и самому нравилась эта тема, и я вспомнила, как на одном из занятий он сказал, что мечтает побывать в Греции и увидеть своими глазами места, где рождались мифы. И вот теперь я своими глазами вижу то, что так хотел увидеть он.

Покопавшись в сумке, я достала плейер, вставила наушники и наугад выбрала песню.

Могла ли я что-то изменить?

Могла ли сделать так, чтобы Влад остался жив? Спасти его?

Единственное, что было в моих силах – не давать Гаю повода для ревности. Но я и в страшном сне не представляла, что он способен на подлое и жестокое убийство.

Я не должна винить себя, не должна…

Любила ли я Влада?

Не знаю.

Но мне горько осознавать, что его больше нет на белом свете.

Все сплелось в один клубок: мания Яна, предательство Гая, смерть Влада, а впереди у меня снова бегство, неизвестность, бесприютность.

Но ведь нельзя бежать вечно, и я уже это поняла.

Только как быть, если останавливаться страшно?

Мне больше не удастся уйти от Яна, если он меня поймает, и он сделает со мной все, что хотел, все самые отвратительные и грязные вещи, которые только сможет придумать.

Принцу Миткалю невозможно противостоять.

Между тем гид объявил, что мы подъезжаем к Метеорам.

Автобус катил по долине, и никакого намёка на какие-либо возвышенности не было.

Я уже было решила, что экскурсовод что-то напутал, но за следующим поворотом показались грандиозные отвесные скалы, действительно, как будто зависшие в воздухе над равниной.

Машина остановилась у подножия одного из массивных каменных столбов, на верхушке которого виднелись песочного цвета стены и кровли мужского монастыря Святой Троицы.

Потрясающе!

Как можно было построить здание на такой высоте?

К монастырю вела выдолбленная прямо в скале тропа, и чем выше мы поднимались, тем сильнее захватывало дух от простирающейся перед глазами картины.

Глодавшая меня последние месяцы тревога отступила, и я впервые за долгое время почувствовала себя свободно и легко.

Справа и слева от скальной арки, которая являлась входом в монастырь, трепетали белые полотнища.

Я засмотрелась на них и отстала от туристической группы, которую неугомонный гид вёл все вперёд и вперёд.

Ветер полоскал ткань, и я не могла отвести от неё взгляда.

Мне не было страшно, нет, хотя последние месяцы я паранойно остерегалась любых тканей, боясь увидеть и почувствовать под пальцами миткаль, который как бы говорил, что Ян близко и готов к очередному страшному акту написанной им безумной пьесы.

Но у входа в монастырь развешаны не миткали.

Это была какая-то другая ткань, и, когда я подошла к одному из полотнищ совсем близко, она, будто сама скользнула между пальцами.

Тонкая, лёгкая, мягкая, изящная, чем-то похожая на батист, и не серовато-желтоватая, как миткаль, а снежно-белая.

Я ещё раз зачарованно провела ладонью по полотнищу, накинула на голову синий шёлковый платок и поспешила догонять свою группу, которая уже зашла в неф храма, расположенный крестом.

За небольшой деревянной дверью скрывалось помещение с очень низкими сводами и единственным двупольным окном на куполе.

Несмотря на это, неф казался наполненным каким-то ясным чистым светом. Я прикоснулась к одной из стен, думая о том, насколько она древняя и сколько всего видела на своём веку.

Камень был тёплым и шероховатым.

Через узкий проход прошли в здание храма. Ни позолоты, ни каких-либо вычурных украшений тут не было.

Только простые деревянные скамьи и печальные лики святых, взирающие с потемневших от времени фресок. Гид минут десять рассказывал об иконописцах прошлого, расписывающих эти стены, и библейских сюжетах, которые они изображали, а затем объявил, что на этом экскурсионная часть окончена и ровно через сорок минут туристическая группа должна собраться у автобуса на подножье скалы.

Наша группа разбрелась, кто куда.

Я подошла к коробочке со свечками и с удивлением обнаружила, что их можно брать бесплатно.

Свечки взяла три, их можно было зажечь от большой коричневой свечи, стоявшей тут же. Воск сразу нагрелся и потёк в моих пальцах маленькими горячими каплями, похожими на слёзы.