После таких слов председателя Совнаркома в зале возникла сумятица. Оказалось, что автору картины стало плохо с сердцем и он свалился между рядов кресел.
— Зачем вы вообще его сюда привели?! — гневно спросил Сталин у Дукельского.
— Я не знал, — отвечал Семен Семенович. — Я не предполагал. Что этот котеночек, этот Роом с двумя «о», а нет тот, который с двумя «эм». Что у него поджилки. То есть такие слабые.
Насколько было известно Ивану Григорьевичу, режиссер Абрам Роом изначально тоже был Ромм, но еще до появления другого Ромма, ныне столь сильно обласканного, предпочел стать Роомом, ибо ему так казалось романтичнее. Назвать этого Роома крупным режиссером язык бы не повернулся. Его первую картину «Бухта смерти» Ильф и Петров высмеяли в фельетоне «Драма в нагретой воде». На фильм «Предатель», действие которого разворачивается в доме терпимости, критики вылили целое море помоев. Потом была «Третья Мещанская» о любви втроем, эту ленту в целом похвалили, но сам Сталин назвал ее пошлятиной. Сценарий фильма «Еврей на земле» Роом делал вместе с Маяковским под руководством Лили Брик, она же была и ассистентом режиссера. Евреи, спасаясь от волны антисемитизма в Центральной России, успешно осваивают черноморское побережье Крыма и Кавказа. Задумка сильная, а фильм слабый. Потом Роом выпустил еще три фильма, не имевших большого успеха.
И вот теперь такой провал, да не где-нибудь, а в главном кинотеатре СССР! Беднягу подняли, привели в чувство и увели из зала.
— Семен Семеныч, кто вам дал санкцию привести сюда этого хлюпика! — негодовал Сталин. — Шумяцкий всегда испрашивал разрешения, а вы занимаетесь самоуправством. Немедленно сдавайте все дела по кино и следуйте по месту нового назначения!
Потом Сталин попросил еще раз показать «Большой вальс», авиаторы продолжали возмущенно переговариваться, и сам Ворошилов призвал их к тишине, но главное, что Санечка не допустил ни одного сбоя, прокатив обе картины, как с ледяной горки на саночках.
После позора Дукельского и успеха Ганьшина Иван Григорьевич ожидал скорого назначения, но прошло еще две недели, прежде чем его вновь пригласили в Кремлевский кинотеатр. На сей раз народу в зале оказалось немного: Сталин с дочерью, Ворошилов с женой, Молотов с женой и десятилетней дочкой, Каганович с женой и восьмилетним приемным сыном Юрой, Дукельский и Большаков. Присутствие жен и детей и отсутствие суровых военных дядей предполагало, что нынешний показ будет семейно-детским, но сначала смотрели второй после «Медведя» фильм Исидора Анненского, и тоже по Чехову — «Человек в футляре». Большаков, зная, что скоро будет такая картина, нарочно накануне перечитал чеховский рассказ и, когда спросили его мнение, вновь оказался впереди на лихом коне.
— По сравнению с фильмой рассказ Чехова выглядит конспектом, — заметил Большаков. — Игра актеров великолепная, особенно хороша парочка Жаров — Андровская. Беликова в конце даже жалко, а у Чехова не жалко. И очень много смешных придумок, которых у Чехова я не припомню. Например: «Он и в бреду говорит только то, что дозволено». Или: «Я никогда не была красива, но всегда была чертовски мила». Или еще: «Каждый нормальный индивидуй обязан вступить в брак. Но с особой женского пола, а не с велосипедом». Или другое: «Начитался газет и сам у себя произвел обыск, ничего не нашел, но сам себя отвел в участок». Вероятно, взяли из других рассказов Чехова. А может быть, режиссер, а он же и сценарист, сам придумал. Единственно «мантифолия с уксусом» — что-то знакомое.
— Это из «Палаты номер шесть», — безошибочно определил Молотов. — А что такое мантифолия, не знаю.
— Молодец, Дядя! — похвалил Вячеслава Михайловича главный зритель. — Это по-гречески. Только правильно «мантифония» — высказывание пророчеств. Еще, помнится, в семинарии на уроке греческого, если отвечаешь, но не вполне уверен, надо было говорить: «Мантифо» — «Я полагаю». Так что, товарищи, стало быть, хорошая фильма?
— Скукотища! — встряла тут Светлана, поставив Большакова в неловкое положение. Но он все же решился возразить:
— Я глубоко уважаю мнение Светланы Иосифовны, но позволю себе с ней не согласиться. Картина может показаться скучной детям моложе четырнадцати лет. Но для взрослого и начитанного зрителя она, по-моему, хороша. Я бы еще отметил несколько излишнюю карикатурность второстепенных персонажей. Но это вполне в духе Чехова. И очень хороша парочка, где один говорит: «В мире есть две недосягаемые высоты — Эльбрус и я». А другой учит пить водку: «Наливаете ее, мамочку, и опрокидосом выпиваете». Уж простите меня, Светлана Иосифовна.
— Ну что, хозяйка, простим управляющего делами Совнаркома? — спросил главный зритель.
— Прости-и-им, — смилостивилась она, зевая.
Сталин усмехнулся, наклонился к дочке, поцеловал ее в щеку и произнес то, что упало на Ивана Григорьевича словно амбра небесная, смешанная с ароматом дыма элитного табака:
— Товарищ Дукельский, с завтрашнего дня все свои дела сдавайте товарищу Большакову. Будущему предкино.
Какое восхитительное слово! Пред-кино. Тот, кто стоит пред кино. Стоит и заведует им. Этим великим изобретением братьев Люмьеров, за которых можно было бы и свечку поставить, если бы Иван Григорьевич посещал божьи храмы.
А потом смотрели «Золотой ключик», только что законченный фильм Александра Птушко, сочетающий в себе игровое кино с мультипликацией, как в «Новом Гулливере», фильме, принесшем этому режиссеру всемирную славу. Большаков смотрел на экран, и ему хотелось смеяться над каждым кадром, как смеются две Светы и один Юра, настолько хороша картина, а главное, столь сильно его переполняла радость и предвкушение грядущей новой работы, куда более яркой, чем все прежние, обещающей множество новых встреч с главным зрителем Страны Советов, интереснейшим собеседником. И, дай бог, единомышленником!
Все-таки работа в Управлении делами Совнарокома сковывала творческую натуру Ивана Григорьевича, и под утро, возвращаясь домой из Кремля, он слышал в душе слова учителя Коваленко, роль которого так хорошо исполнил Михаил Жаров:
— Эх, свобода, свобода! Даже намек на ее возможность дает душе крылья!
Проект постановления СНК СССР «Об образовании Комитета по делам кинематографии при СНК СССР». (Утвержден постановлением Политбюро ЦК ВКП(б) от 23 марта 1938 г.) 23 марта 1938
Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И. В. Сталина, В. М. Молотова, А. А. Андреева, А. А. Жданова, С. В. Косиора, Н. И. Ежова и К. Е. Ворошилова, правка — автограф И. В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1188. Л. 74–81]
Постановление Политбюро ЦК ВКП(б) «Об улучшении организации производства кинокартин». 23 марта 1938
Подлинник. Машинописный текст. Подписи — автографы И. В. Сталина, С. В. Косиора, В. М. Молотова, А. А. Андреева, А. А. Жданова, Н. И. Ежова и К. Е. Ворошилова; правка — автограф И. В. Сталина. [РГАСПИ. Ф. 17.Оп 163. Д. 1188. Л. 83–87]
Глава семнадцатая. Сталинская
Весна, весна, чудесная весна! Еще неделька — и Первомай, все зазеленеет, а сейчас уже теплынь, и можно ходить нараспашку, вдыхать в себя дивный воздух и радоваться жизни, как эти люди, весело стекающиеся в здание на Васильевской улице, где семь лет назад, в мае 1934 года, открылся Дом кино, быстро ставший знаменитым и любимым для москвичей.
О чем там они щебечут, подходя к подъезду?
— Интересно, сам-то приедет?
— На Пречистенке не был.
— Но к нам-то у него особое отношение.
— Вдруг окажет честь?
На Пречистенке, она же Кропоткинская, в Доме ученых вчера и позавчера вручали премии ученым и изобретателям, многие из них — с мировым именем: Виноградов и Капица, Орбели и Лысенко, Обручев и Бурденко, всего более полусотни человек.
