Тем абсурдней все это выглядит на фоне лубковой пропаганды, специальных телепередач с экстренными включениями, как все безнадежно и запущено там, потому что не так славно и стабильно, как у нас. Однако россказнями про духовность и нравственность, когда это не подкреплено личным делом и примером, никого давно не проведешь. Попы, взывающие к скромности и покаянию, а сами рассекающие на «Бентли» и сбивающие детей на пешеходных переходах, смывают остатки веры в сметенных душах.

Вероятно, страна куда больше приобрела бы от сотрудничества и диалога со всеми сторонами, ловкой эквилибристики, нежели от бесплодной и цугцванговой конфронтации, однако дворцовые мудрецы такому приему, похоже, не обучены, им надобно постоянно создавать и накачивать образ внешнего врага, дабы оправдать свое недержание слова, неумелое руководство и неуемное воровство по вертикали. Юса жизненно необходима как средство списания своих грехов на чужой счет, а также для подготовки ко вчерашней войне, хотя война за умы и ресурсы действительно ведется, и, как показывает банальная повседневная одежда или автопром, протекает без малейших перспектив на реальное воссоздание и конечное торжество своего, родного и исконного, не говоря уже об утверждении чего-то актуального, свежего и вдохновляющего. И по сути дела все противостояние представляет собой карфагенские наскоки и сиюминутные радости из разряда «у соседа корова сдохла».

А коли так, то не остается ничего другого, кроме как возводить заборы повыше, чтобы понадежнее отгородиться ото всех: вроде бы как от злонамеренных чужестранцев, но в особенности и в первую очередь от обманутых и непредсказуемых соплеменников.

Поскольку космос толком так и не покорился, приходится прочно обустраиваться здесь, на грешной земле, а земли у нас, чего там, как у дурака фантиков. Что тут и говорить, когда саму планету обитания нарекли Землей. Она же, как известно, послужит последним пристанищем, все вокруг нее, так или иначе, вращается, не зря ведь издревле существовал культ земли-матери. Именно из данной субстанции произрастает многая пища и растительность, а еще в ней пачкаются, отчего сохнет кожа и портится настроение. В общем, эта история о том, как Андрюха устал и стал демоном, с ходу забегая вперед и путая карты, хотя куда теперь спешить, ей-богу, ума не приложу: от некоторых прежних привычек отделаться посложнее, чем от алчущего алкаша возле утреннего гастронома.

Однажды Андрюха, откликнувшись на объявление, завалился к нам на предприятие, представ уже немолодым, довольно таким типичным мужичком слегка за пятьдесят, потрепанным, но не унывающим, с порога располагающим и внушающим. Впрочем, признаться, едва уловимое лукавство я в нем заприметил сразу, хотя мне-то, казалось бы, какая разница: не я наниматель или приниматель решений. На собеседовании он с ходу подкупил напористой прямотой и откровением, что бетон перед ним так и стелется, металл слушается и повинуется, а кровельные саморезы в его крепких руках просто млеют, точно барышни после коитуса. Вот он! такого мы давно и искали – матерый бригадир старой советской школы и закалки, его-то только и не доставало в команде: бывалого и надежного, берущего на себя всю полноту ответственности и за слова отвечающего!

Штука в том, что компания, где я временно работаю, ваяет заборы и ворота по всей Ленобласти, а вот с кадрами практически катастрофа. Трудиться, будем откровенны, никто особо не любит, не хочет и не умеет, потому, видимо, что качество и значимость работы в Империи добра очень мало коррелируется с уровнем достатка и престижа профессии. Так, заслуженная и отмеченная всевозможными грамотами и премиями учительница за месяц усердного труда вполне может зарабатывать кратно меньше, чем ее безграмотная ученица за пару минут энергичных виляний бедрами под скверный аккомпанемент каких-нибудь мамкиных гангстарэперов в Твиче. А с другой стороны, если взглянуть на данный расклад под другим, более острым углом, не стоит забывать, что те самые учителя и служат основным инструментом для чародейств и преувеличений на самых прозрачных и конкурентных выборах, собственноручно или опосредованно, оправдываясь затем в кулуарах, что такая вот сложилась конъюнктура, так уж здесь повелось, тем самым лишая своих воспитанников исторических перспектив на выход из замкнутого круга, множа закольцованность экзистенции.

Тем не менее на Андрея, как я заметил выше, возлагались нехилые надежды: кто, если не он? Однако после крайне геморройной сдачи первых двух объектов под его началом все иллюзии развеялись как дым, в связи с чем в кратчайшие сроки он удостоился иронического прозвища «Спецмандраж», в передразнивание конторы, из которой переметнулся, то есть некого «Спецмонтажа». А все оттого, что каждый телефонный звонок в его исполнении звучал дерзким вызовом, суля очередные пренеприятнейшие известия: непременно ранним утром, в день старта проведения работ у него неожиданно ломается машина, а потому надо бы все отменить и перенести на другой раз; затем вдруг запил напарник Коля, а без него куда и как? потом, по классике, украли инструмент, а вы свой не одолжите? На этих злосчастных двух объектах он неведомым образом умудрился спалить сразу три комплекта недешевой импортной автоматики, что устанавливаются на откатные ворота – дело мастера боится, ага. После эдаких номеров, со скрипом получив свой скромный гонорар за вычетом всех нанесенных убытков, он технично и бесспорно исчез с горизонта, так что дальнейшая его участь покрыта тайной. При этом, не сомневаюсь, что и по сей день он продолжает куролесить где-нибудь по просторам губернии и выдавать себя за настоящего профи с солидным послужным списком и золотыми руками.

Что ж, каюсь, да кто я сам такой, чтобы подтрунивать и осуждать: всяк добывает свой хлеб как умеет, а сверхспособность втираться в доверие – практический талант, присущий не всем, совсем не всем. Признаться, мне не довелось выстроить с Андрюхой настолько доверительных отношений, чтобы разузнать подробности его биографии, детали взлетов и падений. Хотя падений, сдается мне, случалось куда больше, а взлеты едва ли были высокими. И все же к героям повествования я привычен относиться через призму симпатии, какими бы неоднозначными они ни были. А неизвестность – отнюдь не недостаток, не упущение, так как оставляет широкие просторы для вымысла почти без границ, а также без рисков судебных исков от уязвленных сородичей, поклонников и прочих наследников.

Не могу знать достоверно, однако прямо-таки вижу, как с самого детства Андрей обожал разбирать всяческие электроприборы и предметы быта в стремлении докопаться до истины. Закавыка заключается в том, что собрать обратно, в исходное состояние, получалось отчего-то далеко не всегда, что частенько приводило к недоразумениям и суровым отцовским затрещинам и нравоучениям. Но разве могли подобные издержки остановить безусого энтузиаста? Нет, не могли. И не остановили. Должно быть, он страстно веровал в свое дарование и благородный путь открывателя, а потому как мог утверждался на поприще рукастого и головастого мужика, каковые у нас всегда при делах и нарасхват.

Между тем детство уперлось прямо в железнодорожное училище, кое-как законченное, без предметного интереса и трепета: пристроился куда взяли, к тому же рядом с домом, а там уж… как-нибудь образуется. Правда, здесь вдруг грянуло время решительных перемен, где только задумаешь что-то одно, как случается нечто такое второе, что уже и третьему не бывать. Только-только выпустился из училища, приосанился, огляделся вокруг, как посыпалось вообще все, включая нерушимый союз, как тут не растеряться? А Андрюха не растерялся и вписался в свободный вещевой рынок легализованной спекуляции, хотя к коммерции особо не тяготел и в ней не преуспел, но все-таки выжил, перетерпел в ожидании грядущего звездного часа. Трудяжничать доводилось по большей части мальчиком на побегушках, иногда даже мальчиком для битья – в зависимости от секции, где протекала дневная смена. Однако с годами, благодаря разросшемуся кругу приятельств, он приноровился подрабатывать небольшими квартирными ремонтами и починками, набираясь опыта и вынашивая в себе прорывную и деньгоемкую идею.