Тамасака-ни
Тофу хито араба
Вата-но хара
Нагэкихо-ни агэтэ
Ину то котахэё
Если изредка
Кто-нибудь спросит [обо мне],
По равнине моря
Стонущий парус подняв,
Удалилась она – так ответь [108] .
39
Когда дочь Морофути [109] , правителя Исэ, выдали замуж за тюдзё Тадаакира [110] , Укё-но ками решил жениться на бывшей там юной девушке и обменялся с нею клятвами, а наутро, сложив стихи, послал ей:
Сирацую-но
Оку-во мацу ма-но
Асагахо ва
Мидзу дзо наканака
Арубэкарикэру.
ээ
Чтоб белая роса
Пала – ждущий
Вьюнок «утренний лик»…
Лучше б его я не видел,
Тогда, верно, было б мне легче [111] .
40
Принцессу Кацура навещал принц Сикибугё-но мия, а в доме принцессы служившая девушка нашла, что этот принц очень хорош собой, и влюбилась в него, однако он и не знал ничего об этом. И вот как-то любуясь полетом светлячков, он повелел девушке: «Поймай-ка!» Тогда она, поймав светляка, завернула его в рукав своего кадзами, показала принцу и так сказала:
Цуцумэдомо
Какурэну моно ва
Нацу муси но
Ми-ёри амарэру
Омохи нарикэру
Хоть и завернешь,
Но не скроешь,
Заметнее, чем тельце
Летнего насекомого,
Моя любовь [112] .
41
В доме Минамото-дайнагона часто бывала Тосико [113] . Случалось даже, что она устраивалась в покоях и жила там. И вот как-то в скучный день этот дайнагон, Тосико, ее дочь Аяцуко, старшая из детей, как и мать, по характеру весьма примечательная, и еще Ёфуко, жившая в доме дайнагона, обладавшая прекрасным вкусом и тоже очень своеобразная, – собрались все четверо вместе, рассказывали друг-другу множество историй – о непрочности связей мужчин и женщин, о бренности всего мирского говорили, и дайнагон сложил:
Ихицуцумо
Ё ва хаканаки-во
Катами-ни ва
Аварэ то икадэ
Кими-ни миэмаси.
Вот беседуем мы,
А жизнь так быстротечна.
Чтобы облик мой
Приятен был вам,
Как бы мне хотелось! [114]
Так он прочел, и все они, ничего не отвечая, громко зарыдали. До чего же странные это были люди! [115] .
42
Монах Эсю [116] как-то лечил одну даму, и начали о них говорить в свете всякое, тогда он сложил:
Сато ва ифу
Яма-ни ва савагу
Сиракумо-но
Сора-ни хаканаки
Ми-то я наринаму
В селеньях говорят,
И в горах шумят.
Лучше уж мне, верно,
Стать белым облаком,
Тающим в небе —
таково было его стихотворение.
Еще он послал в дом этой женщине:
Асаборакэ
Вага ми ва нива-но
Симо нагара
Нани-во танэ нитэ
Кокоро охикэму
Подобен я инею,
Что на рассвете
Ложится во дворе.
Из какого же семечка
Растет любовь моя? [117]
43
Этот добродетельный монах перед кельей, где он поселился, велел возвести ограду. И вот, слыша шум снимаемых стружек, он:
Магаки суру
Хида-но такуми-но
Тацукиото но
Ана касигамаси
Надзо я ё-но нака.
Подобно стуку топора
Плотника из Хида [118] ,
Ладящего изгородь,
Ах, как шумен и суетен,
Зачем таков этот мир? —
такое он стал говорить. Молвил: «Чтобы совершать молебны и обряды, хочу удалиться в глубь гор» – и покинул эти места. Прошло некоторое время, та женщина подумала: «Сказал он: куда бы мне отправиться? Поселился в глуби гор, но где же?» Послала она к нему гонца, и монах:
Нани бакари
Фукаку мо арадзу
Ё-но цунэ-но
Хиэ-во тояма-то
Миру бакари нари
Совсем
Не жил я в глуби гор.
Привычная для света
Гора Хиэ отдаленной
Всем показалась [119] .
Жил он тогда в месте, которое называлось Ёгава – Мирская река.
44
Тому же человеку дама: «День, когда вы отправитесь в горы, далек ли еще? Когда же это?» И он:
Нобориюку
Яма-но кумови-но
Тохокэрэба
Хи мо тикаку нару
Моно ни дзо арикэри
Колодец горных облаков,
Ввысь вздымающихся,
Далеко-далеко,
А значит, солнце близко,
Вот оно как! [120] —
так сложив, ей послал. Однако после этого среди людей начались всякие нехорошие разговоры, и он:
Ногару то мо
Тарэ ка кидзараму
Нурэгоромо
Амэ-но сита-ниси
Суман кагири ва.
Как ни старайся избежать этого,
Но всякому приходится носить
Промокшие одежды,
Пока живешь
Под дождем [121] .
– так сказал.
45
Когда Цуцуми-но тюнагон-но кими [122] посылал во дворец свою дочь [123] , [впоследствии] матушку принца Дзюсан-но мико [124] , чтобы она прислуживала императору, то вначале очень тревожился и вздыхал: «Как-то ее примет государь?» И вот он сложил и поднес императору:
Хито-но оя-но
Кокоро ва ями-ни
Аранэдомо
Ко-во омофу мити-ни
Маёхинуру кана
Хоть родительское
Сердце и не во мраке
Пребывает,
Но все же на пути любви к своему дитяти
Заплуталось оно [125] .
Император нашел это письмо полным очарования. Августейший ответ тоже был, но людям он неизвестен.
46
Хэйтю [126] , после того как расстался с Канъин-но го [127] , через некоторое время вновь с ней встретился. И вот после этой встречи он ей посылает:
Утитокэтэ
Кими ва нэцураму
Вага ва симо
Цую-но оки итэ
Кохи-ни акасицу
Расставшись со мной,
Ты, наверно, спишь,
А я же,
Бодрствуя,
Полный любви, встречаю рассвет [128] .
А женщина в ответ:
Сирацую-но
Оки фуситарэ-во
Кохи цураму
Вага ва кикиовадзу
Исо-но ками нитэ
Подобно белой росе,
Бодрствуя или ложась, кого же
Любите вы?
Ведь обо мне не помнили уже,
Состарившейся в Исо-но ками [129] .
47
Ёдзэйин-но итидзё-но кими [130] сложила:
Оку-яма ни
Кокоро-во ирэтэ
Тадзунэдзу ва
Фукаки момидзи-но
Иро-во мимаси я
Если в глубину гор
Всем сердцем не устремишься
Пытливо,
То ярких кленовых листьев
Цвета, верно, не увидишь [131] .
48
